13

Город Серпухов находится к югу от Москвы, немного больше часа езды, если не выжимать из движка от «чайки» все её прожорливые лошадиные силы. Население в шестьдесят четвёртом было тысяч сто — сто двадцать, несколько оборонных объектов вокруг, из-за них я не смог отказаться и приехал. Тем более, не планировалось набивших оскомину митингов, набегов на меня пионерских стаек с цветами, вечером передариваемых Алле («эй, Гагарин, хоть бы раз за год мне цветы сам купил», а по глазам видно — всё равно радуется), торжественных речей, пожимания рук, раздачи автографов, праздничный обед с уговорами «ну по одной-то можно». Вместо заезженных схем встречи командир местной воинской части придумал нетривиальный номер — пригласить меня на футбольный матч «Звезда» (Серпухов) — Динамо (Брянск). Это были команды второго дивизиона, имевшие лишь теоретический шанс добраться до встреч с мастерами. Соперники сошлись на очень демократическом поле местного стадиона, оборудованного трибунами с одной стороны и всего в три ряда. Да, Москва, там центральные стадионы всесоюзного масштаба, меня с удовольствием запросили бы в свадебные генералы на любой матч, но я избегал подобного, а сюда поехал. Здесь живут простые русские люди, ради будущего которых и их потомков мы рискуем, седлая ракеты. С ними можно просто, без пафоса и выпендрёжа, Аллу не брал, она как раз любит показушное.

Погода радовала, начало мая, Первомай отгуляли, впереди Девятое мая, в народе куда более популярный, хоть и не объявленный выходным праздник. Команды выбежали на поле, выстроились, и вряд ли кто обратил внимание, что в «Звезде» на одного низкорослого мужчинку больше. Я переминался в бутсах, досадуя — красная майка и трусы такого же цвета слишком велики, а в запасниках «Звезды» меньше не нашлось. Старался не улыбаться, тогда Гагарина вообще ни с кем не спутать. Серпуховские футболисты горделиво переглядывались, но молчали, соперники недоумевали — с чего бы, вчерашний матч закончился вничью, что не слишком почётно, когда команда играет на своём поле против равной по классу.

Капитан «Звезды» выиграл право первого удара, думаю, судья ему помог, он в курсе. А вот для остальных прозвучало неожиданно, когда хриплый жестяной матюгальник, наверняка ведущий трудовой стаж со времени «От советского Информбюро…», вдруг сообщил:

— Право первого удара по мячу предоставляется Герою Советского Союза лётчику-космонавту СССР Юрию Алексеевичу Гагарину!

Аплодировали даже соперники, растянувшиеся в линию за центральным кругом.

Мы договорились с пацанами, что я чуть пихну мячик и сразу отпасую назад, а сам поступлю по принципу «в нашем деле главное — вовремя смыться». И тут обратил внимание, что между защитниками в белом образовалась приличная брешь. Ну как тут удержаться?

Мяч полетел между ними, а я рванул вслед, будто за мной гналась свора бродячих собак. Один из противников даже ногу выставил, но я просто перепрыгнул и выскочил к их штрафной площадке один на один с вратарём. По технике уступлю местным игрокам, зато физуха космонавта явно выше.

И только тут чувство реальности победило азарт. Мягко катнул мяч голкиперу под ноги, подбежал, похлопал парня по плечу и свалил за линию ворот. Немногочисленные зрители взревели громче трибуны московского «Динамо». Положительно стоило ехать сюда — доставить людям радость.

«Звезда», кстати, выиграла три-ноль, после такого морального допинга попробовали бы продуть!

Я быстро переоделся в гражданку, досматривал матч среди обычных болельщиков в кругу военных, а после финального свистка ко мне прибежал вестовой.

— Товарищ майор! Вам необходимо срочно перезвонить по этому номеру.

Странно… В ЦПК всегда знают, где я, но такой вызов среди мероприятия — редкость. Значит, случилось чрезвычайное происшествие. Но — никаких предчувствий, солнце светит, всё классно, как хорошо в стране советской жить, максимум — нашкодил очередной космонавт второго набора, отчислим, не впервой, и нет проблем. Даже если он немецкий товарищ, дружба-фройндшафт и прочее, подмахну приказ у Каманина: ауф видерзейн.

