Невий не без удовольствия перебирал в пальцах тончайшую ткань. Даже поднес к носу и вдохнул, словно пытался учуять запах, как форсийский даг. Это было жестом ищейки, напавшей на след. Он улыбнулся, протянул руку с шалью:

— Что это, дядя?

Варий какое-то время молча смотрел на внука. Приложился к чашке и неожиданно шумно отхлебнул, словно пытался этой нелепостью разрядить повисшее напряжение. Наконец, поднял голову, поджал губы:

— Тебе смешно, что покои старика может посетить женщина? — он казался обиженным.

Невий просиял такой радушной улыбкой, что я похолодела. Он знал. Уже все знал — я читала это в каждом жесте.

— О, нет… — он покачал головой. — Вы можете сколько угодно водить за нос простаков. Но я… очень рад за вас, дядя. И тоже хотел бы в вашем почтенном возрасте находить в своих покоях легкомысленно забытые шали.

Старик кивнул:

— Не сомневаюсь, что так оно и будет. У нас хорошая наследственность, мой мальчик.

Высокородный ублюдок тоже кивнул:

— Уповаю на это. Но, к сожалению, не у всех одинаково хороший вкус. Не все отличают имперскую шаль от пояса рабыни.

Варий положил в рот капангу, разжевал:

— Вкус… дело сугубо личное. Впрочем, как и пристрастия. Пока они безобидны, разумеется, и не наносят вреда высокому дому. Жаль, заигравшись, можно легко переступить эту грань.

— Честь дома — прежде всего.

Варий не сводил с ублюдка глаз:

— Прекрасные слова, мой мальчик.

Я забывала, как дышать. Казалось, это был не разговор, а поединок. Отчего-то представлялось, что оба высокородных, как в игольницу, втыкают друг в друга тонкие острые иглы, будто делают ход.

Невий, наконец, тоже хлебнул кофе, но скривился. Кажется, он все же не находил удовольствия в этом напитке и сделал глоток лишь из уважения к старому Варию. А может, демонстрировал отношение к его словам. Он вновь понюхал проклятую шаль:

— Надо же, ваша гостья совсем не пользуется духами. Как неожиданно для имперки…

Варий улыбнулся:

— Я бы предпочел, чтобы это осталось моей маленькой интимной тайной. Старики тоже имеют право на свои крошечные секреты.

— Конечно, дядя. — Невий с готовностью кивнул, но так и не убирал шаль от лица. Принюхивался и принюхивался. Как хищник, ловящий воздух. — Но что-то мне подсказывает, что эта женщина молода. И наверняка красива. Я прав? Предположив иное, я бы отозвался о вас дурно.

Старик отставил чашку:

— Я всегда считался ценителем.

Оба рассмеялись так, будто только что прозвучала невероятно искрометная шутка.

Невий, наконец, отложил шаль, будто она вмиг перестала что-то значить, подался вперед:

— Увы, дядя, я обожаю беседовать с вами, но мне, к сожалению, пора. Отец в отъезде, на мне весь дом.

Варий с пониманием кивнул, поднимаясь:

— Конечно, мой мальчик. Заходи, когда пожелаешь. Ты — редкий гость. Я всегда тебе рад.

Невий обогнул стол, обнял старика. Сейчас мне было хорошо видно его лицо. Ублюдок шарил глазами, осматривал стены, пытаясь угадать, где может скрываться тайная пустота. Сейчас я ликовала от мысли, что высокородные не обладают какими-то уникальными способностями. Например, как Гаар. Иначе у меня просто не осталось бы шансов.

Невий, наконец, вышел, и я вздохнула с невероятным облегчением. Наконец я смогу выйти из тесной темноты. Я уже почти задыхалась. Казалось, здесь не хватало воздуха. Я в нетерпении переминалась с ноги на ногу, но с удивлением заметила, что высокородный Варий просто вернулся в свое кресло, приказал рабыне обновить кофе и принялся жевать капанги, тыкая пальцем в формуляр. Казалось, он забыл обо мне. Просто забыл. Я знала старика ничтожно мало, но за это время не замечала за ним склероза. Напротив, он отличался прекрасной цепкой памятью и зорким глазом.

Я припала к смотровой щели:

— Господин Варий!

Старик не шелохнулся — не слышал. Наверняка здесь все было оборудовано так, чтобы ни единая малость не могла выдать соглядатая за стеной. Казалось, разговор с Невием вымотал Вария. Наверное, теперь он уже не играл — возраст есть возраст. От него не скрыться, будь ты хоть трижды высокородный.

