Поэтому на следующее утро мы с Элоизой, надев самые простые платья и прикрыв лица вуалями, отправились в карете графа в столичную тюрьму. Я не знала, сколько подобных заведений было в Мериде, но не сомневалась, что столь опасных государственных преступников содержат в самом надежном из них.

Карета привезла нас к мрачному зданию, обнесенному высокой стеной. Начальник караула проверил наше разрешение и молча кивнул, давая сигнал открыть ворота.

Потом мы долго шли по темным и сырым коридорам, где пахло плесенью и несвежим сеном. Здесь было много дверей, за каждой из которых, должно быть, томился узник, а то и не один.

— У вас есть четверть часа для разговора, — равнодушно сообщил нам охранник, открывая дверь в самом конце коридора. — Запрещается передавать осужденному или получать от него какие бы то ни было предметы. Запрещается разговаривать на политические темы.

К моему удивлению, камера, в которой содержался Антуан, оказалась просторной и светлой. Здесь было большое окно, пусть и забранное решеткой, за которым сияло солнце. На стоявшем у окна столе были разложены листы бумаги — судя по всему, кузен не бросал работу над стихами даже в тюрьме. И матрас на кровати был не соломенным, а перьевым. И рубашка на Антуане — белоснежной.

— Лиз, Марго, как я рад вас видеть!

Он заметно похудел, и его волнистые волосы слишком отросли и требовали внимания куафера. Но в остальном выглядел он совсем неплохо.

Я оглядела комнату, и кузен правильно истолковал мой взгляд:

— Да, у меня здесь вполне сносные условия, Марго. Мне сказали, что вы за меня хлопотали. Искренне вам за это признателен. Хотя, право же, так ли это важно для осужденного на казнь?

Элоиза схватила его за руку:

— Прошу тебя, не говори так! Марго пытается добиться замены казни ссылкой. Его величество великодушен, он простит тебя!

Антуан пренебрежительно дернул плечом:

— Надеюсь, он не ждет, что я стану умолять его об этом?

Я покачала головой. Кузен не образумился даже в тюрьме. Он заметил мое недовольство и предпочел сменить тему разговора:

— Их светлости в добром здравии? Прошу вас, передайте им мои поклоны и извинения за причиненное беспокойство.

Мы с Лиз заранее договорились, что не станем рассказывать Антуану о болезни папеньки — зачем ему лишние волнения?

— А как Анабель? — голос кузена предательски дрогнул. — Она произвела в Мериде тот фурор, о котором мечтала? Не сомневаюсь, что произвела. Но я надеюсь, что она оставила мысль о браке с принцем?

— Да, — покраснев, кивнула Элоиза. — Его высочество женится на другой.

Кто эта другая, мы тоже решили молчать.

На губах Антуана сразу появилась улыбка.

— Ну, что же, я очень этому рад. Ах, как хотел бы я сказать ей это лично! Я написал ей несколько стихотворений. Нет-нет, безо всякого политического подтекста. Марго, я прочту сейчас одно четверостишие — может быть, ты запомнишь и передашь его Ане?

На Элоизу было больно смотреть — плечи ее опустились, и вся она будто постарела на несколько лет. Кажется, Ана была права — нам не стоило сюда приезжать.

— Послушай, Лэнс, — тоном моего отца сказал за обедом Робер, — тебе не кажется, что вчера ты слишком долго гулял по парку с Анабель де Лакруа? Я понимаю — она твоя настоящая нареченная, но твоим придворным сейчас совсем ни к чему это знать.

Я вынужден был признать его правоту.

— Тебе следует больше внимания уделить ее старшей сестре, — продолжал поучать меня Клермон. — Я знаю, ты не хочешь привязываться к ней, но прояви хотя бы простую вежливость. Девушка заслуживает этого. Кстати, она весьма остра на язык.

Я посмотрел на него с удивлением. Интересно, когда он мог это узнать?

Клермон засмеялся:

— Два дня назад она поцапалась с моей невестой, и боюсь, победа осталась не за Шарлоттой.

