Фрэнк Эбботт и ледлингтонский полицейский сержант услышали крик и сразу вслед за ним — удар и звук падения. Они как раз вынули из комода в комнате Робинса все ящики, поставив их друг на друга у окна. Заслышав крик, сержант опрокинул верхний ящик и ободрал голень. Прежде чем они смогли добраться до окна, им пришлось разобрать эту баррикаду, а потом еще раскрывать оконные створки.

Пока они все это проделывали, Джуди Эллиот, находившаяся этажом ниже, уже успела выглянуть из окна и ошеломленно смотрела на тело Альфреда Робинса, лежащее на том же месте, где совсем недавно лежало тело Роджера Пилигрима. Над Робинсом склонился Пелл и коротко констатировал:

— Дело ясное — помер.

— Не трогайте его! — крикнул сверху Эбботт. — Не трогайте ничего. Мы сейчас спустимся. — И бросился к двери.

Но дверь была заперта. Фрэнк уставился на дверь, а сержант уставился на него. Ключа не было.

Сержант наклонился и заглянул в замочную скважину.

— Он там, с другой стороны. Ерунда какая-то! Когда мы вошли, он торчал с этой стороны, клянусь!

Фрэнк кивнул.

— Мне тоже так показалось, но лично я клясться бы не стал… Нет, не знаю. Вы не слышали, чтобы кто-то открывал дверь?

Сержант выпрямился.

— Мы и не могли услышать, мы же шуршали этими бумагами.

На полу перед ними было разложено содержимое нижнего ящика — стопки старых бумаг, пожелтевшие от времени вырезки из газет — «Пионер», «Военные и штатские». Индийские газеты, заполненные новостями тридцатилетней давности, событиями прошлой войны, самые поздние выпуски — тысяча девятьсот восемнадцатого года. На этом неудобном ложе покоятся рубашки теперь уже мертвого человека. А поверх них, там, куда уронила его рука Фрэнка Эбботта, — коричневый кожаный бумажник.

Когда сержант отступил, готовясь ударить в дверь ногой, Фрэнк нагнулся, чтобы поднять бумажник, завернув его в предусмотрительно оставленный сверху платок. Через секунду раздался треск разбиваемого замка. Если ход его рассуждений верен, то смерть Альфреда Робинса легко объяснима. Большинство мужчин скорее согласится выпасть из окна, чем болтаться на веревке.

Связав концы платка, Фрэнк последовал за сержантом вниз по горбатой лестнице.

Пелл был совершенно прав: Робине мертв. Но смерть еще нужно официально подтвердить, описать, зафиксировать в документах. Полицейская рутина должна идти своим чередом. Ледлингтонский сержант докладывал по телефону о предпринятых им в соответствии с приказом действиях. И в холле и в коридоре был хорошо слышен его голос, доносящийся из кабинета — очень твердый голос, чуть охрипший, но вполне сдержанный, как будто докладывал он о простых формальностях.

— Старший офицер на месте?.. Да, позовите его… Это Смит, сэр. Здесь у нас еще одна смерть… Да, дворецкий Робине, покончил с собой… Да, из того же окна, что и майор Пилигрим… Нет, ничего не трогали. Мы с сержантом Эбботтом были в соседней комнате, когда это случилось… Вы едете?.. Очень хорошо, сэр.

В двадцатом веке убийство окружено таким же четким, неукоснительно соблюдаемым ритуалом, как жизнь какого-нибудь средневекового монарха. Все входы и выходы расписаны. Хирург, фотограф, специалист по отпечаткам с поклоном появляются на сцене и начинают играть свою роль.

А Рэндал Марч играл свою. Во второй раз уселся он за письменный стол в кабинете, чтобы выслушать показания и задать вопросы. Сначала — два сержанта. Смит — первый.

— Мы закончили осмотр комнаты капитана Пилигрима. Ничего не обнаружили. Потом мы отправились в эту спальню на чердаке, с которой мы, вообще-то, должны были начать, только капитан Пилигрим попросил нас первым делом осмотреть его комнату, чтобы он мог туда вернуться. Его просьбу можно понять, он ведь инвалид.

— Сколько времени пробыли вы наверху до того момента, как произошло падение? — спросил Марч.

Сержант, взглянув на Фрэнка Эбботта, сказал:

— Десять минут?

— Около того, — кивнул Фрэнк.

Смит продолжил:

— Мы вынули ящики из комода. Нижний ящик полон старых газет и вырезок. Видимо, из-за шелеста мы не услышали, как он нас запер.

— Запер вас! — воскликнул Марч.

— Именно так, сэр. Мы оба уверены, что ключ был внутри, когда мы входили в комнату. Он, очевидно, подошел, бесшумно открыл дверь, увидел, чем мы занимаемся, и вытащил ключ. Потом вставил его снаружи, запер нас, прошел в соседнюю комнату и выбросился из окна. Он понял, что его песенка спета, но у него хватило смелости вот так вытащить ключ.

Фрэнк прибавил невозмутимо:

— Полагаю, именно увидев, чем мы занимаемся, он понял, что его песенка спета. Не думаю, что его самоубийство было преднамеренным, а то бы он держался от нас подальше. Он, конечно, до смерти испугался, испугался так сильно, что не мог удержаться и пришел посмотреть, как у нас тут дела. И увидев, что мы успели выудить, он понял: игра закончена. Не думаю, что можно было спланировать трюк с запертой дверью. Это было сделано импульсивно, чтобы никто не помешал ему выброситься После того что он увидел, он знал, что другого выхода у него не осталось.

— И что же он такое увидел? — отрывисто спросил Марч.

Фрэнк развязал платок. Потом опустил его на стол и аккуратно расправил поверх блокнота с промокательной бумагой. На льняном квадрате лежал мужской бумажник из коричневой кожи с теснеными золотыми инициалами «Г. К.»

— «Г.К.», — вслух повторил Марч.

— Генри Клейтон. Это его пропавший бумажник, — сказал Фрэнк.

— А его бумажник пропал?

— Да. Роджер сказал об этом мисс Силвер. Старый мистер Пилигрим дал Генри пятьдесят фунтов в качестве свадебного подарка — положил наличные вот на этот стол, — а Генри достал бумажник и убрал туда деньги. Это был коричневый кожаный бумажник с его инициалами. Кроме Роджера в комнате в этот момент находился и Робине.

— Где вы его нашли?

— В комоде, за ящиками, — вмешался Смит. — Вы знаете, что в хороших комодах ящики задвигаются до самого конца, так что их задние стенки упираются в каркас. Этот комод в свое время был великолепным. Но задняя стенка нижнего ящика развалилась — короед завелся. И бумажник завалился между ящиком и каркасом.