Улов был хорош, по мнению Бори. Мы с Аллой переглянулись, понимая друг друга без слов. Собирали только белые и подосиновики, за три часа наполнили лишь по половине корзины, слёзы по сравнению с Севером, там бы успели дважды смотаться в сопки и обратно, навьюченные как пара верблюдов.

Зато здесь присутствовал спортивный интерес.

Сложили добычу в багажник, предварительно достав оттуда припасы. Костёр, котелок, в кипящую воду полетело мясо. Затем картошка, лаврушка, горошины перца, ещё какие-то приправы. Алла занималась готовкой и дома, ничего особенного. Но в ароматном хвойном лесу на поляне, с черничником в подлеске, под журчание речки, текущей рядом, под небом, украшенном кучевыми облаками, это было совсем иное дело, чем под крышей квартиры. Освобождённый от каких-либо полезных обязанностей, я просто растянулся на покрывале, закинув руки за голову. Как же хорошо…

Борька опустился на корточки рядом.

— Нравится? Что же не приезжаешь чаще?

— Жизнь такая. Сам знаешь, даже с родителями Аллы познакомил вас только через два с половиной года после свадьбы.

Он украдкой глянул, убедившись, что она не слышит.

— Мы так удивились! Ты взахлёб рассказывал о Валентине! Вдруг и девушка другая, и ты…

— Тоже другой? — я ступил на тонкий лёд, ощутив, что прелесть летнего дня улетучилась. — Наверно, другой. Авиация, космос. Ответственность. Чёртова всенародная популярность, надоевшая до бениной матери. Боря, учти, ты столько не пережил и, конечно, изменился меньше по сравнению с тем Борькой, которого помню до отъезда в Саратов. Повзрослел, да. Признай, внутри мы те же пацаны, что прятались от немцев в землянке.

Он вздрогнул. Больше всего не хотелось, чтоб мрачное воспоминание он попытался перебить радужными «а помнишь» из более светлой поры. Я поднялся и шагнул к Алле, делая вид, что спешу на помощь.

Нельзя расслабляться! Никогда. Я воспринимаю их как родню, но ничто меня не убережёт от разоблачения, если хоть что-то потребуется вспомнить из тех времён, когда необходимо знать подробности жизни настоящего Гагарина до авиаучилища.

Для себя сделал выводы и отмалчивался в бане с отцом и братьями, в остальное время старался постоянно находиться ближе к Алле. С ней проще, все воспоминания с ней — общие, реальные, ничего не нужно выдумывать.

Алла заходила в парную с мамой и моей сестрой во вторую очередь, когда пар ослаб. Мы же оттягивались на максималках.

Частный дом, выделенный родне сразу после первого космического полёта, бани не имел. Батька мобилизовал обоих пацанов, её отстроили из толстого соснового кругляка, позволив себе некоторый шик, и баня вышла на славу, здоровенная, вполовину деревенской избы-пятистенки по площади. В ней была парная, моечная и общая комната со столом, скамьями и вешалками для одежды.

Сам процесс подготовки к банному таинству, для многих горожан забытый или вообще чуждый, представлял целый ритуал. Растапливалась печь, причём топка выходила в моечную. Над печью находилась здоровая бочка литров на двести, наполняемая из шланга, вода в ней нагревалась почти до кипения, вторая бочка хранила холодную воду.

Старший брат наполнял ушат, бросал в него веники, непременно берёзовые для мужчин и нежные дубовые для женщин, оставлял в парной, они мокли несколько часов. По стенкам висели пучки ароматных трав. Когда температура поднималась, Валентин брал луковицы, шинковал их на тонкие дольки и раскладывал по полкам. В первый заход в парную аж глаза резало от лукового духа, но он очень быстро иссякал, а брат убеждал, что это народное средство, очень полезное для профилактики простуды. Поскольку Алла находилась далеко, апеллировать к её медицинским знаниям я не мог и мужественно терпел.

Первый раз просто сидели, тихо переговариваясь. Батя затем предлагал: поддадим? И, не дожидаясь ответа, брал воду из бадейки деревянной кружкой, кидал на раскалённые камни, она шипела, голову и плечи окатывало жаром. От пара и воды брёвна на стенах и доски полок скоро потемнеют, но пока они были свежими и светлыми, хранили особый аромат, а в первой комнате сосна ещё сочилась живицей.

