Королёв будто ещё ниже и квадратнее стал, опустив голову в плечи. Да, мы добились отправки к Луне перезаправленного корабля. Да, спускаемый аппарат достиг поверхности, но как⁈ По идее, наземный оператор должен был видеть переданное камерой ЛК-1 изображение в момент снижения, у него имелась возможность подкорректировать место посадки в небольших пределах. Стрёмно, конечно, из-за задержки прохождения сигнала и видеоинформация, и команды запаздывают… Но хрен с ними, с опозданиями, по сравнению с положением, когда связи нет вообще!

В ЛК-1 имелась автоматика, попросту — торчащий между опорами датчик на длинном штыре, в любом случае она дала бы «полный газ» для ТДУ, чтоб замедлить вертикальную скорость и обеспечить мягкую посадку, если внизу ровно. Если попали на склон цирка — аппарат опрокинется. Что там произошло в действительности, не знал никто, оптика на Земле не позволяет разглядеть столь мелкий объект на лунной поверхности.

Команда на запуск ступени, поднимаемой на орбиту Луны, предусматривалась только по команде из ЦУП. Естественно, не прошла. Что самое поразительное, на третьем витке ЛОК-1 вроде бы принял сигнал на запуск двигателя и сошёл с круговой орбиты, устремившись к Земле, сам он ничего не передавал. Пролетел мимо, изменив траекторию под действием земной гравитации, и отправился в вечное плавание по Солнечной системе.

Иными словами, у Луны ракетная техника сработала штатно, электроника систем связи и телеуправления — из категории «надёжнее по батарее перестукиваться». ТАСС, не смущаясь, обрадовал слушателей сообщением об удачной мягкой посадке на Луну, правда, программа выполнена не полностью из-за сбоя связи.

Королёв и Келдыш требовали крови председателя Госкомитета по электронной технике и скальпы ответственных лиц, курировавших космические заказы. Обвинённый во всех грехах председатель того ведомства на заседании правительства развёл руками: требуемое ракетчиками оборудование выходит далеко за пределы современных возможностей науки и техники. Косыгин спросил, очень мягко интонируя: когда же эти возможности будут достигнуты, на что электронщик заверил, что обязательно — скоро-скоро, уже вот-вот, почти-почти. Когда именно? Примерно к семидесятому году. Или чуть позже.

Никогда ещё лунная программа СССР не была столь близка к срыву, как в сентябре шестьдесят третьего года.

Глава 10

10

Этот скафандр был белый, с красным флагом на левом рукаве и белым термокапюшоном на шлеме. В остальном он мало отличался от того, в котором опробовано пребывание в глубоком вакууме внутри корабля, немного усилен каркас, чтоб его так не раздувало и не пропадала гибкость в районе суставов. Нет кармана-кобуры, остался всего один внешний на левом бедре, в нём коробка аппарата для контроля за жизненными показателями космонавта.

Не прибавилось и ранца для автономной системы жизнеобеспечения. Как для миссии «Поларис Даун», в костюмчике можно дышать, только используя воздух, подаваемый из шланга. Он же гоняется по всему телу, обеспечивая охлаждение, без которого температура внутри скафандра чрезвычайно быстро поднимется до отметки «несовместимо с жизнью».

Что характерно, первоначально ранец предусматривался и находился в специальном углублении на пилотском кресле. Всего за десять дней до намеченного старта, когда уже обе ракеты «Восход» с установленными под обтекателями космическими кораблями стояли на стартовых площадках на предпусковой подготовке, случились две неоднократно повторявшихся неожиданности: разработчики скафов признались «извини, старик, не смогла», автономная система жизнеобеспечения как бы работает, но доверять ей опрометчиво, кроме того, кто бы подумал, корабль переутяжелён на двадцать шесть кило.

Заменили кресла на более простые, без ниши под ранец. Нарастили длину шланга. Выбросили парашюты, по примеру астронавтов с «Меркури», те снабжались парашютами на случай необходимости покинуть спускаемый аппарат до приводнения, но предпочитали выкинуть, здраво предполагая, что без катапульты не сумеют воспользоваться. За борт пошли некоторые приборы, наверно, вызвав предынфарктное состояние разработчиков, приготовивших пиджаки под Орден Ленина, когда их поделка зарекомендует себя на орбите.

