Но вот наконец погасла последняя искорка, старый Дан принес шкуру теленка, сгреб в нее всю золу и остатки обугленных костей. Аккуратно увязав шкуру концами, он в сопровождении Дана и воинов осторожно спустился с утеса и подошел к яме, вырытой днем в углу площадки возле живой изгороди. Кто-то из воинов притащил туда голову пятнистого зверя. Гор зажал ее между колеи и кремневым топориком выбив клыки отдал их Дару. Голову леопарда Гор бросил в яму. Дан положил сверху узел с пеплом. По знаку Слава, распоряжавшегося ритуалом погребения, воины засыпали яму руками. Несколько воинов приволокли большой валун и установили его на могиле.

Пока шло погребение, у входа в пещеру разгорался новый костер, на нем жарили насаженное на длинные шесты мясо, добытое днем. Готовые куски складывали на разостланной оленьей шкуре.

— Садитесь! — сказал Слав, указав руками на место вокруг шкуры.

Первыми уселись воины и охотники. За ними уселись женщины и дети. Старики расположились отдельной группой. Два подростка по знаку Слава брали куски мяса и подавали сначала старикам, потом воинам и в последнюю очередь — женщинам и детям. Дар, как сын покойного, и Юрка, как посланец неба, сидели в группе воинов рядом с Гором.

Тризна проходила в абсолютном молчании. Слышался только хруст разрываемого зубами мяса. На скалах кричали сычи, и их тревожное уханье витало по окрестностям, как дух ушедшего в страну предков Зора. Кроманьонцы были убеждены, что это слышен зов Зора, что он не хочет уходить от родного стойбища, но воля богов непреклонна. Дух Зора будет летать и ухать совиным криком до рассвета, но с первыми лучами солнца он будет уже далеко от мест, на которых остался жить его род, его племя…

Кромешная тьма окутала стойбище. Звездное небо изредка прочерчивала падающая звездочка. Кроманьонцы разошлись спать, кто в камышовые хижины, а кто в пещеру. Юрка сидел на утесе с Даром. Они молча всматривались в ночную темноту, и между ними шел тот внутренний разговор, который возможен между родственными душами. Ветер свеял с утеса остатки золы, на разогретой костром площадке было приятно сидеть: Дар, видно, думал об отце, время от времени ой тяжело вздыхал. Над темной землей показался багровый диск восходящей луны, призрачный лунный свет упал на скалы.

— Дар, хочешь, я подарю тебе нож? — сказал Юрка.

Проделки Лесовика - i_020.jpg
Проделки Лесовика - i_021.jpg

Дар пожал плечами, но жест этот не выражал ни согласия, ни отрицания, оставляя все на усмотрение Юрки. Юрка отвязал шнурок с ножом и протянул его Дару. Дар держал нож на раскрытой ладони. И вдруг нож исчез. Что это еще за фокусы! Дар посмотрел под ноги. Ножа на земле не было. Юрка безотчетно провел рукой по карману и обнаружил пропажу на месте, где нож обычно и лежал. Юрка с нервозным смешком вытащил его и снова положил на ладонь Дару. Нож полежал несколько секунд и опять исчез, оказавшись в Юркином кармане.

— Чудеса, да и только! — воскликнул Юрка.

— Твой нож меня не признает! — сказал Дар.

— Удивительно! Вы и вправду несовместимы! — воскликнул Юрка, привязывая шнурок к петле джинсов.

— А ты мог бы взять меня с собой? На небо? — вдруг спросил Дар.

Прежде чем ответить, Юрка подумал. Конечно, он не может взять Дара с собой! Все в руках Лесовика, и маловероятно, чтобы тот согласился перенести Дара в двадцатый век.

Нет, не могу. Я не бог, — сказал Юрка. — Но я хотел бы взять тебя с собой. Правда, я не знаю, как бы ты себя чувствовал там, что бы ты делал? Слишком уж большой разрыв между нашими временами.

Да, если твой нож не признает меня, то как признает все остальное, о чем ты говорил! — согласился Дар.

Круглая луна поднималась все выше, окутывая землю призрачным светом. На темной скале кричала сова. Где-то вдалеке, в той стороне, где терялась в темноте горная гряда, послышалось рычание крупного хищника. В другой стороне завыли волки. Совсем рядом, за изгородью, послышалась возня и визг шакалов, — дрались, наверное, из-за костей.

