Премьер вообще ничего не сказал, только кивнул и указал на кресло у стола.

— Здравствуйте, Алексей Николаевич. Спасибо за приглашение. Слушаю внимательно.

Он, отбросив какую-либо вводную часть, прочитал лекцию о перспективах хозрасчёта в социалистической рыночной экономике. Оно, конечно, беспредельно лестно, что глава правительства крупнейшей державы тратит время на индивидуальное просвещение отдельно взятого майора, но зачем? Лишь к концу спича понял — он таким образом шлифует формулировки перед единственным и надёжным слушателем. А заодно упорядочил собственные мысли.

— Таким образом, Юрий Алексеевич, мы намерены распространить принципы рыночных отношений на космос.

— До самоокупаемости нам далеко, Алексей Николаевич.

— Естественно! Остаются сферы безвозмездного бюджетного финансирования. Но они тоже включаются в планово-рыночные механизмы. Совет Министров выступит в роли заказчика, заключит хоздоговор на создание космической техники и обеспечение услугами по освоению космического пространства.

— Вам виднее. Вижу, что меняется только форма финансирования, что не столь важно, пока космос не даст экономической отдачи. Например — предоставлением услуг связи за ретрансляцию теле- и радиопередач. За извоз космических туристов — на деньги богатеньких, а не только в виде дружеского жеста представителям братских компартий.

Он отмахнулся.

— В ближайшие десятилетия вы не выйдете на самообеспечение. Лучше скажите другое, институт Келдыша способен произвести анализ экономических процессов? Для капиталистической экономики, как докладывают из-за рубежа, созданы специальные электронно-вычислительные машины.

— Дело не только в машинах, товарищ премьер. В большей степени в алгоритмах, в программном обеспечении. Буржуазная экономика легче поддаётся обсчёту.

— Почему? Там же неуправляемая стихия.

— Действующая по непреложным законам, столь же стабильным, как и физические. Человеческие законы меняются, вызывая прогнозируемое влияние на экономические процессы.

— Вот как…

— У нас очень многое на ручном управлении. И сложно просчитать, какое экономическое решение примет тот или иной управленец. Особенно если к штурвалу прорвётся тип вроде Хрущёва. Вы можете представить ЭВМ, способное моделировать деятельность Никиты Сергеевича?

Я рассчитывал если не на улыбку, то на некоторое просветление мины глубокой сосредоточенности. Не прокатило.

— Плановая экономика предполагает дополнительные рычаги управления, не более. Наша задача — построить систему рыночных отношений, имеющих социальную ориентацию. Процессы в этой системе будут организованы также по стабильным правилам — с целью удовлетворения потребностей советской промышленности, обороны и граждан.

— А там где стабильность, там алгоритмы, понятно. Я только одного не пойму: почему вы рассказываете это мне, а не Келдышу?

— Потому что я вчера убедился: вы умеете быть гибким и находить нужные слова. Благодаря вашему необычному положению — без высокой ответственной должности, но с заметным влиянием, к вам прислушиваются. Уверен, даже без экономического образования вы сформулируете задачу Келдышу лучше нас. Но это не всё.

— Весь внимание.

— Существует теория, товарищ космонавт, что для самодостаточности экономики нужен определённый объём рынка. Наши торговые связи с капиталистическими странами ограничены политическими барьерами. Но если нарастить товарообмен с государствами, избравшими некапиталистический путь развития, прибавив к ним союзников из Восточной Европы, мы получим грандиозную ёмкость рынка.

— Китай.

— Именно! Население вдвое больше. Коммунистическая власть. Коммунистическая идеология, пусть не совпадающая с нашей, товарищ Суслов считает её ревизионистской, но для наращивания торговых связей не вижу особых препятствий.

— Кто-то из китайских мудрецов сказал: не важно, чёрная кошка или белая кошка, если она может ловить мышей — это хорошая кошка.

— Кто именно? — Косыгин взялся за ручку записать изречение.

Вообще-то вроде как Дэн Сяопин, вот только это изречение просочилось в СССР позднее. Поэтому ответил:

— Не помню. Важен смысл. То есть моя главная миссия в Пекине — расширение советского рынка?

