Начальники томились довольно долго, но вот на крыльцо вышла завитая дама в пиджаке и торжественно объявила:

— Едут все, кроме заведующих отделами. На машину садиться у райспортсоюза.

Заведующие отделами, облегченно вздохнув, кинулись визировать свои бумаги. Толпа у крыльца сильно поредела.

В обед мы чинили рюкзаки у седенького пьяненького сапожника. (Удивительно, но сухой закон тут почти никому не помеха.) Ковыряясь шилом в нашем потрепанном инвентаре, он бормотал себе под нос:

— А у нас тут все начальники... Все, окромя только троих: сторожихи в райисполкоме, санитарки в больнице да истопника в пекарне. Я вот и то начальник сапожной мастерской. — Дед засмеялся и плюнул.

Вечером на городском стадионе состоялся футбольный матч между сборной города (поселка) и местными пограничниками. За сборную города играли девять школьников, зубной врач и председатель райспортсоюза. Начальники чинно сидели на лавках вокруг футбольного поля, портфели на коленях, руки на портфелях и командовали:

— Литвин, ты куда со своего края убежал?

— Мотин, сейчас же отдай мяч Свиридову!

— Ну куда же ты с мячом, куда, там же у тебя его отберут!

И затем, как некое резюме:

— Вот видишь, какой ты дурак.

Как и следовало ожидать, несмотря на активное руководство, сборная Курильска с треском проиграла пограничникам со счетом 7:1. Единственный гол в ворота пограничников забил зубной врач.

На маленьком научно-исследовательском суденышке «Геолог» идем на юг острова Итуруп. Нам нужно попасть в Одесский залив. Корабль принадлежит Камчатскому институту вулканологии ДВНЦ[8], и ребята, которые бороздят на нем воды Охотского моря и Тихого океана, занимаются исследованием теплового баланса моря в связи с вулканической деятельностью подводных и надводных вулканов Курильской гряды. На судне множество всяких мудреных приборов, включая какую-то могучую научно-исследовательскую трубу, которую время от времени спускают лебедками на самое морское дно, на глубину до полутора километров. Кроме разных приборов и устройств весь корабль почему-то обвешан оружием, огнестрельным и холодным. Зачем оно вулканологам? Охотиться — на кого? Отбиваться от пиратов — откуда бы им взяться в наших водах? С самого раннего утра и до глубокой ночи, на мачте не переставая орет динамик. И очень сильно качает. Не обращая внимания на окружающие красоты, все трое лежим пластом.

К вечеру я, единственный из всего нашего отряда, нашел в себе силы подняться с ложа и выйти на палубу. В сгущающихся сумерках при распахнутом настежь небе, где уже начинали загораться огромные звезды, берег острова, вдоль которого мы идем, выглядел величественно и грозно: черные, с каким-то синим отливом скалы; крутые обрывы, о которые бьются волны Охотского моря; темные кружева просвечивающих насквозь зарослей бамбука; одинокие сосны все с той же летящей кроной, и вокруг — ни огонька, никаких следов присутствия человека. И тут вдруг откуда-то издалека, из-за берегового хребта, опоясывающего побережье, кто-то начал пускать ракеты: белую, потом зеленую; через минуту — опять белую, потом опять зеленую. И не одну, не две ракеты, а пар, должно быть, тридцать выпустил в воздух из-за хребта кто-то неведомый нам. Весь экипаж нашего судна высыпал на палубу. Все гадают, что это: сигнал бедствия, тайный знак кому-то или просто пьяное молодечество геологов, рыбаков или пограничников? Однако, стоя на палубе судна, болтающегося в морских волнах, мы могли только строить догадки — высадиться на берег у этих скал совершенно невозможно. Впрочем, без внимания такой факт капитан решил не оставлять и приказал дать радиограмму на погранзаставу в Курильск, а кроме того, сделал запись в судовом журнале.

Вахтенный разбудил нас очень рано, в пятом часу утра: судно подходило к Одесскому заливу, где нас обещали высадить. Капитан, хоть и был свободен от вахты, не спал и вышел проводить нас. Он сухо, но вежливо попросил нас уплатить за суточное питание по три с полтиной за каждого едока. (Видимо, поэтому-то он и бодрствовал.) Пожав плечами, уплатили. (Это был единственный случай, когда с нас на Курилах взяли деньги за питание, причем, что самое смешное, именно тут мы как раз ничего и не ели, страдая от морской болезни.)

