Хороший улов. Ради него стоило поспать пару дней на земле.

Барабан приказал остановиться, и мы замерли. Вперёд на граухе вырвался гонган Крау. Рванул поводья, заставляя грауха развернуться. Гонган оглядел нас и кивнул. Голос его хорошо был слышен даже на моём краю.

— Не буду много говорить. Знаю, не любите болтовни. Вы сами видите ворота. Скажу две вещи. Первое. То, что построили Скеро, должно принадлежать Скеро. Второе. Убейте этих реольцев, отомстите за гибель скерцев.

Наш строй взорвался криками:

— Смерть! Смерть! Смерть!

Да, мы все видели ворота. К ним, на высоте трёх канов мечом было пришпилено тело. Лица не видно, но шёлк одеяния ясно говорит, что перед нами не простолюдин.

Ударив пятками грауха, гонган вернулся в строй. Барабан начал мерно ухать, невероятным образом попадая в такт ударам сердца. Или же оно начало бить точно в ритм барабана.

Разнёсся громкий приказ:

— Идары, вперёд!

Я шагнул из строя, доставая из ножен меч. Ножны полетели за спину. Подберут. А мне сейчас они будут только мешать.

Сто шагов до стен.

Они возвышаются на высоту шести канов, это больше трёх моих ростов. Сложены из почти чёрного камня. Наверху суетятся десятки фигур. Готовятся встретить нас.

За нашими спинами раздался звук струны. В воздух с гудением сорвались десятки стрел, густо осыпали стены. Кое-кто шарахнулся в стороны, бросая свою ношу. Это явно не Кровавые жнецы.

Я скривил губы. Слабаки.

Один реолец и вовсе оступился, с коротким воплем рухнул вниз.

Надеюсь, свернул шею.

Пятьдесят шагов.

Где же все те страшилки, которыми не забывал потчевать нас гонган? Про яд, жидкий огонь и адептов реольцев, что раздувают пламя и не дают горящим идарам даже вдохнуть?

Я повёл головой, выбирая место, где я поднимусь на стену. Место, где меньше ждущих меня брёвен, чанов с кипятком, идаров и адептов.

Как-то я не проверял, отразит ли пламя полотнище тьмы.

Мерный звук барабана ускорился, зачастил.

Я тут же обратился внутрь себя, толкнул жар души из сердца, заставил его рвануться по жилам, устремиться в ноги.

Тридцать шагов северной тропы.

Воздух свистнул, расступаясь у меня с пути. Потом спохватился, сжался в тугую стену, которую мне приходилось проламывать.

Мир замедлился.

Сверху, со стены метнулся ко мне тяжёлый дротик. Толчок левой ногой, и я заставляю его промазать, безвредно скользнуть у левого плеча. Этим меня не убить и даже не ранить, но можно сбить с ног.

А я сейчас хочу только одного. Добраться до стены.

Быстрее, быстрее.

Три удара сердца и я уже у стены.

Толчок и я бегу по ней вверх, тратя набранную скорость.

На меня опрокидывается Стена клинков.

Рассечь.

За ней поток кипящей воды.

Толкнуться левей, меняя направление движения и уворачиваясь от опасности.

Мгновение и я уже наверху.

Поток клинков снёс пятёрку Кровавых, которая не успела скинуть на меня бревно, и разбился о меч идара-реольца.

— Ты...

Я не собирался слушать, что он пытался мне сказать.

Шаг влево, огонь души переплавляется в огромную светящуюся дугу, которой я перечёркиваю идара. Он затыкается, вскидывает меч, сумев выдержать мой удар. Первый удар.

Я уже рядом, бью слева, справа, чередую простую сталь и первые два умения меча.

Реолец пятится, машет мечом, отбиваясь и забыв, что мы здесь не одни.

А затем вздрагивает и хрипит, с ужасом глядя на высунувшееся из груди стальное жало. Хватает за него рукой, пытаясь то ли вырвать, то ли сломать, то ли пропихнуть обратно. Но я сношу ему голову.

Реолец падает, Адалио позволяет обезглавленному телу сорваться с меча. Мгновение мы глядим друг другу в глаза, затем молча отворачиваемся друг от друга, оглядывая каждый свою сторону стены.

И я сразу нахожу себе нового противника.

И теперь уже я бью в спину. Нет, Фату, здесь тоже не место для красивых схваток один на один. То, что создал Скеро, должно принадлежать Скеро. А реольцы должны умереть.

