Я отмалчивался, что уже сталкивался. На болоте. И лишь его глухота виновата в том, что он не слышал этого во время моего доклада гонгану. Молчал о том, что уж лучники точно окажутся бессильны против моих людей. Как молчал и о том, что три идара с двумя десятками старших воинов за спиной, могут потягаться и с Великим паладином, заставив его отступить.

Или убить.

Например, тот, с чьего тела Кодик неделю назад снял слезу Амании, был Паладином. Сильным и опытным Паладином, далеко ушедшим по пути меча. Но это его не спасло. Он даже не успел понять, что нужно спасаться бегством.

Нам вообще повезло с тем бегством после нашего разгрома, мы вот очень вовремя поняли, что нужно бежать, да и Глебол получил свою награду заслужено. Даже не представляю, как бы сильно упал дух солдат и идаров, если бы реольцы захватили походный алтарь и разрушили.

Сейчас мы, бывшие птенцы, как и все идары, освобождены от ежедневных молитв Хранителям. На них ходили солдаты и слуги. Их жар души наполнял алтарь. Идарам же приходилось его беречь на случай ночного нападения или приказа выступать.

Но у алтаря идары всё же появлялись. Кто-то обратиться к Хранителям с молитвой и просьбой, которая шла из глубины сердца. Но большая часть шли к нему, чтобы пополнить запасы жара души в своих слезах Амании.

Как шёл сейчас и я. До того, как в меня буквально врезался какой-то наглый здоровяк.

— Смотри, куда прёшь!

Причём кричал это не я.

Я напоказ огляделся. Ширины прохода между шатрами хватало, чтобы пройти пятерым. Пытавшийся сбить меня, был старше меня лет на десять. На шёлке его одеяния распахнул крылья ворон. Отлично мне знакомый. Дом Хомбро. Дом моего соученика Эстро, который не раз вбивал в меня клинок в Кузне Крови.

И кто передо мной? Его старший брат? Дядя? Более дальний родственник?

Здоровяк процедил:

— Ещё и говорить не умеет.

Я стиснул зубы, подумал, а затем подумал ещё раз. И только потом негромко спросил:

— А ты ищешь того, кто научит тебя вежливости?

Получилось не очень, но хватило, чтобы здоровяк изумлённо вскинул брови и шагнул ко мне, пытаясь сбить с ног.

Но меня на прежнем месте уже не было. Я одним движением отступил на пять шагов. Удар здоровяка провалился в пустоту и заставил его залиться краской.

От третьего от нас шатра подбежал солдат, вежливо поклонился:

— Идары, в лагере запрещены ссоры.

Здоровяк процедил:

— Скройся с моих глаз, чернь. Я не под знаменем вашего отряда.

Солдат шагнул назад, зло сверкнул глазами. Я же процедил подсказку:

— Воин, у нас нарушитель.

Солдат тут же сорвал с груди свистульку. Миг спустя над шатрами взвился пронзительный свист.

— Ты чё?!

Мгновение и свистулька летит в одну сторону, солдат в другую. Я рванулся вслед за ним, успел перехватить в воздухе и смягчить его падение. По сути, схватил как мешок, а затем поставил на ноги.

Он даже не успел ничего понять, лишь обернулся ошарашено, а спустя три удара сердца в проходе между шатров уже был десяток солдат.

Здоровяк в ответ ухватился за клинок. И в этот миг раздался знакомый бас:

— Меч в ножны!

Глебол. Много дней назад проводивший домой дочь, которую три четверти из нас даже не увидели, и эту десятицу, похоже, старший по лагерю.

Не могу сказать, что новая должность добавила ему добродушия. Здоровяк из Дома Хомбра уже и не смотрелся здоровяком перед Глеболом. Да и слова его звучали жалко. А вот то, как орал Глебол, впечатляло всех:

— Клянусь Хранителем вашего юга, мне плевать, что ты у нас проездом, а едешь в армию самого короля! Если ты не закроешь свой рот и молча, спокойно и не задевая солдат короля, не проследуешь, куда ты там шёл, то клянусь всеми четырьмя Хранителями, что ночь ты проведёшь связанным, дожидаясь, пока я доложу о твоей наглости гонгану Крау. И уже ему ты будешь объяснять, кого ты там будешь слушаться, а кого нет!

Нездоровяк из Хомбро со свистом выдохнул через стиснутые зубы и выдавил из себя:

— Я понял вас, идар.

