Для Нины Лагергрен «читать это было ужасно. Я словно в кошмаре — вот, значит, как Рауля бросили на произвол судьбы».

После отъезда из Москвы Седерблума и Барк-Хольста Швеция стала предъявлять СССР еще больше запросов и меморандумов. Теперь их направлял в МИД СССР новый шведский посол Гуннар Хэгглёф. Представления по-прежнему получали уклончивые ответы, пока 16 августа 1947 года русские, решив, по-видимому, покончить с надоедливым делом, поручили его первому заместителю министра иностранных дел Андрею Вышинскому, который до той поры подобными мелочами лично не занимался. Труднее всего для русских было объяснить шведам сообщение Деканозова [52]в письме Седерблуму от 16 января 1945 года о том, что «меры по охране г-на Валленберга» были «советскими военными властями приняты». Вышинский справился с объяснением, заявив, что его министерство действительно получало в свое время такое известие, но оно было основано «на косвенных данных, поступивших от одного из командиров в Будапеште», и проверить его не удалось. Офицер, от которого известие исходило, найден не был. Поиски Валленберга, проведенные в лагерях для военнопленных и в других учреждениях, также его следов не выявили. Короче, «Валленберга в Советском Союзе нет и он нам неизвестен». Нота заканчивалась «предположением», что Валленберг либо погиб во время боев за Будапешт, либо был похищен и убит нацистами или венгерскими фашистами. На некоторое время ответ Вышинского утихомирил шведов. Во всяком случае, министр иностранных дел Эстен Унден, как он позже в том признавался, совершенно не мог представить себе, чтобы такая блестящая личность, как Вышинский, была способна на беспардонную ложь. Вероятно, сомневающиеся в МИД Швеции были, но они сочли за лучшее промолчать. Гораздо труднее оказалось заставить замолчать шведскую прессу, так же, впрочем, как и некоторых парламентариев. В декабре 1947 года три члена риксдага выдвинули кандидатуру Валленберга на Нобелевскую премию мира, что, по-видимому, вызвало у советских властей такое острое раздражение, что они впервые решились на публичное обсуждение дела Валленберга в печати. 21 января 1948 года полуофициальный советский журнал «Новое время» дал залп изо всех своих бортовых орудий. «В Швеции развернута новая кампания клеветы по адресу Советского Союза. Покопавшись в антисоветском старье, прислужники шведской и иностранной реакции вытащили на свет и пустили в оборот так называемое «дело Валленберга».

