До партийного съезда я сделал вояж по некоторым областным центрам, куда не попал после первого полёта. Одним из них стал Оренбург, естественно, прихватил с собой первую космоледи, заодно навестила родителей, а потом отправились в училище имени Чкалова.

Курсанты выстроились взводными коробочками, промаршировали. Начальник училища сменился, но осталось ещё несколько человек, служивших во время выпуска пятьдесят восьмого, я их помнил, они делали вид, что помнили меня с тех пор, а не по фото в газетах. Хотя… Байка о том, как курсант отказался покинуть самолёт и посадил его без инструктора, передавалась из поколения в поколение, обрастая неизвестными даже мне подробностями.

После неизбежной церемониальной части я спросил у офицеров:

— У вас обучается курсант Павел Харитонов?

— Так точно, товарищ полковник. Отличник.

— О нём как-то рассказывали его родители в Калинине. Попрошу вызвать курсанта.

Моя просьба была равносильна приказу. Пацан, выдернутый к начальнику училища, чуть смешался, переступив порог, косил глаз в мою сторону, но собрался и чётко отрапортовал генералу.

Я смотрел на лицо, миллион раз виденное в зеркало — на такое же или гораздо более старое. Жутковатое ощущение. Спросил его:

— Сержант! Харитонов Виктор Степанович и Харитонова Ольга Макаровна кем вам приходятся?

— Мои родители, товарищ полковник.

— Как они?

— Умерли, товарищ полковник…

Как и в прежней реальности.

— Сожалею. Они мне рассказывали о сыне Павле, мечтавшем после срочной попасть в авиацию как Гагарин. И поскольку я закончил это училище, хотел уточнить: сбылась ли мечта. Родители очень гордились сыном, Павел Викторович.

— Так точно, товарищ полковник, сбылась. Но дальше по вашим стопам не пойду: ростом велик для космоса, метр семьдесят шесть.

На сантиметр ниже Гриссома.

Я подошёл к нему и взял за плечи, глядя снизу вверх.

— А ты сильно постарайся, и всё получится. Сейчас уже будут другие корабли и ракеты, вес и рост не имеют определяющего значения, как при первом наборе в отряд космонавтов. Главное — здоровье, профессиональные навыки и верность Отчизне. Я слышал, у тебя с этим в порядке. Надумаешь по окончании училища — обращайся. Дам личную рекомендацию.

Парень вытянулся по струнке так, что позвоночник затрещал.

— Спасибо, товарищ полковник!

— Вольно. Свободен.

Алла недоумевала потом, когда нас везли к самолёту.

— Чем тебе так приглянулся этот сиротка? Рекомендацию обещал…

— Я ему доверяю как самому себе. Извини дорогая, не могу объяснить почему.

Потому что это — последняя и единственная «красная линия» в наших отношениях. О попаданстве не скажу даже жене.

К нашему с ней возвращению в Москву в «Правде» появилась разоблачительная статья, не назвавшая ни единой фамилии, кроме наших с Леоновым, но сильно нагнетавшая напряжение перед партсъездом. Сообщалось о расследовании КГБ подрыва самолёта с Комаровым и Мачульским, а также о попытке отравить нас с Алексеем во время лунной экспедиции. Оказывается, злодеяния были звеньями заговора ряда высокопоставленных товарищей, недовольных отходом от волюнтаристски принятых решений прежним руководством Президиума ЦК КПСС, а главное — препятствующих линии партии по развитию социалистического рынка в отечественной экономике.

Слово «волюнтаризм» служило индикатором и прямым намёком на Хрущёва и его сторонников. Шелепин не желал действовать в духе тридцать седьмого года, когда всех подозрительных арестовывали, затем Генеральный прокурор Вышинский с пеной у рта требовал перед судом «расстрелять изменников Родины как бешеных собак». Поколение экс-комсомольцев намеревалось дать бой сторонникам Хрущёва прямо на съезде, закрепив успех, достигнутый на прошлогодней партконференции, но не ценой беззаконных репрессий.

Нелюбовь к таким склокам и дрязгам у меня в крови, но открутиться не мог. Тем более был назначен (формально — избран) делегатом съезда, а мой доклад значился в повестке дня.