— Вот как? — улыбнулся и я, выслушав его короткий рассказ. — Ну, что же, похоже все дочери в семействе де Лакруа — весьма незаурядные девицы.

— К тому же, она, кажется, любит верховую езду, — подлил масла в огонь моего интереса Робер. — Не далее, как полчаса назад я встретил ее недалеко от манежа. По-моему, это прекрасный повод познакомиться с ней поближе.

Я вышел из-за стола, бросив недоеденной отлично приготовленную куропатку в винном соусе, и велел подать костюм для верховой езды. Заодно взгляну на своего красавца-ахалтекинца. Я назвал его Ветер. Надеюсь, конюх уже начал приучать его к седлу.

Робер тактично не последовал за мной, хотя такая предосторожность была излишней — вряд ли в нашем с ее светлостью разговоре могло бы быть что-то, не предназначенное для его ушей.

Нового жеребца я увидел издалека. Конюх как раз водил его по манежу. А старшая мадемуазель де Лакруа наблюдала за ним из-за ограждения. Им невозможно было не залюбоваться.

Потом она сказала что-то конюху, и тот подвел коня поближе. Она попыталась коснуться морды жеребца, и тот гневно взвился на дыбы.

— Да, вот так! — мысленно похвалил я его. — Ты не для дамского седла.

А девушка снова обратилась к конюху. Тот вдруг испуганно замотал головой. А девушка притопнула ножкой. Кажется, она умела настоять на своем.

Конюх, наконец, сдался и, привязав коня к ограждению, отправился на конюшню. А через минуту вернулся оттуда с дамским седлом в руках.

Я не мог поверить своим глазам. Он что, собирается позволить ей сесть на Ветра? Кто из них более сумасшедший — он или она? Если она хоть немного разбирается в лошадях, то должна понимать, что жеребец еще необъезжен.

Я ускорил шаг. А конюх, меж тем, водрузил седло на спину лошади, и Ветер, как ни странно, позволил сделать это. Всё это время он не сводил глаз с настырной девицы. А та уже гладила его по морде, что-то шептала на ухо.

Я всё еще надеялся на ее благоразумие. Но нет — конюх подставил ей колено, и с него она легко вскочила в седло. Ветер снова взвился на дыбы, и девушка лишь чудом удержала равновесие.

Я был уже достаточно близко, чтобы разглядеть, как она побледнела, как вцепилась в узду. Я едва успел подумать о том, что могу лишиться невесты гораздо раньше первой брачной ночи, как конь вернулся на все четыре конечности и затрусил по манежу, уже не пытаясь сопротивляться.

— Ваше высочество, — конюх, наконец, заметил меня и задрожал, — простите, я не должен был позволять… Но ее светлость настаивала…

Они будто были одним целым — всадница и конь. Он слушался малейшего движения ее руки, а на ее лице сияла такая радость, что я не решился ее этого лишить.

— Всё в порядке, Жак! — вздохнул я. — Я как раз собирался подарить его своей невесте.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я две недели безвылазно провела в библиотеке. Я исследовала там всё, что могла. Приближаясь к некоторых шкафам, я вовсе не чувствовала след графа Шартрана. Месье Селези подтвердил, что его сиятельство был очень избирателен в вопросах чтения и большинство книг считал зазорным даже просто брать в руки. Это несколько упростило мою задачу, но к полезному результату не привело.

Решив на следующий день отправиться в библиотеку на чердаке, я вернулась в малый дворец почти без сил, мечтая только об одном — проспать до утра. Но Анабель не позволила мне сделать даже это — у нее были свои причины для усталости.

— Я целый день читала подаренную его величеством книгу, — пожаловалась она. — Это ужасно, Марго!

— Вот как? — признаться, я удивилась. — И о чём же она?

— Об истории Асландии и Ангулемов, — с тяжким вздохом ответила сестра. — Хорошо, что многое из того, что там написано, мы с тобой изучали дома — иначе я бы совершенно запуталась. Признаюсь тебе — когда после обеда я пыталась одолеть описание битвы при Намюре, я заснула прямо с книгой в руках. Надеюсь, его высочество не вздумает меня экзаменовать?