Рэндалу Марчу не пришлось ни вступать в борьбу с собственной совестью, ни рисковать карьерой. На следующий день еще раз подтвердилась справедливость пословицы «пришла беда — отворяй ворота». Через час после молчаливого завтрака Робине позвал мисс Коламбу к телефону:

— Телеграмма, мадам. Я начал ее принимать, но подумал… Возможно, лучше вам…

Мисс Коламба поднялась и вышла, не сказав ни слова.

Она отсутствовала минут десять. Вернувшись, она без какого-либо заметного изменения в лице или голосе обратилась к единственному сидящему в утренней гостиной человеку — к мисс Силвер:

— Пришла телеграмма из Военного министерства. Они получили сведения о смерти моего племянника Джека.

Мисс Силвер высказала все соболезнования, какие только могут продиктовать доброе сердце и хорошее воспитание. Но в этих обстоятельствах полученное известие показались обеим женщинам чем-то вполне… логичным. Под покровом условностей, изъявлений любви и скорби по погибшему племяннику, который пробыл вдали от дома так долго, что смерть его показаться неожиданностью уже не могла, таилась непреодолимая тревога о другом. Она заставила отступить упрямую молчаливость мисс Коламбы:

— Джером…— произнесла она, не отрывая глаз от лица мисс Силвер. — Вчера вы говорили серьезно? Он в опасности?

— В настоящий момент — нет. Только если вознамерится продавать поместье.

Мисс Коламба понизила голос до хриплого шепота.

— Ему просто придется продать… Огромный налог на наследство сразу после двоих… У него совсем нет денег…

Было совершенно очевидно, на ком сосредоточена вся сила ее любви. О двух погибших племянниках мисс Коламба умеренно скорбела. Из-за опасности, возможно, грозящей Джерому, ее лоб покрылся холодными каплями, глаза наполнились немой болью.

Устремив на мисс Силвер тревожный взгляд, она сказала:

— Я просила вас уехать. Теперь все изменилось. Теперь я прошу вас остаться.

Мисс Силвер ответила взглядом, полным доброты и твердости одновременно:

— Первоначально мои полномочия исходили от вашего племянника Роджера. Теперь вы хотите, чтобы я приняла их уже от вас?

— Да.

— Но поймите: я не знаю, куда в конечном счете выведет меня мое расследование. И я не могу гарантировать, что его результат вас обрадует.

Все тем же хриплым шепотом мисс Коламба ответила:

— Выясните, что здесь происходит. Сохраните жизнь Джерому.

Мисс Силвер произнесла серьезно:

— Я сделаю все от меня зависящее. Старший офицер Марч — замечательный человек. Он тоже всеми силами постарается вам помочь. Но и вы должны помочь нам обоим. Офицер Марч, возможно, захочет провести в доме обыск. Будет лучше, если вы сами позволите ему это сделать, не вынуждая обращаться за ордером. Таким образом мы сумеем избежать лишних разговоров.

— Защитите Джерома, — повторила мисс Коламба и вышла из комнаты.

Полчаса спустя она предоставила Рэндалу Марчу свое разрешение ходить где угодно и обыскивать любые нужные ему места. После чего исчезла в саду. Там она воззрилась на Пелла с таким угрюмым видом, что всегдашняя ворчливая воркотня замерла у него в горле и он, так уж и быть, позволил ей поступать с ранним горошком как заблагорассудится. А все свои опасения насчет того, что горошек померзнет, он позже высказал Уильяму, и они пустились в приятно откровенный разговор о женской назойливости.

Обыск начался в два. Когда последний человек в тяжелых форменных ботинках, исчез, неуклюже топая по стертым ступеням, в глубинах подвала, мисс Силвер прошла по коридору и толкнула кухонную дверь. В руках у нее была чашка, на лице — выражение невинного любопытства. Если все это имело целью обеспечить предлог для визита, который могли бы счесть за вторжение, то необходимости в предлоге и не возникло: звук отворенной двери и ее собственные мягкие шаги полностью проигнорировали. И по вполне серьезной причине. Миссис Робине склонилась над плитой, помешивая что-то в кастрюле и судорожно всхлипывая. Муж ее, стоя спиной к мисс Силвер и к кухне вообще, созерцал плиты во дворе, на который выходили кухонные окна. Не поворачивая головы, он произнес жестко тем тоном, которым повторяют что-то уже в сотый раз:

— Хватит, Лиззи! Что толку плакать?

На что миссис Робине ответила:

— Лучше бы я умерла!

Мисс Силвер отступила в коридор и замерла там.

Через минуту Лиззи Робине проговорила тоном, полным отчаяния:

— Не понимаю, к чему мы идем! Не понимаю! Если это снова случиться, я не выдержу, я больше не могу! Сначала — мистер Генри, потом — мистер Пилигрим, а теперь — мистер Роджер и мистер Джек! Как будто проклятие на доме!

— Не говори глупостей, Лиззи! — сказал Робине, и жена яростно накинулась на него, не переставая всхлипывать:

— Глупо любить людей? И можешь бросаться на меня сколько угодно, ты с собой ничего поделать не можешь! Ты был жестоким, злым мужем, Альфред, и жестоким, злым отцом нашей умершей девочке. Иначе она не убежала бы, когда попала в беду!

В ответ он издал резкое восклицание, но она продолжала, не давая ему времени заговорить:

— Ты, наверно, скажешь, что любил ее, и, наверно, ты ее и правда по-своему любил. Но это была только гордость, что она такая умная и красивая, и гордость самим собой вот какая у меня дочка. Это не любовь, Альфред, это гордыня, и за нее полагается наказание, в Книге притчей Соломоновых так и сказано. И ты не позволил привезти ее сюда, чтобы похоронить! Этого я никогда тебе не прощу — позволил положить ее и ее дитя рядом с чужими людьми, привезти их сюда, домой, тебе гордость не позволяла.

— Лиззи! — воскликнул он. — Это неправда, ты не имеешь права так говорить! Может, я сделал больше, чем тебе известно! Может, я сделал больше, чем даже ты бы сделала. Есть разные способы проявить свои чувства.

Она ответила, разрыдавшись:

— Ты забыл про день ее рождения!

В конце коридора хлопнула дверь и раздались приближающиеся шаги. Мисс Силвер с сожалением обернулась и вскоре увидела Глорию, еще не снявшую пальто.

Мисс Силвер предъявила чашку:

— Мне бы хотелось получить немного кипяченой воды, если это нетрудно. Мне бы не очень хотелось заходить в кухню, но… если вы…