Надгробное слово было очень красноречиво, но утомительно скучно. К тому же король не утерпел и прибавил от себя кучу вздора.

Наконец все было кончено. Гробовщик подошел к гробу с отверткой в руках. Меня бросило в пот, и я лихорадочно стал за ним следить. Но он крышки не поднял, только сдвинул ее на место и плотно привинтил. Но меня снова взяло беспокойство. Там ли остались деньги? А вдруг их кто-нибудь похитил? И писать теперь Мэри-Джен невозможно. Если я напишу ей, она выкопает гроб, а денег там не окажется. Что тогда? Меня еще станут преследовать и, пожалуй, упрячут куда-нибудь. Нет, покорно благодарю!

Похоронили и тихо возвратились домой. Я следил за всеми лицами, но ничего не мог понять. Лица были как будто спокойные.

Вечером того же дня король сделал всем визиты, причем был необыкновенно со всеми любезен и тем приобрел еще большую любовь.

Он объяснял, что обязанности призывают его в Англию и потому он должен поторопиться с делами по наследству и поскорее отправиться домой. При этом он выражал сожаление, что не может дольше остаться с такими милыми людьми. «Милые люди», в свою очередь, выражали сожаление по поводу его отъезда. Король говорил, что возьмет девушек с собою в Англию, и всем это очень понравилось: по крайней мере, сиротки будут хорошо пристроены, в родной семье. А глупые девочки так этому обрадовались, что даже позабыли о своем горе. Они торопили дядю как можно скорее все продать и уехать. Бедняжки были так рады и счастливы! У меня сердце надрывалось, глядя, как их обманывают и обкрадывают, но я ничего не мог для них сделать.

И в самом деле, король, не медля ни минуты, назначил к продаже с аукциона и двор, и дом, и негров, и все имущество, но до аукциона всякий мог притти и купить что вздумается по вольной цене.

Скорый сбыт, да малые барыши. — Сборы в дорогу. — «Негодяй!» — Оригинальная болезнь.

Уже на другой день после похорон радость девушек немного омрачилась. В полдень прибыли работорговцы. Король продал им трех негров за хорошую цену, с условием, что деньги будут выплачены в трехдневный срок. Я думал, что и девушки и негры умрут от тоски. Сердце разрывалось, глядя на них, и на этот раз я бы выдал негодяев непременно, если бы не был уверен, что продажа эта будет сочтена недействительной и через неделю-другую негры возвратятся к своим прежним хозяйкам.

Эта продажа наделала много шума в городе и даже несколько повредила обманщикам. Но король продолжал орудовать как ни в чем не бывало, несмотря на увещания герцога, который чувствовал себя очень неловко.

На следующий день был назначен аукцион.

Рано утром король и герцог пришли ко мне на чердак и разбудили меня; по их физиономиям я сейчас же догадался, в чем дело.

— Третьего дня был ты в моей комнате? — спросил меня король.

— Не был, ваше величество (я всегда называл его так, когда не было никого постороннего).

— А вчера или этой ночью?

— Нет, ваше величество.

— Смотри, говори всю правду, не лгать теперь!

— Честное слово, ваше величество, я вам говорю сущую правду. В вашей комнате я не был, даже близко не подходил с тех пор, как Мэри-Джен повела вас туда, чтобы показать вам ее.

— А не видал ли ты, чтобы туда входил кто-нибудь другой? — спросил герцог.

— Нет, ваша светлость, не припомню.

— Подумай хорошенько!

— Ах, да! Я видел не раз, как туда входили негры.

— Когда именно?

— Последний раз они были в день похорон, утром. Я поздно встал, потому что проспал. Спускаясь с лестницы, я заметил, что они выходили из вашей комнаты.

— Дальше, дальше! Продолжай! Как они себя вели?

— Ничего они не делали особенного. Я заметил только, что они уходили на цыпочках. Вероятно, думал я про себя, они хотели убирать комнату вашего величества, но увидя, что вы еще почиваете, поспешили уйти, опасаясь вас разбудить.

— Чорт бы побрал этих негодяев! — закричал король.

Они растерянно смотрели друг на друга, почесывая затылки. Наконец герцог разразился хриплым хохотом.