Нелюбов и Феоктистов сидели в автобусе впереди, мы с Поповичем, дублирующим Костю — на заднем ряду кресел. Гриша, в шутку встряхнув меня за грудки, пригрозил, когда выгрузились на бетон у стартовой площадки:

— Подсидишь и полетишь вместо меня — лучше домой не возвращайся, моя супруга подкараулит и прибьёт.

— Не жадничай! Ты дольше пробыл в космосе.

— Да бли-ин… Твои час и восемь минут перебьют и год на орбите, если не первый.

— Завидуешь. Ну-ну! Ладно, как только за тобой закроются створки лифта, уж точно никто нас не поменяет.

Он кивнул и взялся за трубку отвода мочи, чтоб пометить колесо автобуса. Константин присоединился. Странная картина, когда один или два мужика испускают струйки, а полтора десятка с непередаваемой серьёзностью ждут: ритуал всё же. Смысла особого нет, система удаления мочи и кала пока никого не подвела.

За месяц до этого сдали новый Центр управления полётами в Звёздном, операционный зал размером со школьный актовый, уставленный столами, сидят десятки операторов перед экранами. Времена, когда Главный прилетал на Тюра-Там и провожал каждого, а потом шёл в бункер и брал микрофон, ушли в прошлое. Теперь в океане находятся несколько кораблей, зона радиомолчания сократилась, а связываться с «Восходом» и контролировать параметры доступно практически с любого места на территории СССР, где установлены подходящие приёмо-передающие антенны и прочее оборудование. Как только ракета-носитель отправится в зенит, опираясь на ослепительный огненный столб, тот же автобус отвезёт нас на аэродром, вечером буду в ЦУПе, как раз подойдёт время экспериментов, стыковка — через сутки.

Обнялись, что не слишком удобно в скафандрах, даже с поднятым забралом, шлемы по-прежнему несъёмные.

— Лучше меня бы вместо Титова отправили. И сразу на трое суток… Эх, не переиграешь.

Феоктистов ни о чём таком не жалел. Он вообще большей частью молчал.

За полёт получит какие-то почести, Звезду Героя. Но денег ему платят куда меньше, нет надбавки за звание и выслугу, такая вот справедливость по-советски, а впахивает и рискует наравне с офицерами.

Их увёз лифт.

Я бы очень легко, на самом деле, заместил товарища. Спускаемый аппарат так и остался единственным обитаемым пространством, чуть более просторным за счёт удаления катапульты, набор аппаратуры, соответственно, намного беднее «Союза», про «Аполло» лучше не вспоминать. Минимализм, заточенный на достижение единственной цели: опередить американцев. Поэтому мне так легко было на тренировках его осваивать, преемственность с моим первым очевидна.

«Восход-1» ушёл в рассветную синеву без меня, что к лучшему. Мечта попасть в лунный экипаж стала бы менее вероятной. Королёв с Каманиным обещали дать возможность всем себя испытать, кто не отсеялся, значит — повторные полёты не будут частыми.

Хочу в космос! Но именно на Луну.

— Поехали и мы, — бросил Попович. — Скорее бы снять…

Действительно, мы оба, не попавшие в космос, смотрелись в белых комбинезонах как ряженые. Оба молчали по пути в Москву. Он, наверно, втихую надеялся заменить бортинженера, я же думал о делах предстоящих.

В лунных кораблях нужно по-хорошему менять целиком аппаратуру связи и автоматики. Там, за сотни тысяч километров, не припаркуешь ЛОК на обочине, не скажешь: ща, только сбегаю в автосервис за новыми свечами зажигания. Электронная система связи и управления обязана быть дублированной, лучше — трижды. А это масса.

У соперников пока дела тоже не очень. Они достигли-таки поверхности Луны, но не особо удачно: «Рейнджер-4» потерял управление и просто врезался в грунт, не передав полезной информации. Был бы он советским, удостоился бы некролога от ТАСС: жёсткое приземление в заданном районе Луны с целью отработки космической техники произошло успешно. Американе, как их любил называть Королёв, честно признали, что станция накрылась медным тазом. Поразительно, как радикально у них изменится ситуация, стоит начаться пилотируемым миссиям на «Аполло».