Этот тоже сумел выдержать мой первый удар. Мой Дождь клинков лишь распорол его одеяния и заставил обернуться.

Десять ударов бешено колотящегося сердца и я вбиваю ему клинок в сердце.

Слабак, который даже плохо знает, как держать меч.

Вокруг ещё кипит схватка, но я спрыгиваю во двор. Туда, откуда всё это время продолжают бить стрелы и лететь тяжёлые дротики. А ещё внешние техники. Реольцы, а не безумные Кровавые жнецы.

Убить левого солдата, ударить направо, рассекая сразу двоих. Реолец в многослойном одеянии адепта внешних техник пятится от меня, окатывает меня огнём.

Я успеваю толкнуть навстречу огню два полотнища тьмы, и пламя обтекает меня на расстоянии локтя. Но всё равно волосы трещат, а меня опаляет жаром.

Огонь спадает. Реольца уже передо мной нет. Он успел ускользнуть в башню. Но не успел закрыть за собой толстую дверь.

Тридцать шагов северной тропы позволили нагнать его у лестницы через два удара сердца. И снова он ударил пламенем. И снова беззвучно. Лишь вскинул пальцы в печати Агдже.

Умелец.

На этот раз я снёс шар пламени взмахом меча, заставив его расплескаться о стену, стечь на пол. Перешагнул огонь, вцепившийся в доски, ухмылкой поинтересовался:

— Это всё, что ты можешь?

Реолец, парень постарше меня, резко сменил печати. Я успел только понять, что это что-то связанное с воздухом, а по мне уже стеганула голубая плеть. И даже меч не остановил её.

Плеть обмоталась вокруг клинка, хлестнула по плечу, вспарывая одеяние и кожу. А затем этот наглый реолец рванул плеть к себе, пытаясь вырвать у меня меч.

В ярости я закружил жар души по жилам, заставляя его сделать несколько оборотов, а затем выпустил на волю через сталь меча. Огромный призрачный клинок распорол воздушную плеть, ударил по стене, высекая из камня сотни обломков в сторону реольца.

Он шагнул назад, застонал, вскинул руки, но я уже освободил меч, сплёл первые три движения, и десятки острых льдинок Дождя ледяных осколков осыпали его, разрывая одеяние, впиваясь в его тело.

Но он и это выдержал.

Упав на колени, захрипел:

— Пощади! Пощади!

Невольно следующий мой взмах меча сорвался. Удар, который должен был снести голову реольцу, даже не задел его, скользнул выше, вспорол камень стены, заставив его снова брызнуть во все стороны осколками.

— Пощади! Я буду всю жизнь служить твоему Дому!

Я оскалился, но словно мне этого было мало, из стены скользнула тень, нависла над реольцем, опустив ему на голову свою руку-лапу.

— Господин, если он принесёт вам клятву, то я прослежу, как он будет её выполнять.

Я замер. Вспомнил всё, что они говорили мне буквально десять дней назад.

Вы можете вселить нас в пленника, господин, создать с нашей помощью драугра.

Ни за что!

Меч сверкнул, развалив реольца надвое. А вот тень даже не заметила моего удара.

Я с ненавистью прошипел, позабыв об осторожности:

— Ни за что. Ни за что я не создам из него драугра, понял?

Тень бесстрастно спросила:

— А вы уже умеете это делать, господин?

Я растеряно переспросил:

— Что?

Тень всё так же бесстрастно сообщила:

— Вы же ещё не отыскали наследства, господин.

Сглотнув, я переспросил:

— Но ты же сказала, что я могу вселять вас в пленника, разве не это ты сейчас предложила?

— Нет, господин. Я предложил незримо следить за ним и не более. Следить, слушать, что и кому он говорит, а в случае нужды предупредить вас о его предательстве или лжи.

Я с ненавистью сжал рукоять меча. Эта тень издевается надо мной. Почему Безымянному было не забрать их с собой, когда он сдох?

Опомнившись, я обернулся. Не хватало ещё, чтобы кто-то услышал всё то, что я наговорил здесь.

Тень отлично меня поняла и успокоила:

— Здесь никого нет, господин. Ближайший человек у вас под ногами, в подвале. Мы бдим, господин.

Ярость схватки уже ушла. Ненависть... Она тоже притихла. Если повторять проклятия раз за разом, то они словно теряют силу. С ними свыкаешься.