Я попросился в кабинет к директору стадиона, пятачок два на три метра, уставленный кубками местных соревнований, с его телефона набрал дежурного в Звёздном.

Голос офицера натурально дрожал, и это не было следствием помех.

— Товарищ Главный умер!

— Главный… Наш самый Главный?

— Так точно, товарищ майор. Сергей Павлович. Во время операции.

Он что-то ещё говорил, но рука не держала трубку. Директор подхватил её, чтоб не разбилась, подвинул мне под задницу стул, принёс стакан воды, не понимая, что происходит с VIP-гостем, а мне было совершенно не до него и вообще до всего, что окружало в данный момент.

Когда пил воду, зубы стучали о стакан.

Извинившись, бросился к машине. Ехал в солнечный день как в дождливый, только это были не капли дождя, а мои слёзы. Через какое-то время перестал их вытирать.

Порой хотелось утопить газ в пол, спешить, вдруг что-то ещё могу исправить…

Уже ничего.

Самое страшное, я виноват в его преждевременном уходе. Не заставил бы обследоваться, Сергей Павлович продержался бы ещё полтора-два года на морально-волевых, терпел боль, ему не впервой. Столько бы ещё мог! Главное, имел реальный шанс увидеть на экране посадку пилотируемого корабля на Луну. Созданного его подчинёнными и прилетевшего к Луне на его ракете. Да, блин, его космического корабля!!!

Что же я наделал…

Только когда остановился перед светофором в черте Москвы, задал себе вопрос: куда конкретно еду. И направился домой. Сегодня из меня работник как из навоза пуля. Скоро придёт Алла, она медработник и быстрее узнает подробности, сможет прокомментировать. А ещё дома комфортнее всего себя грызть.

Жена пришла позже, ведя за руки обоих детей, глаза опухли. Спросила с порога:

— О Королёве знаешь? Вижу — знаешь…

Ужинали молча. Она налила мне сто грамм коньяка.

— Не хочу.

— Прописываю как лекарство. Говорят, Мишина госпитализировали с сердцем, как узнал про Главного. Не хватает и тебе инфаркта.

Драгоценный армянский какой-то нереальной выдержки, он показался мне безвкусным. Прокатился тёплым шариком по пищеводу и растворился где-то там. В черноте души и желудка.

Ритуальные мероприятия, омрачившие Девятое мая, пронеслись, не оставив глубоких следов в сознании и памяти. Что-то похожее я замечал на лицах коллег. Неожиданная и весьма ранняя смерть Главного шокировала, выбила из колеи. Каждый, причастный к принятию решений в космонавтике, прекрасно понимал, что значил Королёв. Прилетевшие из Украины Глушко, Янгель и Челомей, реальные его конкуренты, много потерявшие в своё время из-за перетягивания ресурсного одеяла в пользу ОКБ-1, тоже стояли у гроба с вытянутыми лицами. Все понимали: если бы не он и его подвижнический труд, начиная с ГИРД и копирования Фау-2, освоение космоса и ракетостроение вообще задержалось бы на долгие годы.

Я не был с Королёвым по-настоящему человечески близок, мы не дружили семьями, он заходил к нам в квартиру в Звёздном всего раз, я к нему никогда. Поднимали чарку за столом не единожды, но это были официальные многолюдные посиделки.

И всё же существовала некая незримая, но очень прочная связь. Не думаю, что Сергей Павлович был с кем-то ещё столь откровенен либо с каждым умел поддерживать иллюзию, что на короткой ноге только с тобой.

Прекрасно сознаю, что он делал ошибки, сам же их исправлял, поддерживая бешеный темп работ. Он был глыбой, как говорили в девяностые — «крышей». Мог стереть в порошок любого, но и любой, попав в затруднительную ситуацию, запросто заходил к нему, выкладывал проблему и не без оснований надеялся — Главный её решит. Именно так — Главный с большой буквы.

Больше не услышу «расстрелять без некролога», «американе догоняют», «всех уволю без выходного пособия». Сейчас обрадовался бы даже его ругани.

Себя продолжал корить вопреки рассказам Аллы, уверявшей, что Королёва убили анестезиологи, не рассчитавшие воздействия на его организм с учётом всех многочисленных диагнозов. И вообще, сначала нужно было чуть укрепить сердце, потом удалять опухоли из кишечника. Оно не выдержало и остановилось после операции, непосредственная причина смерти: сердечная недостаточность.