— Начнём с начала: по какому поводу пьянка. Аникеев?

— Товарища провожали — из ВВС Северного флота. Наш с вами коллега, Юрий Алексеевич.

— Иван, только не нужно приплетать солидарность северных лётчиков. Да, я тоже служил на Кольском полуострове. Но меня хоть раз уличили в появлении в нетрезвом виде? Филатьев, где и сколько выпили?

— В станционном буфете. Там водка на разлив, всего-то по сто грамм на каждого, воробьиный чих! Мы же не думали, что будем выпивать, форму не сняли. Неожиданно вышло.

— Того лётчика замели в комендатуру?

— Нет, успел на поезд, — заверил Аникеев. — А к нам подошёл патруль. Мы нормальные были, предъявили удостоверения. Но старлей с танкистскими значками унюхал запах. Завидно ему, что — космонавты, а он…

— Причём вы сами напирали, что космонавты, а тот — червь, по земле ползающий, — Каманин или догадался, или больше меня знал.

Аникеев держался ровно, Филатьев понурил голову. Значит, генерал попал в точку. Я бы на месте танкиста тоже взъярился бы. Поэтому не стал выгораживать, а решил прижать:

— Так, парочка смельчаков. Если Николай Петрович позволит, у меня есть предложение. Ищите старшего лейтенанта где хотите, извиняйтесь, пусть заявит, что сгоряча немного сгустил краски и не имеет претензий. Я буду ходатайствовать перед Одинцовым ограничиться взысканием, а не представлять на отчисление из отряда космонавтов.

Апелляция к Каманину прозрачная: Одинцов в его подчинении, если генерал сию секунду меня поддержит, начальник ЦПК никуда не денется — одобрит.

Филатьев округлил глаза, видимо, не верил, что дойдёт до изгнания из космонавтики. Ранее из отряда исключали по здоровью. Были случаи нарушения режима, но фактически это тоже по здоровью, употребляющий спиртное и пропускавший тренировки не в состоянии находиться в нужной форме. Вижу, парень готов перед тем танкистом на колени пасть, протягивая ящик водки в знак осознания и искупления, лишь бы не губить карьеру. Аникеев отказался наотрез.

— Майор! Ваше мнение по обоим? — спросил генерал.

Ох-хо-хо… Словно опять в Чкаловском училище, там я помкомвзвода, здесь практически в той же ипостаси под Одинцовым, а скорее под Каманиным, нужно решать судьбу неплохих, в общем-то, парней, а ещё думать об остальных…

— Представление на отчисление. В назидание другим. Более лёгкие дисциплинарные наказания в отряде применялись, но, видимо, не принесли желанного успеха.

Каманин кивнул.

— Аникеев! Филатьев! Ожидайте приказ. Свободны. Юрий Алексеевич, задержитесь.

Я, уже поднявшийся, послушно вернулся на место.

— Что-то ещё случилось, Николай Петрович?

— Пока ты ехал из Москвы, звонил Королёв. Не знаю, что там у вас произошло, но он настаивает, чтоб первый пилотируемый полёт «Восхода» сразу сопровождался выходом в открытый космос и переходом в другой пристыкованный корабль. Даже если запуск «Восхода» с людьми придётся отложить недели на три.

Эта новость была ещё тревожнее. Наверняка Главный перед звонком Каманину успел посоветоваться с Келдышем, один такую инициативу бы не проявил, потому что пилотируемый пуск согласовывается, образуется Госкомиссия, в общем, запускается долгая бюрократическая фигня.

Я без утайки рассказал Каманину о главных перипетиях на Совете главных конструкторов. Генерал — военный до мозга костей. Из тех, кто, сняв дома форму, обнаруживает лампасы прямо на коже ног, он даже в домашней ванне и в постели остаётся генералом. Кому как не ему интересно испытание тяжёлого носителя, выводящего на орбиту большую и долговременную военную станцию. Но Каманин прекрасно понимает и политическую важность первенствовать на Луне.

— Королёв хочет рискнуть. Как тогда, в шестьдесят первом, помнишь? Он настаивал отправить Титова на трое суток, я упёрся: только через мой труп. И кто оказался прав?

— Вы, Николай Петрович. Никто не мог знать, что у Титова индивидуальная непереносимость пребывания в невесомости. Её никак не могли выявить во время полётов на Ту-104.