Текст составлял сам, мне его правили в аппарате ЦК, но всё равно кое-что сказал несогласованное.

Я упирал, что стратегические задачи выполнены, мы — абсолютные лидеры в освоении космоса (продолжительные аплодисменты), поэтому пришло время технические достижения поставить на службу каждому советскому человеку, и чтобы он ощутил толк от них в самое ближайшее время — у себя на столе и в своём кошельке. Минут семь посвятил развитию рыночных отношений, что космическая отрасль СССР в ближайшее время станет частью общего рынка стран социалистического содружества, а услуги по созданию и выводу на орбиту спутников связи, метеоспутников и другой полезной нагрузки начнём выгодно продавать государствам, не имеющим столь развитой ракетно-космической техники.

— Думаю, наши предложения заинтересуют даже представителей американских фирм. Советские ракеты мощнее, летают дальше и выше созданных в США, поэтому сотрудничество с нами сулит существенную прибыль. Как тебе такое, Вернер фон Браун?

Наконец, я остановился на удешевлении полётов, отчитался о выполнении решения партконференции по удалению из космической техники дорогостоящих в эксплуатации и крайне вредных гептиловых поделок, а также, несколько поспешая впереди паровоза, задекларировал переход к возвращаемым ступеням ракет-носителей.

После меня выступали Суслов о задачах идеологии и Брежнев о восстановлении институтов советской власти и управления, пострадавших от волюнтаризма. Оба, консерваторы до мозга костей, боялись идти совсем уж наперекор новому ветру.

Я видел, что пока идут официально контролируемые процессы. Сторонники Хрущёва суетились в перерывах и кулуарах, но никто ничего резкого не сказал с трибуны.

Первая ласточка раздора, пока ещё размером не с Ту-114, а всего лишь с Ан-2, пролетела при обсуждении поправок в Устав КПСС. Если предложения по наименованиям — Генеральный секретарь и Политбюро — особых эмоций не вызвали, то норма об ограничении сроков полномочий была встречена «старой гвардией» в штыки, не только касательно десяти лет для первого лица, но особенно для членов ЦК. Получалось, что эта «старая гвардия» сталинской закваски строем отправится на пенсию. В итоге поправка относительно десяти лет для Генерального секретаря прошла с обратным действием, обрезав время пребывания в должности Шелепину на четыре года, остальным десятилетний срок только начнёт отсчитываться с переизбранием состава ЦК, и то продавилось с большим трудом. Были и другие поправки.

Поскольку основные решения в стране принимаются от имени этого органа, формируемые в Политбюро, ранее — в Президиуме, основное Ватерлоо развернулось вокруг персонального состава Центрального комитета. Выступил Шелепин, предложил голосовать списком, в него вошёл весь прежний Президиум, добавилось несколько человек, ставших Первыми секретарями ЦК союзных республик, новый министр обороны и ещё ряд ответственных товарищей.

А вот здесь поднялся бунт на корабле, желающие выступить рвались к трибуне, всё это напоминало худшие кадры из Думы Российской Федерации, когда Жириновский брызгал на оппонентов водой, или вообще из парламента Украины, где депутаты устраивали потасовки.

Неожиданно прошло ультрадемократическое предложение Келдыша, видимо, что-то просчитавшего заранее: каждый депутат съезда получает полный список участвующих в нём и отмечает птичкой сто семьдесят пять человек, достойных, по его мнению, заседать в ЦК, потом повторить ту же процедуру для кандидатов в члены ЦК.

На раздачу, заполнение четырех с чем-то тысяч бюллетеней и обработку результатов ушло полдня, результат работы огласил председатель мандатной комиссии Иван Капитонов, сам он мало чего решал — точность подсчёта обеспечили люди Келдыша, а отсутствие фальсификаций и мухлежа — Семичастного.

— Наибольшее число голосов — три тысячи одиннадцать — набрал депутат от партийной организации Военно-воздушных сил коммунист Гагарин Юрий Алексеевич.

А что вы хотели? Звёзды на то и звёзды — популярные мы. Что не означает компетентности.