Торможение. Я мог лишь незначительно управлять ориентацией, всматриваясь в приближающуюся поверхность, спускаемая ступень шла под управлением «Роботрона». Под нами проносился хаос из кратеров, скалистых выступов, нагромождений камней, никакого ровного места. Даже океан Бурь, лавовое поле, был весьма далёк от равнины, метеориты за миллионы лет взрыхлили и его. Как положено по инструкции, правая рука на ручке коррекции ориентации, левая — на кнопке аварийного пуска двигателей взлёта.

На финальном этапе у меня всего три секунды, чтоб скорректировать точку посадки, если внизу не окажется ровной площадки — прощай, Луна. Эту ситуацию много раз обсуждали на партсобрании, пока Комаров разок не отрезал: если ты — коммунист, никогда не нажмёшь. Садись!

Кроме того, досрочный набор высоты приведёт к тому, что я окажусь довольно далеко от «Восхода», основательно отстав. При весьма ограниченных запасах керосина и кислорода на его борту сближение и стыковка сильно усложнятся.

Поэтому — садимся, и никаких гвоздей.

Радара нет, высоту определяет оптический прибор, но как только реактивные струи дотянулись до поверхности, я заподозрил, что он врёт и показывает расстояние лишь до поднятых облаков.

Вроде бы место на четвёрочку по пятибалльной, сложно рассмотреть из-за взметнувшейся пыли, последний вздох тормозного двигателя… Ба-бах!

Нет, не так я представлял себе мягкую посадку. Даже если бы я сверзился метров с десяти, опоры выдержали бы. Тем более, корабль застыл точно не в вертикальном положении. Посмотрел в иллюминатор — там только завихрения пыли, вздыбленной реактивной струёй.

Сила тяжести в шестую часть земной ощутима, но даже где-то приятна.

— Кедр, я — Алмаз-1. Посадка состоялась. Проверяю техническое состояние.

Я спешил. Полный оборот «Восхода» вокруг Луны — около двух часов. Мне надо успеть на рандеву.

Люк долой, вывинтился из спускаемого аппарата и спустился по лестнице на поверхность, по щиколотку увязая в пыли.

Так… ТДУ вырубился явно при высоте больше десяти метров, потому так тряхнуло, опоры деформировались, а взлётная ступень будет вынуждена стартовать под углом порядка сорока — сорока пяти градусов к вертикали, что не очень хорошо. Я установил камеру, взяв спускаемый аппарат с ракурса, чтоб не бросались в глаза крен и повреждения, сам немного попозировал, затем бросился к контейнеру, он снаружи, достал оттуда вымпел, флажок и миниатюрный бур.

Любоваться просторами Луны? Быть может — потом, по фото. Я один за час с копейками выполнил программу, на которую двум американцам в моей прошлой реальности требовались многие часы. Озираться по сторонам некогда. Прихватив цилиндрик с образцами грунта, вновь втиснулся внутрь корабля и задраил люк.

Шлем не открывал, и так внутренняя поверхность обильно покрылась микрометеоритной пылью. Всего лишь крошки, а ведь они, наверно, путешествовали по космосу сотни миллионов лет, какая-то часть этих частичек прибыла с окрестностей далёкой звезды из-за пределов Солнечной системы! Но теперь они — лишь просто грязь, которую не хотелось пускать к телу.

Взлёт!

— Алмаз-1, я Кедр. У вас перерасход топлива. Алмаз-1, вы не подниметесь до расчётной высоты.

Из-за крена в момент старта? Из-за повреждения от удара при посадке? Не столь важно. По-настоящему существенно другое — хватит ли его для выхода в расчетную точку встречи с «Восходом».

Он вынырнул из зоны радиомолчания до моего взлёта, шли интенсивные переговоры.

— Алмаз-2, я Кедр. Траектория движения пересчитана. Снижение до шестидесяти двух километров… Алмаз-2, я Кедр. Ограничение топлива на коррекцию орбиты и возвращение… Алмаз-1, топливо израсходовано.