Только высадились мы из шлюпки на берег залива, как нас тотчас же сцапал пограничный патруль. Все наши документы были конечно же в полном порядке, но оказалось, что в этом заливе высаживаться вообще запрещено с какими бы то ни было документами.

Полчаса прямо на берегу продержал нас под охраной пограничный патруль, пока не приехал на таратайке начальник заставы, как выяснилось впоследствии, заочник Всесоюзного юридического института. Он долго и придирчиво рассматривал наши документы, чесал в затылке, не зная, что с нами делать, и вслух ругал верхоглядов с Курильской погранзаставы, которые выписали нам такие документы (в наших бумагах черным по белому было написано и подтверждено гербовыми печатями: пункт высадки — Одесский залив). Придя к заключению, что нашей вины в нарушении пограничного режима нет, начальник дал команду расконвоировать нас и после этого уже попросил (а не приказал) последовать с ним на погранзаставу, в поселок Лесозаводск, чтобы составить там все-таки акт о нарушении пограничного режима (подчеркнув — не по нашей вине) с тем, чтобы потом с укоризненным письмом переправить его на Курильскую погранзаставу.

В поселке Лесозаводском прежде был леспромхоз. Сейчас там, конечно, никакого леспромхоза не было, все дома, вся техника, все производственные помещения брошены и разорены, повсюду валяются сгнившие и полусгнившие бревна, но, в отличие от остальных, в этом поселке остались жители: в крайнем домике доживают свой век дед с бабкой. Прошлым летом к ним на побывку приезжал сын, что было для здешних мест ярким событием.

Лесозаводская застава потрясла нас своим убожеством: более разоренного военного строения мы не видели никогда. В полу и стенах огромные щели, все гнилое, косое, дырявое, ни на один косяк нельзя было опереться — весь дом тут же начинал ходить ходуном. Даже единственный колодец был ветхим, полуобвалившимся, со сломанным воротом. Воду из него доставали веревкой, связанной во многих местах. Как же это они, интересно, зимуют-то на такой заставе?! Главной достопримечательностью заставы является кот Дембель, огромный, как боров, рыжий и желтоглазый. Вальяжно раскинувшись на мягкой травке, он принимал солнечные ванны. По приказу командира кота совершенно не кормят, и питается он исключительно крысами, которых прежде на заставе, говорят, было великое множество. Застава почти пуста — все солдаты заготавливают сено для пограничных лошадей и коров. Обедали мы в холостяцкой квартирке начальника, такой же убогой, как и все прочие здешние строения. Обед был скромным, из солдатского котла, но с бутылкой армянского коньяка.

После обеда, даже не устроившись на жительство, ушли в маршрут на пляж Одесского залива, в то самое место, куда нас высадили вулканологи и где мы так и не сумели пока ничего рассмотреть. Этот залив имеет подковообразную форму, и на концах его стоят вулканы, справа — Стокап, слева — Атсанапури. Все это японские названия (которые, впрочем, и поныне указываются на всех солидных картах), пограничники же правый вулкан называют Богатырем, а левый — Чекистом. (Вот этого самого Чекиста мы и видели с северной оконечности Кунашира, с Урвитовской заставы.) При ярком свете вулканы очень красивы, особенно Стокап. Отчетливо виден его разрушенный кратер с неровными зубцами, поросший карликовым лесом. Даже незначительного воображения достаточно, чтобы представить себе, как из обоих вулканов текла, постепенно застывая, расплавленная магма: линия рельефа плавна, и склон одного вулкана постепенно переходит в склон второго. У подножия Атсанапури примостился рыбацкий поселок Таежный, разумеется брошенный. Причем, не в пример прочим брошенным рыбацким селениям, которых за наше путешествие насмотрелись мы предостаточно, этот уж больно хорош: уютные домики с резными наличниками, какие-то прихотливые терраски и мезонинчики; украшенные деревянной резьбой колодцы; красивые ворота, хозяйственные постройки, баньки... Видимо, ставилось все это с любовью. Думали, наверное, что строят на века, да вот не живется почему-то на Курилах русскому человеку. Здесь же ржавеют и гниют вытащенные на берег сейнеры, повсюду валяются сети, бочки, деревянные чаны. Все это, разумеется, покрыто «культурным» слоем и пришло в полную негодность. Грустно...