«Новое время» сообщало, что до сих пор не известно, был Валленберг убит «озверевшими гитлеровцами или растерзан бандитами Салаши». Но затем в статье утверждалось: «…стараниями правых шведских газет этому прискорбному, но отнюдь не исключительному в военных условиях случаю был придан сенсационный, точнее, провокационный характер. В печати стали настойчиво распространяться басни о «советской тайной полиции», которая будто бы держит в своих страшных лапах Валленберга». Статья в «Новом времени» — типичный образец советской полемики, в ней даже не упоминается о гуманитарной деятельности шведского дипломата в Будапеште. Вместо этого статья клеймила «грязную кампанию» шведской прессы и утверждала, что в данном случае «речь идет не столько о тайне, сколько о самой вульгарной провокации», само же дело Валленберга в статье называлось результатом «подлой деятельности шведских «сводных братьев» американских поджигателей войны». Сущность дела полностью игнорировалась. Через несколько месяцев волей судьбы друг Валленберга и его коллега по Будапешту Пер Ангер был переведен в политический отдел МИДа Швеции, где, среди прочих обязанностей, ему поручили вести все более обрастающее бумагами досье Валленберга. Просматривая содержащиеся в нем документы, Ангер нашел подтверждение своему убеждению, что Валленберг жив и находится у русских в руках. Он посчитал отношение Седерблума к делу губительно малодушным, а заверение Вышинского о том, что о Валленберге в Советском Союзе ничего не известно, полностью неубедительным. Донесения же и слухи о гибели шведского дипломата в конце битвы за Будапешт распространялись, по мнению Ангера, преднамеренно, чтобы предотвратить дальнейшие расследования. Ангер из собственного опыта знал, с какой подозрительностью относились русские к деятельности шведского и других иностранных представительств после того, как они взяли город. С тем большим подозрением они должны были отнестись к Валленбергу, обнаружив его отдельно от коллег в Пеште, на другом берегу Дуная, а также к его заверениям, что он находится там для оказания помощи евреям, — заверениям, которые, по мнению Ангера, были способны вызвать у русских лишь недоверчивую улыбку. Перед глазами у него был недавний пример, как русские из-за подобных же подозрений арестовали в Будапеште пять представителей швейцарской дипломатической и консульской службы и продержали их у себя год, прежде чем обменять на двух находившихся под арестом в Швейцарии советских граждан. Напрашивался вывод, что Валленберга, возможно, постигла такая же участь. В то же время, независимо от подобных предположений, по мере возвращения из СССР на Запад отбывших свой срок военнопленных стали распространяться тревожные, хотя и ничем пока не подтвержденные, слухи о том, что Валленберга в различное время видели в московских тюрьмах в Лефортово и на Лубянке. Немаловажным свидетелем в этой связи выступал шведский журналист Сандеберг; именно по инициативе Ангера его пригласили наконец в 1949 году — т. е. через три года после возвращения из русского плена — рассказать свою историю в МИДе Швеции. Прямых доказательств, которые могли бы подтвердить все эти свидетельства и, таким образом, послужить основой для дальнейших дипломатических действий, пока еще получено не было, но косвенные данные в немалой степени укрепляли убежденность Ангера в том, что Валленберг жив или, по крайней мере, до середины 1947 года был жив. Что до политического босса Пера Ангера, министра иностранных дел Эстена Ундена, то «он, по-видимому, с готовностью принял объяснение Вышинского, что Валленберга на территории Советского Союза нет», как сообщал Ангер в своих мемуарах много лет позже.

Валленберг жив: в этом не менее Ангера был убежден — и убежден страстно — журналист Рудольф Филипп, австрийский еврей, бежавший в Швецию после гитлеровского аншлюса и с тех пор живший Стокгольме. Проанализировав все известные детали дела Валленберга и добавив к ним множество фактов, выявленных им в результате собственных расследований, Филипп отправился в 1946 году к Май и Фредрику фон Дарделям и сообщил им, что, по его данным, Рауль до сих пор оставался жив. Долго убеждать их в том не потребовалось, и они с благодарностью приняли его как своего нового ценного союзника.

В том же году в Стокгольме один из издателей опубликовал книгу Филиппа о подвигах Валленберга в Будапеште, в которой весьма впечатляюще доказывалось, что он по-прежнему оставался в плену у русских. Страстные и веские доводы, приводимые Филиппом в его книге, убедили настроенную до этого скептически шведскую общественность. В результате вскоре был создан Комитет гражданского действия в защиту Валленберга, который, помимо проведения собственного расследования, ставил своей целью побуждать шведское правительство к более энергичным действиям. Комитет представлял двадцать шесть общественных и политических организаций, и число его членов доходило в общей сложности до одного миллиона человек; первую скрипку в нем, естественно, играл Филипп.

Отличавшийся прямотой характера, экспансивный и одержимый идеей, что спаситель будапештских евреев должен быть непременно спасен, Филипп настолько возбудил общество, что в 1947 году даже в таком традиционно консервативном учреждении, как МИД Швеции, стали наконец осознавать необходимость создания специальной комиссии экспертов, которая могла бы рассмотреть факты и сведения, собранные Филиппом и его комитетом. В то же время у министерских чинуш деятельность Филиппа, естественно, энтузиазма не вызывала. Один из служащих МИДа, Свен Дальман, написал в своей служебной записке: «Даже в нормальных обстоятельствах Филипп выглядит человеком нервным, неуравновешенным, агрессивным и подозрительным. Следует, однако, признать, что он пользуется хорошей репутацией и в журналистском сообществе считается одним из лучших авторитетов по странам Центральной Европы».