Я сам прекрасно заметил, когда остановился двигатель взлётной ступени. Больше от меня ничего не зависит. Лунный корабль превратился в искусственный спутник естественного спутника, практически вечный, потому что не тормозится атмосферой, с периодом обращения менее двух часов. На его борту есть электричество благодаря двум небольшим солнечным батареям и аккумуляторам, оттого вентилируется и охлаждается мой скафандр, а также кабина. Воздуха часов на тридцать, немного воды, всё. Без «Восхода» я гол и беззащитен перед открытым космосом, поэтому сообщение, что бортовая ЭВМ орбитального корабля отрубила тягу двигателя до окончания сближения, потому что иначе «Восходу» не хватит топлива на возвращение, прозвучало смертным приговором.

Стыковка отменена.

— Алмаз-1, я Кедр. Нам чрезвычайно жаль. Что мы можем сделать для вас?

Да ничего уже не можете. Это — конец.

Я прикрыл глаза. Напряжение, владевшее мной в последние часы и позволившее поддержать бешеный темп, уложившись в единственный виток «Восхода» вокруг Луны, куда-то улетучилось.

Можно никуда не спешить. Собраться с мыслями. Пока Леонов не улетел, и поддерживается связь с ЦУП, передать последний привет родным. А потом провести последние часы в размышлениях — что у меня получилось во второй и очень короткой жизни.

Я здесь провёл восемь лет. Восемь прекрасных лет, куда более понятных и морально комфортных, чем в том постсоветском будущем. Обеспечил, что Советский Союз первым доставил человека на Луну. А поскольку практически готова следующая экспедиция, куда больше шансов, что другой космонавт вернётся живым.

Но как горько умирать…

Простите меня все, кому обещал вернуться. Алла, Ксюша, Андрей… Вы всегда со мной, а я всегда с вами.

Если заплачу, капли не потекут по щекам вниз, я — в космосе, в невесомости.

И практически уже в вечности.

Через годы или десятилетия, наверно, какой-то корабль отловит мой гроб. Достанут моё тело, запечённое как в гриле, когда сдохнет система охлаждения. Но мне уже всё равно.

Открыть люк и шлем скафандра, прекратив всё разом? Ни за что. Каждый должен до конца выдержать отмеренное. Не знаю — зачем.

Пока не ушёл «Восход», связь работала. Я слышал перебранку Алексея с ЦУП, но не особо вникал, пока…

— Алмаз-1, я Алмаз-2, — пророкотал в наушниках голос Леонова. В нём больше не чувствовалось прежней слабости, то ли адреналин от близости провала экспедиции и гибели командира, то ли принял стимулятор. Затем он забил на правила шифрования и заорал на весь эфир: — Юрка! Не ссы. Не брошу тебя. Мы сближаемся. Готовься к переходу на «Восход» без стыковки.

— Алмаз-2, я Кедр, сообщите о намерениях, — тревожно вмешался ЦУП.

Но мы вошли в тень Луны и на время избавились от ценных указаний с Земли. В замысел Леонова не верил ничуть. Лихости от него точно не жду, пусть хоть сам вернётся живым.

А за нами придут другие.

18

Бемц! Бемц!

Я попытался укрыться от оплеух. Вот так в аду встречают прибывших?

Алексей в роли сатаны оставил мои грешные душу и тело в покое.

— Оклемался-таки. Надоело одному отбрехиваться от ЦУПа.

— Где мы?

— Не поверишь. На борту двухместного пилотируемого космического корабля «Восход-5», сделано в СССР.

— Ща я сам тебя ударю. Не посмотрю, что ты — поносник.

Он заржал.

— А давай! Мало того, что первая в истории успешная высадка человека на Луну, так ещё первый мордобой в космосе! Ладно. Ты отдыхал сутки. Только прошли границу гравитационных полей, мы уже подхвачены тяготением Земли, ещё триста тысяч километров — и дома.

— Дай попить.

— Родной матерью тебе быть не подписывался. На, пей.

В рот ткнулась мягкая трубочка.

— Блин… Ничего не помню.

— Да и вспоминать нечего. Я боялся, что корабли ляснутся, домой не на чем лететь. Хоть вылезай наружу и тормози ногами. Но твой и без топлива — больше тонны. Меня бы просто расплющило, попади между ними. Знаешь, если бы не проклятый фашистский «Роботрон», включил бы движки на считанные секунды и попал бы в стыковочный, шли ровно.

Он был достаточно бодр. Видимо, организм прошёл пиковую точку борьбы с инфекцией, космонавта не так просто уморить. Я проглотил воду и продолжил расспросы.