Альдари знали этих чужаков под многими именами и встречали во многих местах. Прячущиеся-на-виду. Таящиеся-у-очага. Тени-в-крови. Похитители родни.

Но в тот момент она вспомнила человеческое название. Иврайна не дала околдовать себя тем чуждым взором и подняла меч Скорбей, бледное свечение которого нарушило гипнотизирующее воздействие.

— Генокрад, — прошипела она.

О Кроваворуком боге сложено много историй. Его смертоносная ярость и завистливость стали причиной не одной распри в пантеоне альдари, а убийство им Эльданеша повлекло за собой разрушительную Войну в небесах. Так гласят легенды. Возможно, истина другая, но древние времена, что туман, прозреть в который нелегко. Еще мифы утверждают, будто, когда поднял голову Великий Враг, порожденный жуткими извращениями, желаниями и дикими амбициями падших альдари, Кхаин, бог-воитель своего народа, вышел с ним на бой.

Дальше мифы начинают противоречить друг другу, и саги одного рукотворного мира отличаются от поэм другого так же, как и от сказок Комморры и танцев театров арлекинов. Одни говорят, якобы Та-что-жаждет попыталась поглотить Каэла Менша Кхаина, но, вырвавшись из ее хватки, Кроваворукий распался на множество осколков, и частицы Его сущности рассеялись по вселенной смертных. Другие твердят, что Кхаин всегда был сыном Великого Врага и Повелителя Черепов, стремления к славе и кровопролитию которых занимали у него в сердце равные места. Поэтому, когда случилось возвышение Рока альдари, для Кхаина это стало последней каплей, и его бессмертную оболочку разорвало на куски, разлетевшиеся по всему космосу. Согласно же третьим, Медный Царь и Та-кого-нельзя-называть вступили в открытое противоборство за обладание Кроваворуким и растерзали его на части, после чего пылающие фрагменты его естества попали в реальность.

Это всего лишь истории, но в каждой есть доля правды. И заключается она в том, что в психическом центре всякого бежавшего из доминионов рукотворного мира, в покоях из чистейшего материала цепи бесконечности пустила корни и росла крупица бога войны. Их нарекли аватарами Кхаина, ведь все они — грозные воплощения бога-что-был, пробуждающиеся лишь от жара и крови скорой войны.

В этом плане Зайсутра ничем не отличалась от остальных: в ее сердце тоже находилось создание не смертного происхождения. Оно восседало в святая святых на бронзовом троне Каэла Менша Кхаина, мрачное и величественное. Подобно другим аватарам Кхаина по всей Галактике, оно было выковано из бессмертного черного железа и яркого пламени, однако в Зайсутре его тело также вырастили из неестественной плоти самого мира-корабля.

У него были вытянутое лицо и похожие на кинжалы стальные зубы, блестящие меж скулами из железной кости. На Иянну воззрились глаза, похожие на горящие угли или идеально черные бриллианты, внутри которых теплились искорки света. Его затянутое дымом тело было заковано в прочный бронзовый панцирь, что мерцал, будто расплавленный, на пульсирующей, словно кипящая лава, плоти.

На подлокотниках трона из черного железа покоилась одна пара рук, оканчивающихся вытянутыми и подвижными трехпалыми клешнями, а не изящными пальцами альдари. Еще две конечности выступали из боков: правая сжимала копье, увенчанное клинком размером с Иянну, который в длину достигал половины самого древка, левая же держала большой золотой кубок, украшенный россыпью красных драгоценных камней. Оба артефакта духовидица хорошо помнила по своим прошлым Путям, когда служила воином и колдуном. Оружие называлось Суин Дэлла, а кубок — чашей Криэля, в которую жрецы Кхаина жертвовали свою кровь для Кроваворукого. С плеч чудовища ниспадал церемониальный багряный плащ, пришпиленный к груди мечом из сияющего серебра. Прочие амулеты и символы были вправлены в панцирь, подобно подношениям на алтарь или храмовую стену.