— Именно! Планировали так: пилотируемый полёт «Восхода» с двумя космонавтами, отработка всех его основных систем, второй пилотируемый полёт, один космонавт покидает корабль через шлюз и несколько минут проводит в открытом космосе. И только на третьем — стыковка и пересадка! На каждом этапе нас ждут неожиданности, непредсказуемые до старта. То, что предложил Сергей Павлович, утраивает вероятность проблем.

— У нас ещё пуск «Луны-4».

— Да. Но там испытывается далеко не всё, что нужно в пилотируемом. Наконец, Аникеев был вторым дублёром Беляева. Какие замены?

— Последний вопрос немного проще, чем предыдущий. Первый дублёр у него Нелюбов, ставим первым номером. Заодно очередной рекорд: никто ещё не летал в космос дважды.

— Дублёр?

— Предлагаю себя. До возобновления занятий в академии месяц. Подтяну форму в наилучшем виде, мне полезно. И с Феоктистовым хорошо сработаемся, если выпадет лететь.

Костя Феоктистов был уникум — первый инженер-технарь из ОКБ-1 в отряде космонавтов, а не лётчик, вообще гражданское лицо. И, умереть — не встать, не член КПСС! Даже не мозг, просто беспартийный, как его пропустили — настоящее чудо из чудес. Личный протеже Королёва, наверно — поэтому. Не люблю пристроенных по блату, Константин — счастливое исключение.

Не меньше я удивлялся, что среди нас служит Боря Волынов, классный парень, с таким хоть в разведку идти, хоть в контрразведку. Но маму зовут Евгения Израилевна, её сестру, тётку космонавта, Ревекка Израилевна. А ведь состав первого набора лично отслеживал сам Хрущёв, юдофоб хуже некуда, наверно, ему специально подсунули неполные или слегка изменённые данные Бори, указав в национальности русский, по отцу. И в космос не пустили в числе первых, если бы самый главный начальник узнал про космического еврея, мало бы никому не показалось.

Приступив к усиленным тренировкам, я мало уделял внимания технике, её и так знал лучше автомата Калашникова, больше волновало — прослышит ли Алла, что муж снова намылился в космос, хоть шанс невелик, у нас ни разу не меняли первый номер на дублёра непосредственно перед стартом.

Здоровье не подвело. А вот техника очень даже.

Мои наработки по размещению заказов в ГДР, Венгрии и ЧССР использовались очень в малой степени, разбившись о сопротивление Государственного комитета Совета Министров СССР по электронной технике. Понятно, что развитие своего — весьма важная штука, полагаться на импорт — впадать в зависимость от импорта. Но в желании выиграть лунную гонку мы бы пошли даже на зависимость от чёрта-дьявола, или, что ещё хуже, Соединённых Штатов.

1 сентября, к отправке детей в школу, прозвучало сообщение ТАСС о выводе на околоземную орбиту станции «Луна-4» для последующего полёта к спутнику Земли. Через сутки с небольшим «Луна-4» состыковалась в телеуправляемом режиме с аппаратом «Космос», на самом деле — с космическим танкером для дозаправки керосином и окислителем. Если обычные граждане, ждавшие от звёздных новостей обязательно звёздных же триумфов, ничего особенно не испытали, мы, причастные к организации этой экспедиции, летали на седьмом небе от восторга. Первая в мире стыковка в беспилотном режиме, на радиоуправлении с земли! Первая в мире заправка на орбите!

Но её не хватило. Наши конструкторы постоянно не вписывались в ограничения по массе. Сложнейшую операцию, при которой грозили катастрофой даже крохотные задержки прохождения и обработки сигнала, операторы повторили вновь — на пределе человеческих возможностей, с мокрыми потными рубашками, прилипающими к стулу. Так что даже этот полёт вышел трёхпусковым, ради чего Королёв выбил разрешение использовать ещё одну ракету седьмой серии. Общая масса станции в момент выхода на селеноцентрическую орбиту и до отделения лунного корабля составила порядка полутора десятков тонн.

«Луна-4» перезапустила двигатель и двинулась к цели. Произвела коррекцию траектории и стала на расчётную селеноцентрическую орбиту, обогнув спутник Земли. По команде из ЦУП отделился спускаемый аппарат с поэтическим названием ЛК-1, то есть лунный-корабль-один, и направился к поверхности, сущая кроха рядом с будущим лунным модулем «Аполло». А затем и случился главный сбой, с «Луной-4» пропала всякая связь. Та часть станции, что крутилась на орбите, называемая ЛОК-1, лунный-орбитальный-корабль-один, замолчала как кирпич. Она же ретранслировала в ЦУП сигналы с ЛК-1, точнее — прекратила ретранслировать.