— Возможно, у товарищей Суслова и Громыко иное мнение. В Ташкенте к вам сядет наш специалист и снабдит тезисами. Конечно, предложение получит и правительство КНР. Но из ваших уст оно прозвучит убедительнее, громче. Вы — наш рупор.

Но не мозг. Ладно, не очень-то и нужно.

Вышел из Сенатского, снял фуражку, вытер лоб, вернул её на место.

Разговор хороший, предметный, результативный. Но сколько ещё предстоит подобных встреч, подобных вчерашней и сегодняшней, конфликтов, маневров, интриг, чтоб что-то сдвинуть… Вроде подтолкнул, лунная программа ускорилась, но в любой момент карточный домик рухнет. В Президиуме заседают те же экс-сталинцы, что зарубили экономическую реформу Косыгина при Брежневе, запросто похоронят её и при Шелепине. Ровно также свернут лунный проект.

Что касается Китая, момент для возобновления выбран странный. Азиатская держава не восстановилась после «большого скачка», унёсшего миллионы жизней и разрушившего в значительной степени и без того отсталую экономику. Впереди «культурная революция» и прочие прелести, пока не умрёт Мао, и за реформы не примется Дэн Сяопин.

По состоянию на осень шестьдесят второго Китай не представлял ничего интересного для нас. Диктатура и репрессии куда хуже, чем в СССР в тридцать седьмом. Рынок сбыта ничтожен, потому что спрос неплатежеспособен. Товарное предложение не представляет особого интереса. И такое состояние продлится ещё лет пятнадцать, до смены лидера.

Зачем я согласился и даже вызвался? Спонтанно. А теперь понимаю, смысл есть. Нужно нарабатывать контакты, и как только ветер в Поднебесной переменится, они весьма пригодятся. На определённом этапе, пока Китай не вырос до монстра, мы можем образовать очень мощный тандем.

А пока эти политические игры уводят меня от того, чем хочется заниматься на самом деле — готовить и готовиться к космическим полётам, а свободное время проводить с Аллой и детьми.

Но кому интересны мои хотелки? Собирайтесь, товарищ майор, и дуйте в Ташкент, коль подписались.

5

Алла вздрогнула, когда поздоровался с ней «нихао» и сощурил глазки, изображая китайсу.

— Гагарин! Ты когда из космоса прилетел, не так изменился.

— Всё равно ты меня любишь!

— Ну, конечно!

Поцелуи, объятия. Ксюха прыгает вокруг. Мама, на этот раз моя, а не тёща, спешит из кухни, следом за ней несётся одуряющий запах печёного мяса.

Я — дома. Дома! Уезжать стоит хотя бы ради того, чтоб ловить кайф возвращения.

Стряхнул снежинки с шинели, успевшие вцепиться в сукно на коротком пути от машины до подъезда, и, повесив её в шкаф, снова сгрёб домашних, потом побежал к Андрюхе, бесконечно виноватый: мужик растёт без папки, живущего в командировках.

— Сразу за стол или показать что привёз?

Алла и мама:

— За стол!

Дочка:

— Покази!

Естественно, последний голос одержал убедительную победу. Я притащил из прихожей чемодан, половину его утробы занял свёрток. Очень много бумаги и ваты, даже если грузчики швырнули его небрежно, а такое случается и на спецрейсах, ничто не должно пострадать.

— Страна очень бедная. Аллочка, помнишь барак на Ленинградке?

— И вспоминать не хочу.

— Так вот, нам пытались показать обложку, парадный фасад, но невозможно скрыть реальность полностью. Поверь, что наше житие-бытие в том бараке — чистый рай по сравнению с условиями для простого люда в Пекине. Что творится в провинции, боюсь вообразить. Да и номенклатура не жирует. Одеты в одинаковые дешёвые брюки и френчи, застёгнутые под горло, жёны их — тоже в тёмное и однообразное. Машин на улицах — раз-два и обчёлся, велосипеды да повозки.

Я раскрутил, наконец, первый слой амортизации и из глубин свёртка вытащил первый презент, сняв с него шубу.