Поначалу исполин казался неподвижным, однако по его пристальному взору внутри группового разума Иянна поняла, что аватар Зайсутры знает о ней. Она ощущала его осторожные прикосновения на краю своего сознания, легкую доброжелательную пульсацию, совершенно не соответствующую ужасному чудовищу перед ней.

Ментальные щупальца великана протянулись к Сайдари, который встал возле плеча родственницы и без применения силы вынудил ее пройти вперед.

— Узри патриарха Кхаина, нашего возлюбленного защитника, — проговорил лорд-хранитель.

Он преклонил колено, и Иянна, не оказав никакого сопротивления мягкому импульсу подчинения, опустилась следом за ним. Остальные зайсутранцы испустили еще один вздох, сопровождаемый шелестом одежды и треском кожи, отдавая дань почтения патриарху.

— Поколениями патриарх Кхаин присматривает за народом Зайсутры. Когда мы думали, что боги мертвы, когда мы сбежали в безжалостную тьму за самыми далекими звездами, мы полагали, что остались одни. Как ты и другие заблуждающиеся, мы боялись, что боги умерли окончательно либо покинули нас. Но один остался. Ты зовешь ее Той-что-жаждет. Она по-прежнему тенью следует за нами, ее проклятие — в наших костях и разумах. Наше общество стояло на грани коллапса, наша культура растлилась почти, как та, от которой мы вбежали. Одолеваемые собственными пороками и страдающие от нападений демонов темных сил, мы думали, что надежды на спасение нет.

Иянна хорошо могла это представить: Иянден стоял у того же обрыва, несмотря на все, что произошло до того. Они располагали преимуществами Пути, ясновидцами и аспектными воинами, костопевцами и духовидцами. И все равно мертвые превосходили числом живых, а их общество превратилось в блеклую копию себя. Так какие шансы имел меньший искусственный мир, одиноко дрейфующий на волнах судьбы?

— И впрямь, какие шансы? — эхом отозвался Сайдари, ведь мысли Иянны теперь стали частью группового разума. — Предоставленный нам шанс — это воистину божественное чудо. Мы натолкнулись на посланников Кхаина, разыскивавших нас во внешних царствах. Мы стали с ними единым целым, и с их силой, с силой патриарха и группового разума, мы остановили распад и обрели новую цель.

Беспримерное величие прародителя захлестывало зал, и Сайдари купался в свете творца. Его упоение отдавалось по всему групповому разуму.

— Первым делом я привнес возможность.

Мысли стремительно проносились в голове, подстегиваемые в равной мере восхищением и тревогой. Через коллективное сознание зайсутранец ощущал, что противостояние с иннари еще далеко от завершения. Мысли о бое затопили его разум образами перестрелок и яростных схваток, разворачивающихся среди горящих зданий и темных садов, где разместились гости. Он чувствовал, как гибнут от клинка или выстрела местные сыны и дочери, и сквозь дымку их меркнущих мыслей пробивалось яркое сияние разумов властелинов групп — новоявленных воплощений чистоты прародителя. Они по-прежнему ждали, готовые в любой момент обрушиться на врагов там, где в них нуждались больше всего.

Психический импульс вернул его внимание обратно к творцу.

— Подведи ее ближе, прайм первой застежки четвертого переплета, — повелел отец группы, обращаясь к лорду-хранителю так же, как и ко всем остальным зайсутранцам — не по имени и титулу, но по происхождению. — Коснись мыслью для гармоничного общения.

Сайдари мягко подтолкнул Иянну, и она сделала еще пару неуверенных шагов. Сопротивление было инстинктивным, порожденным простым нежеланием приближаться к неизвестному. В глубинах сознания Иянны по-прежнему копошились внедренные ментальные черви, неприметно, но убедительно подводящие ее к тем или иным решениям. Впрочем, этого было недостаточно для контроля и подавления, хотя творец с властелинами групп могли и такое, если бы того захотели. Но зато хватало для ослабления защиты Иянны и сглаживания подозрений, чтобы она стала более открытой перед истиной.

Самый первый червь, внедренный Сайдари, когда он заметил в челноке потрясение Иянны, узнавшей его лицо, почти издох, однако введенных позднее более чем хватило, чтобы направить ее к согласию.