В первый заход не трогали веники, держались, сколько мочи хватало. Когда «поддача» отца делала пребывание невыносимым, мы соскакивали вниз и шуровали к двери, сверху неслось отцовское «слабаки», он выходил лишь через пару минут в триумфе от победы.

Никакого душа эта баня не знала, каждый выливал на себя бадейку воды, она комнатной температуры, но по контрасту казалась ледяной. Я воображал, что вода шипит на теле, словно попав на раскалённый докрасна металл, тем более все мы были раскрасневшиеся.

Пили кваску, отдыхали — и снова в пекло. С третьего раза взялись за веники. Я на правах дорогого гостя только подставлял спину, Валик стегал меня с двух рук, приговаривая: «проси пощады».

И только после этого налегали на еду. Картошка с салом, луком и чесноком, капуста из бочки, пиво «Жигулёвское» из трёхлитровых банок… Жизнь удалась!

Отдохнули прекрасно, перезарядились, Алла и дети тоже были счастливы. Я прикопил некоторый запас прочности, сразу же потребовавшийся после отпуска.

Возвращение в Москву повлекло стрессы — на Совете главных конструкторов. Собрались в Академии наук, Келдыш, председательствовавший на заседании, дал сначала выговориться корабелам, чтоб потом не слышать стандартные упрёки, что ракетчикам уделено избыточное внимание.

Мы сидели рядом с Королёвым. Я протоколировал.

— Юра! Смотри на Валентина Петровича. Что с ним случилось?

Он был прав, Глушко прямо-таки светился.

— Понятия не имею. Похоже, его распирает. Надеюсь, Мстислав Всеволодович даст ему слово, узнаем.

Келдыш первым кивнул Королёву. Тому было чем отчитаться: продолжается подготовка к старту с посадкой корабля на Луну в беспилотном режиме, а также пилотируемые полёты обновлённого двухместного космического корабля «Восход», рассчитанного на сложные маневры на орбите и выход человека в космос. Ожидаемо, никаких сюрпризов. А вот Глушко явно рассчитывал произвести впечатление.

— С использованием некоторых наработок по РД-700 наших коллег, на «Южмаше» в инициативном порядке из сэкономленных материалов собран особо мощный жидкостный ракетный двигатель с гептиловым топливом. Как вы знаете, его применение вместе с тетраоксидом диазота в качестве окислителя значительно выгоднее энергетически. Не нужны криогенные технологии, установка проще, двигатель выдержан в тех же габаритах и тяжелее всего на одиннадцать процентов, чем РД-700, зато разовьёт в вакууме до тысячи тонн тяги!

— В теории? — уточнил Келдыш.

— В теории, — подтвердил Глушко, ничуть не смутившись. — Мы провели огневые испытания не на полной мощности. Главное в возможности гасить автоколебания в диапазоне от пятнадцати до тридцати герц. Наши учёные давно оставили опыты с керосиновыми смесями и сосредоточили усилия на высококипящем топливе, процессы сгорания изучены. Если получим минимальное дополнительное финансирование в пределах двухсот миллионов рублей, мы выведем РД-1000, таково внутризаводское обозначение агрегата, на полную тягу к Новому году, к эксплуатационному состоянию в шестьдесят четвёртом! Товарищи, мы вышли на прямой и довольно близкий путь к отечественной сверхтяжёлой ракете. Но это ещё не всё. Мы проанализировали проекты ОКБ-1 и остановленную разработку ОКБ-52 — ракету УР-500. Расчёты показывают, что конструкция товарища Королёва с шаровыми ёмкостями — не самое рациональное решение. Выпускаемые на «Южмаше» баллистические ракеты, как и временно отложенная УР-500, а также американские наработки по программе «Аполло», рассчитаны на цилиндрические ёмкости, одновременно сопряжённые конструктивно с корпусом ракеты.

— Не совсем так, — прошептал Королёв, но я внимательно слушал Глушко.

— Даже двухступенчатая ракета с одиночным двигателем РД-1000 и уменьшенным на второй ступени обеспечивает вывод полезной нагрузки более десяти тонн на низкую орбиту. Она обойдётся гораздо дешевле и в НИОКР, и в отдельных пусках, чем любые другие тяжёлые, разрабатываемые и в СССР, и в США.