Есть также основания подозревать, что, помимо Сталина, Молотов мог быть явным сторонником доставки Рауля Валленберга в Москву. Конечно, по документам Министерства иностранных дел может создаться впечатление, будто Молотов вообще не был информирован о Рауле Валленберге до 1947 г., но скорее можно предположить, что он с самого начала был в курсе дела, особенно с учетом того, что Булганин и Абакумов были замешаны в этом деле и речь шла об иностранном дипломате. Кроме того, Молотов получил копию сообщения Деканозова от 16 января. Молотов иногда приглашал Абакумова к себе, и именно к Молотову Абакумов обратился, когда речь шла о судьбе швейцарских дипломатов. Молотов был также замешан в принятии Сталиным поздней весной 1947 г., по предложению Абакумова, решения о ликвидации американского гражданина Оггинса, сидевшего в советском лагере.

Судя по всему, тогда, в 1945 г., существовало убеждение в том, что Рауль Валленберг имел разведывательное задание, во всяком случае, выполнял поручения немцев; было также сильное подозрение в сотрудничестве с американской разведкой. Советская сторона была также безусловно убеждена в том, что акция по спасению евреев являлась всего лишь прикрытием шпионской деятельности. Сотрудники Абакумова подчеркивали, что Сталин страдал шпиономанией. Ведь надо же было в чем-то обвинить Валленберга, и что могло быть удобнее шпионажа?

Вероятно, это было достаточной причиной для ареста и заключения в тюрьму дипломатов нейтральной страны, что, естественно, полностью противоречит международному праву. Одно время предпринимались также усилия по получению доказательств причастности Рауля Валленберга к шпионской деятельности. Однако, согласно приведенным выше аргументам, у советского руководства были политические или другие причины задерживать Рауля Валленберга в Москве. Важнейшая из них могла состоять в использовании его для обмена, как это произошло со швейцарцами (эта возможность более подробно рассматривается ниже). Речь могла также идти о целях, которые не были определены со всей ясностью с самого начала. Известны другие случаи, когда заключенные были вынуждены сидеть без принятия по отношению к ним каких-либо мер из-за отсутствия инструкций от Сталина, который, в свою очередь, не принял определенного решения.

Данные немецких военнопленных о пребывании Рауля Валленберга в Лубянской и Лефортовской тюрьмах в 1945-1947 гг. подтверждены найденными архивными документами. Вместе с тем предпринимались большие усилия уничтожить следы пребывания Рауля Валленберга в тюрьме. Упоминания о нем в журналах допросов и перемещений были зачеркнуты густой тушью. Однако в ряде мест в журналах были пропущены упоминания о Рауле Валленберге и Лангфельдере, и в таких случаях их имена не зачеркнуты. Зачеркнутые тексты удалось восстановить с помощью современной техники [96], за исключением тех случаев, когда применялось также механическое уничтожение. Не было найдено ни личного, ни следственного дела: если Рауль Валленберг никогда не был осужден (что утверждалось), то подобное дело вообще не было заведено. Вместе с тем российская сторона также сообщила, что следственное дело могли заводить при наличии компрометирующих материалов и на этой основе начинать расследование преступления. Однако личное дело на его имя должно было существовать. Тот факт, что личные вещи Рауля Валленберга не были конфискованы, является, по мнению российских экспертов, четким указанием на то, что он не был осужден. То же самое относится к шоферу Лангфельдеру. Не было также найдено личного дела его последнего сокамерника Рёдля, но документы, которые должны были первоначально войти в личное дело, были обнаружены в делах, содержащих переписку между органами власти и т.п.

Зачеркивание фамилий в журналах вызовов на допрос и регистрации личных вещей было найдено лишь у двух других заключенных на Лубянке и в Лефортово — у венгра Шандора Катоны, шофера венгерской миссии в Софии в 1944 г., который одно время сидел в одной камере с Лангфельдером, и армянско-итальянского священника-иезуита Аладжана-Атаджани.