— Удивительно превосходно негры сыграли свои роли! Как они умели притвориться, что с сожалением оставляют этот край! Я, по крайней мере, был в том убежден, да и все остальные поверили им. Пусть теперь утверждают, что негры плохие актеры. Да с такими актерами можно было бы нажить состояние! И будь у меня театр, я бы непременно взял этих негров в актеры. А мы-то, дураки, обменяли их на какой-то поганый вексель. Кстати, где этот вексель теперь?

— Как где? Разумеется, в банке.

— Ну, еще не все пропало, слава богу!

Я несмелым голосом спросил:

— Разве у вас что-нибудь пропало?

Король резко меня оборвал:

— Это тебя не касается! И смотри ты у меня, держи язык за зубами, а то тебе же первому худо будет.

Герцог снова расхохотался.

— Вот так продажа! Скорый сбыт, да малые барыши! Чудесная афера, нечего сказать!

Король огрызнулся:

— Я хотел сделать как можно лучше. Если же на этом предприятии мы не получим барыша, то я тут виноват столько же, сколько и ты, ничуть не больше.

— Нет, если бы ты послушался моего совета, то негры остались бы в доме, а мы удрали бы себе преспокойно.

Король опять возразил ему что-то, а потом набросился на меня, желая на ком-нибудь сорвать свой гнев: зачем я не сказал ему тогда сейчас же, что негры выходили из его кабинета? Всякий дурак понял бы, что тут дело нечисто. Наконец он стал ругать себя: и для чего он встал в тот день так рано? Ему следовало спокойно спать. Никогда он такой глупости больше не сделает! Громко ругаясь, они сошли вниз.

Между тем пришла пора вставать. Я спустился с лестницы и, проходя мимо комнаты девушек, увидел Мэри-Джен, которая сидела возле своего чемодана и укладывала вещи, приготовляясь к отъезду в Англию. С платьем на коленях, она сидела, закрыв лицо руками, и плакала. Мне стало ее ужасно жалко. Я вошел к ней в комнату и спросил:

— Мисс Мэри-Джен, отчего вы так грустны? Что с вами?

Она плакала о неграх. Так я и думал. Их продажа отравила ей все удовольствие путешествия в Англию. Она не может быть счастлива, зная, что мать-негритянка будет разлучена со своими детьми.

— Страшно подумать, — твердила она, — они никогда больше не увидятся!

— Нет, нет! Они увидятся! — крикнул я. — Не пройдет и двух недель, как они будут здесь. Это мне доподлинно известно!

— О, неужели это возможно, неужели?

Она обвила мою шею руками, прося повторить еще раз то, что я сказал.

Я увидел, что уже слишком много сболтнул и оказался припертым к стене. Я просил дать мне время подумать, а она сидела в ожидании, взволнованная, но тем не менее счастливая и успокоенная, как человек, у которого выдернули больной зуб. Я решил рассказать ей всю правду. Этим я ставил на карту все, и поэтому мне было как-то не по себе, как человеку с зажженной трубкой, которому велят сесть на пороховую бочку.

Я начал:

— Мисс Мэри-Джен, нет ли у вас знакомых за городом, где бы вы могли провести дня три-четыре?

— Да, у мистера Лотропа. Зачем ты это спрашиваешь?

— Все равно зачем! Но если я вам скажу, каким образом я узнал, что не позже двух недель негры возвратятся сюда, поедете вы к Лотропам и останетесь там три-четыре дня?

— Три-четыре дня! — воскликнула она. — Да хоть целый год, если это необходимо!

— Ну, вот и хорошо! — сказал я. — Мне только и нужно ваше слово.

Она улыбнулась и покраснела, а я продолжал:

— Если вы ничего не имеете против этого, я позволю себе запереть дверь.

Заперев дверь, я вернулся на место.

— Я только прошу вас, будьте спокойны. Я должен вам сказать всю правду, мисс Мэри-Джен! Приготовьтесь выслушать неприятную историю, но это необходимо, ничего не поделаешь. Дяди ваши совсем не дяди вам, это отчаянные мошенники, известные жулики. Ну вот… самое ужасное вы уже знаете, теперь мне будет легче рассказать…