— Господин Варий!

Я стукнула ладонями в стену. Легонько. Но и это не возымело никакого результата. Я осмелилась крикнуть громче, но итог был тот же. Я стояла и смотрела, как старик снова и снова пьет кофе.

Теперь становилось страшно. Я чувствовала себя замурованной, похороненной заживо. С каждой минутой мне все сильнее казалось, что я уже никогда не выйду отсюда. Старик забыл. Но я уже не исключала и мысль о намеренности, и от этого делалось еще страшнее. Я просто не понимала, что у него на уме. У меня совсем не было опыта в подобных играх. Как различить, где правда, а где ложь? Я ощущала себя беспомощным ребенком, которого водят за руку.

Я стукнула в стену со всей силы, на которую только была способна, кулаком:

— Господин Варий!

По ребру ладони разлилась тупая боль, сменившаяся дребезжащим покалыванием. Я зашипела сквозь сжатые зубы. Но Варий по-прежнему невозмутимо цедил кофе. Проклятая шаль лежала на столе розовым облаком. Я оставила глупые бесполезные попытки, прижалась к камню щекой, глядя в щель. Глаза защипало, но было уже все равно. Слезы — единственное, что мне оставалось.

Я заметила, что старик поднял голову, смотрел на открывающуюся дверь, в которой вновь показался… Невий. Он улыбнулся, направился к Варию:

— Простите, дядя. Вы так меня заболтали, что я не услышал от вас самое главное. Пришлось вернуться. Так вы исполните мою невинную просьбу?

— Утруждать ноги из-за такой мелочи, — Варий устало улыбался. — Ты мог связаться по галавизору.

— Я не успел выйти на парковку. Вернуться — всего лишь знак уважения.

Варий кивал, довольно прикрывая глаза:

— Я постараюсь сделать все, что от меня зависит. Обещаю, мой выбор падет на самую глупую из возможных. Ни о чем не беспокойся, мой мальчик.

Они вновь обнялись на прощание, и Невий, наконец, скрылся за дверью.

Теперь старик выпрямился. Стал выше, моложе, значимее. Он решительно направился в мой угол, и я с ликованием вышла на свет.

Варий внимательно посмотрел на меня:

— Увы, ты не должна была все это слышать.

— Господин Варий, откуда вы знали? Откуда знали, что он вернется?

Старик лишь усмехнулся:

— Мальчишка любуется собой больше, чем нужно. А это верный признак провала. К счастью, он еще слишком молод, чтобы это понять. Его поступки еще можно предугадать. Но он неизбежно повзрослеет. И обставит нас обоих: и меня, и даже Луция Тенала. И я бы рад видеть в этом одно только благо… но…

— Ведь он все понял?

Варий кивнул:

— Несомненно. Он точно знает, что ты здесь.

— И что теперь?

— Ничего. В моем доме ты в полной безопасности. Но я больше не хочу, чтобы ты выходила из своих покоев. До возвращения Квинта. Дальше — ему решать, как поступить.

Теперь я была избавлена от повинности проводить вечера с высокородным Варием. И мы с Гаар проводили их вместе, любили смотреть, как смеркается в саду. Шаль я больше не надевала, и Гаар запретила. Теперь эта невесомая ткань выглядела едва ли не угрозой. Напоминанием. Я никак не могла простить себе, что оставила ее в кресле. Я свернула ее и убрала в дальний угол, чтобы не попадалась на глаза. Теперь все мысли были о том, чтобы скорее вернулся Квинт. Я умоляла об этом вселенную, глядя в ночное небо.

Кажется, вселенная услышала. Внутри все запело, когда однажды утром на пороге моих покоев появился Донсон Фальк. Но при едином взгляде на него в груди тут же поселилась тревога.

Донсон Фальк казался напряженным, каким-то серым. Будто утратил краски. Впрочем, он и прежде ими не блистал. Казалось, худые щеки ввалились еще больше, а лицо вытянулось, заострилось. Я сама не поняла, почему это так озаботило меня. Может, он болен? Ведь у него тоже может болеть голова, как у всех остальных, или желудок. Когда болела голова у высокородного Вария, тот казался едва ли не зеленым, я видела. Но я сочла некорректным спрашивать управляющего. Не хватало только поставить его в неловкое положение. Да и какое мне дело, с каким лицом он явился. Самое главное — зачем. Я, конечно, сразу догадалась, но боялась радоваться раньше времени. Если бы мои догадки не оправдались — я бы очень расстроилась. Наверное, до слез.