Глебол похлопал по синему жетону с алой кистью, что висел у него поясе:

— Сейчас не просто идар, а хёнбен, властью короля.

— Я понял вас хёнбен.

— Хёнбен Глебол из Дома Верде.

— Я понял вас, хёнбен Глебол из Дома Верде.

Я с усмешкой проводил спину нездоровяка и уважительно заметил:

— А вы бы и из него могли бы сделать человека, хёнбен Глебол, попади он в птенцы.

Глебол смерил меня взглядом и махнул рукой:

— Ступай, куда шёл и не умничай.

Я вежливо сложил перед собой руки. И отправился туда, куда и шёл. К походному алтарю.

Солдат, в великолепной, ничуть не хуже, чем у моих людей броне, вежливо поклонился и напомнил:

— Идар, у вас час.

Один из людей, что приехали с обозом. Солдат гонгана.

Молча кивнув, я откинул полог и вошёл в шатёр. Здесь я был не один. Ещё трое идаров замерли у стен. Я поприветствовал их, сложив руки, и шагнул в центр шатра. К опорному столбу и чёрному прямоугольнику алтаря у его подножия. Один из краёв его был свободен, и я выложил туда две слезы Креода и Кодика, и свой медальон.

Отступил. По кругу в землю были вбиты шесты с песочными часами. Перевернул одни из них, заставив песок отсчитывать моё время.

Солдаты наполняют алтарь жаром своих душ, а идары забирают его в слёзы Амании, чтобы иметь запас для их защиты.

В этом нашему королевству повезло. Наши исары делают нас более выносливыми в сражении, по сути, удваивая или утраивая наше число. Только это позволило мне выстоять на болоте. Я невольно кинул взгляд на алтарь, где поблёскивали крохотные слёзы Амании. Да и то, будь у меня такая же капля, скорее всего, меня бы выпили Кровавые жнецы в лесном сражении или убил бы тот последний реолец на болоте.

Я же за все те схватки не потратил и половины слезы. Правда и наполнить её до сих пор не мог. Часа и даже десяти часов для этого не хватает.

Последние песчинки в часах просыпались, отмерив мой срок. Я молча шагнул вперёд, ухватил заполненные до верха слезинки и медальон. Шагнул прочь. Вернусь сюда послезавтра, когда буду получать новое задание от Глебола. Вернее, не сюда, но к алтарю.

До сих пор опасался, что привлеку к себе внимание такими частыми визитами. Слеза Амании размером с орех... Не уверен, что у гонгана Крау есть слеза такого размера.

В лагере царила суета. Десятица на исходе. Пора переносить его на новое место, туда, куда смогут по-прежнему возвращаться отряды после схваток.

Откинув полог большого солдатского шатра, шагнул внутрь. Метнул слёзы их хозяевам:

— Тренировка, пока есть время до вечернего прочёсывания этих проклятых лесов.

Наглый пробурчал:

— Да я ещё от утренней не отошёл, руки трусятся, а тута уже...

Договорить ему не дал подзатыльник от ближайшего солдата:

— Не скули, когда господин рядом.

Отвернувшись, я позволил улыбке скользнуть по губам. Эдак из него нормального воина сделают.

С каждой схваткой, с каждой тренировкой, которые я проводил дважды в день, я всё лучше использовал умения Меча льда и света. Жар души всё легче скользил по синеве меча, выплёскиваясь с него льдинками. Прочными и острыми, как сталь.

Стена клинков, которую мог выполнить далеко не каждый гаэкуджа Дома, в моих руках превращался в свою истинную форму. В Стену ледяных лезвий, которая вращалась вокруг меня, повинуясь моему желанию.

Мне больше не нужно было с завистью глядеть на тренировки Адалио, потому что мне уже давалось и третье умение — Покров клинков. Умение, которое было не сильней Стены клинков, но не требовало ни контроля, ни внимания к себе и было столь плотным, что, пожалуй, могло отбить и сотни стрел, выпусти их в меня какой глупец.

Уверен, пройдёт не так много времени, как я сумею сгустить и суть этого умения, превратив призрачные образы меча в тысячи острейших ледяных игл.

Реольца, с чьего тела Кодик снял слезу, я убил, ошеломив именно Покровом клинков. Тысячами бритвенно острых мечей. Ошеломил, заставил защищаться от них, отпрянуть от Устрашения. А затем вбил ему в грудь меч.