Я кивнула. Мне было уже всё равно. И когда его высочество ушел, я убежала в спальню, бросилась на кровать и долго рыдала, уткнувшись в подушку.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Очаги чумы вспыхивали то тут, то там, и все члены королевской семьи принимали деятельное участие в помощи заболевшим. Его величество выступил на площади Мериды с пламенной речью, в которой призвал подданных не поддаваться панике и выполнять рекомендации врачей, а затем объявил, что на время эпидемии отдает одну из королевских резиденций под госпиталь. Ее величество организовала сбор средств для закупки лекарств и провела аукцион, на котором были выставлены и ее личные драгоценности.

А Лэнс почти всё время проводил вдали от столицы — сопровождал обозы с продовольствием, отправлявшиеся из Мериды в отдаленные провинции, инспектировал пограничные заставы.

Папенька в эти тяжелые дни тоже предпочел отправиться в Лакруа, чтобы поддержать людей в своем герцогстве. Он поехал один, настояв, чтобы бабушка и Натали остались в столице, и я очень волновалась за него. Впрочем, ко дню нашей с Лэнсом свадьбы он обещал вернуться. Вот только я уже не знала, когда состоится эта свадьбы и состоится ли вообще.

Мы с его высочеством по-прежнему держались на расстоянии друг от друга, и я уже смирилась с тем, что человек, которого я столь безрассудно полюбила, оказался слишком слаб и труслив, чтобы за меня бороться. Ну, что же — если ему довольно Аны, то так тому и быть.

Я почти убедила себя, что он тоже стал мне совершенно безразличен, когда произошло событие, показавшее мне, что это совсем не так.

— Ваша светлость, ваша светлость! — моя фрейлина мадемуазель Бланш влетела ко мне в комнату, даже не постучав. — Говорят, только что во дворец привезли его высочество! Он тяжело болен и уже никого не узнает.

Я пошатнулась и схватилась за подоконник, рядом с которым стояла. А потом распахнула окно — мне стало трудно дышать.

Какими глупыми и мелкими мне показались в этот миг мои обиды. Как я могла сердиться на него за то, что он всего лишь выполнял свой долг? Я — провинциалка, ничего не знающая об обязанностях и ответственности принца.

И почему я не поговорила с ним перед его отъездом? Он приходил в малый дворец попрощаться, а я не приняла его, сославшись на усталость.

Я бежала в большой дворец, не разбирая дороги. Мадемуазель Бланш едва поспевала за мной. И когда в крыле, где находились апартаменты принца, увидела месье Дюрана, то вцепилась в него, наплевав на этикет:

— Как его высочество? Что с ним?

Доктор посмотрел на меня с некоторым удивлением:

— Его высочество? Ах, вы, наверно, услышали о том, что его светлость герцог де Клермон в тяжелом состоянии, и беспокоитесь, не заразился ли от него его высочество. Уверяю вас, принц здоров. На всякий случай я только что его осмотрел. Герцог сейчас в Шерритоне. Привезти его сюда было бы слишком опасно.

Никогда прежде я не испытывала такого облегчения. Мне было жаль герцога, но радость от того, что Лэнс здоров, заслонила всё остальное.

Правда, мое ликование продолжалось всего несколько минут — ровно до того момента, пока в комнату, где мы находились, не вошел сам принц.

— Маргарита! — кажется, он был рад меня видеть.

А я снова вспомнила все обиды и намеренно вложила в свой ответ как можно больше холодности:

— Я пришла справиться о здоровье его светлости.

Лэнс сразу помрачнел:

— Да, Робер почти не приходит в сознание. Я как раз еду в Шерритон. Я уже отправил гонца к его невесте — может быть, она захочет его навестить.

Он торопился, да и говорить нам, собственно, было не о чем.

Из-за боязни распространения болезни в главной королевской резиденции нам было рекомендовано не покидать малый дворец, и на протяжении нескольких дней мы с Аной и фрейлинами не выходили за его пределы. Основным поставщиком новостей в эти дни стала мадемуазель Бланш.