В регистрационных журналах Лубянки и Лефортово не найдено никаких зачеркнутых мест, которые относятся к периоду после июля 1947 г. Они были изучены в оригинале. На основе найденных документов и журналов не удалось найти подтверждения данных о том, что Рауля Валленберга видели также в Бутырской тюрьме, и после июля 1947 г. — на Лубянке и в Лефортово. Однако, согласно имеющимся данным, значительная часть картотеки Бутырки, относящейся к 40-м и 50-м годам, уничтожена.

На основе доступных теперь документов о пребывании Рауля Валленберга в тюрьме можно сказать следующее.

Согласно найденной регистрационной карточке, Рауль Валленберг поступил в Лубянскую тюрьму 6 февраля 1945 г. Как сообщается, карточка была найдена в подвале КГБ в 1989 г. среди принадлежавших Раулю Валленбергу вещей, т.е. не в картотеке архива. Его зарегистрировали в качестве военнопленного, а датой ареста обозначено 19 января. На карточке в строчке, обозначающей род занятий, есть запись «дипломатии, надсмотр» и затем номер его паспорта. Этот термин трудно толковать; слово «надсмотрщик» не может иметь своего обычного смысла в данной связи. По мнению тех, кто прежде работал в КГБ, приемлемое толкование могло бы быть таким: тот, кто написал это на карточке, стремился обозначить Рауля Валленберга как дипломатического наблюдателя из-за ограниченности по времени его дипломатического задания. По сообщению сокамерника Яна Лойды, ведущий допрос однажды сказал ему, что Рауль Валленберг не являлся дипломатом. У Рёдля, который был адъютантом посла Германии в Бухаресте, была сделана запись «дипломат, работник».

Лангфельдер поступил в тюрьму в тот же день, что и Рауль Валленберг, поскольку именно в этот день имеется запись о поступлении его чемодана. Его регистрационная карточка не была найдена.

Во время первого пребывания в Лубянской тюрьме (сначала в камере 121 вместе с Густавом Рихтером и Отто Шлиттером, он же Шойер, затем в камере 123 вместе с Яном Лойдой и Вилли Рёдлем) Рауля Валленберга допрашивали дважды. В первый раз это был типичный ночной допрос продолжительностью три с половиной часа, с 1 час. 05 мин. до 4 час. 35 мин. 8 февраля, т.е. через два дня после поступления. Фамилия ведущего допрос — Сверчук (умер). На следующую ночь Лангфельдера допрашивал в течение примерно двух часов, с 1 час. 30 мин. до 3 час. 40 мин., Кузьмишин, начальник подразделения отдела Карташова.

Он провел также следующий допрос Рауля Валленберга, однако лишь 28 апреля. Этот допрос был намного короче и продолжался с 15 час. 35 мин. до 17 час. 00 мин. 29 мая Рауль Валленберг был переведен с Лубянки в Лефортовскую тюрьму, в камеру 203, вместе с Рёдлем.

В эту же камеру Лангфельдер был переведен 18 марта на более короткий срок. 20 марта зарегистрирована расписка о большом количестве личных вещей, принадлежавших Лангфельдеру.

Второй его допрос был проведен в Лефортово 10 апреля 1945 г. с 14 час. до 15 час. (ведущий допрос Ендовицкий умер). Еще два коротких допроса были проведены в 1945 г., 16 августа с 15 час. 00 мин. до 15 час. 45 мин. и 15 декабря с 14 час. 30 мин. до 15 час. 00 мин. Ведущие допрос различны: соответственно Бубнов и Ливчак. Бубнов утверждает, что не помнит Лангфельдера, и это может быть правдой. Речь идет о коротком допросе, который мог быть проведен по просьбе Лангфельдера для выражения пожелания или подачи жалобы. Ведущие допрос обычно вели очень большое число дел.

Здесь можно добавить, что швейцарские дипломаты Феллер и Майер, которых привезли в Москву 4 марта, были вызваны на первый допрос в тот же самый день. Второй допрос Феллера происходит 23 марта, третий — 10 апреля. Четвертый и последний допрос проведен лишь в январе 1946 г., непосредственно перед освобождением их обоих.