— Герцогу стало хуже. Его невеста, Шарлотта де Треви, отказалась приезжать в Шерритон. Тут, признаться, я ее вполне одобряю — если у его светлости чума, то от него следует держаться подальше. Но она потребовала немыслимого — чтобы их с герцогом обвенчали через доверенное лицо. Ваша светлость, вы можете себе это представить? Она хочет отправить на венчание в Шерритон свою компаньонку.

Подобный способ заключения брака практиковался лишь в исключительных случаях, в этот же раз такое требование невесты весьма попахивало корыстью.

— Сейчас в столице только об этом и говорят, — подтвердила Бланш. — Что мадемуазель де Треви очень боится лишиться такой выгодной партии и сделает всё, чтобы перед кончиной герцог успел-таки на ней жениться.

Я одернула фрейлину, и она обиженно замолчала. Что, впрочем, не помешало ей на следующий день сообщить нам еще более поразительную новость:

— Ах, ваша светлость, знали бы вы, что за глупость совершила мадемуазель де Камбер!

Его величество еще не признал ее своей дочерью, и о подлинном происхождении Вероник во дворце почти никто не знал.

— Она отправилась в Шерритон, чтобы ухаживать за его светлостью! Как можно было так пренебречь опасностью? Надеюсь, вы запретите ей возвращаться в Мериду?

Поступок Вероник меня тронул. Мне и раньше казалось, что она испытывает симпатию к де Клермону, теперь же в этом уже не было никаких сомнений. Вот только что принесет ей это чувство?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ Столичные медики делали всё, чтобы не допустить распространения чумы в Мериде, и надо признать, добились в этом серьезных успехов. По крайней мере, той тягостной картины, что была в Лакруане, здесь не наблюдалось.

Натали и бабушка тоже почти не выезжали из своего особняка. Правда, бабушка однажды прервала вынужденное затворничество — когда отправилась на похороны маркизы де Пуарье. Бедная старушка Дениз оказалась одной из жертв этих тяжелых дней.

Но время шло, и чума отступала. Пошел на поправку герцог де Клермон. В городе стали открываться магазины и театры, а светские дамы стали приглашать гостей на свои приемы.

День нашей с Лэнсом свадьбы был, наконец, назначен, и оба дворца — и малый, и большой — погрузились уже в праздничные хлопоты.

На мне было белое платье, украшенное тончайшими кружевами и золотой вышивкой. И кружева, и вышивка были настолько искусными, что я не удержалась и несколько раз провела по ним ладонью, чтобы убедиться, что вся эта красота мне не снится.

— Вы восхитительны, ваша светлость! — мадемуазель Бланш не переставала отпускать мне комплименты. — Его высочество будет в восторге! Этот крой платья очень вам идет — он подчеркивает вашу тонкую талию.

Несмотря на то, что этот вариант платья был гораздо более приличным, чем тот, что мы обсуждали с кутюрье изначально, мне всё равно казалось, что оно слишком откровенно, и когда я надела его, то почувствовала себя не в своей тарелке.

Но Вероник поддержала Бланш:

— Это самое красивое платье из всех, что я когда-либо видела!

Напрасно я надеялась, что месье Сезан в день свадьбы не станет докучать мне своим присутствием — он прибыл во дворец, чтобы полюбоваться плодами своего труда, и теперь сдувал с кружева несуществующие пылинки.

— Ваша светлость, позвольте мне самому надеть на вас колье!

А Бланш помогла мне надеть серьги.

Месье Сезан покосился на всё еще обвивавший мою руку серебряный браслет и покачал головой:

— Ваша светлость!

Под его укоризненным взглядом я сняла свой браслет и надела тот, что был подарен мне Ангулемами.

— Превосходно! — месье был весьма доволен.

А вот навестившая меня Ана довольной отнюдь не казалась. На ней было розовое платье и наш фамильный рубиновый гарнитур. Вот только массивное старинное украшение с кроваво-красными драгоценными камнями решительно не сочеталось с пышным нарядом из воздушной ткани, утяжеляло его, и Ана казалась старше своих лет.