К полуночи небо заволокло тучами. Луна запуталась в них, как толстая рыба в густых водорослях. Ветер подул сильнее.

Вдруг где-то вверху послышался свист. Так свистел Юркин приятель Димка, когда вызывал его на улицу. Но откуда здесь взяться Димке?

— Ха-ха-ха! Как я тебя разыграл! — спросил Лесовик, невидимый в темноте. Собирайся!

— Ты возвращаешь меня домой?

— Домой? Домой, пожалуй, рановато! — ответил Лесовик.

— Как рановато?! — возмутился Юрка. — Отправляй-ка меня домой, и немедленно!

— О, парень, ты заговорил со мной ультимативным тоном! Я этого не люблю, да и себе ты больше навредишь этим… Думай о тоне, малыш! Меня можно только просить, от меня ничего нельзя требовать.

— Вот я и прошу: отправляй меня немедленно домой!

— Но если ты просишь, то при чем здесь «немедленно»?.

— А ты что, хочешь, чтобы я попросил отправить меня домой через год? — в Юркином вопросе звучала ирония, а в разговоре с ироничными людьми Лесовик чувствовал себя не совсем уверенно. Ирония собеседника подрывала в Лесовике чувство собственного превосходства, и хозяин Леса тушевался.

— Нет, я вовсе не собираюсь держать тебя здесь целый год, но я думал — тебе здесь нравится!

— Хорошего понемножку! Кстати, вот этот мальчик, его зовут Дар, хочет отправиться со мной. Как ты на это посмотришь?

— Ничего не получится, — резко возразил Лесовик.

— Почему?

— Да потому, что прервется линия твоей крови на тысяча шестьсот втором колене. Между тобой и этим дикарем образуется наследственный провал, пустота, — понимаешь? Прервется передаваемая по наследству линия жизни. Это значит — не было ни твоего отца, ни деда, ни прадеда. Следовательно, не было и тебя. Природа, как известно, не терпит пустоты.

— Но если он отправится со мной на денек, а потом вернется назад?

— Нельзя, малыш! Никак нельзя! И ты не настаивай!

— Но почему?

— Да потому! — ответил Лесовик, начиная раздражаться. — На этот вопрос я отвечу тебе несколько позже.

— Ладно, — согласился Юрка. — Итак, домой?

— Нет!

— Понимаю! Я побывал в прошлом, теперь ты хочешь транзитом переправить меня в будущее? Заранее согласен!

— Не будь таким прытким! — сказал после некоторого раздумья Лесовик. — Ты, малый, хитер, но и я не простак.

— Прошу тебя! — взмолился Юрка. — Ну что тебе стоит? Разве тебе не все равно куда забрасывать меня?

В Юркином голосе было столько простодушия, что Лесовик чуть было не сдался. Он уже хотел согласиться и перебирал в уме варианты: отправить его в двадцать пятый или в тридцатый век… Но вдруг щелкнул себя по лбу и завопил:

— Ты, малый, не сбивай меня с толку! Не могу я отправить тебя в будущее! Отправить тебя туда значит раскрыть многое! Значит посвятить тебя в тайны, которых никому не дано знать! Нет! Тебе никак нельзя туда! Никто не может сказать, как повлияет на судьбы мира и отдельно — каждого человека преждевременное знание того, что когда-то сбудется. Все должно идти сбоим чередом, понимаешь? Вы, люди, частенько пытаетесь заглядывать в щелочку, в эту Великую Тайну, которая именуется Грядущим. Что-то там провозвещаете, пророчите. Смешно, ей-богу! Никто не должен знать, что произойдет завтра, через год, через сто или тысячу лет! И это хорошо потому, что остается место надеждам. На-деж-дам! Если бы человеку доподлинно стало известно будущее, его жизнь лишилась бы смысла. Человек должен жить на острие своего времени, и если он хочет, чтобы оно было счастливым, делать только добрые дела. Человеком движут добрые надежды, помыслы о высоких целях. Не всеми! Спешу оговориться! Есть и подлые людишки. Есть злоумышленники и преступники. Но не о них сейчас речь. Сейчас речь о хорошем человеке.

Так вот, допустим, человеку или человечеству заранее станет известно, что обозримое будущее станет весьма для него благоприятным, так? Поверь мне, человеки тут же потеряют целеустремленность. Зачем стараться, зачем выкладываться, зачем рисковать и чем-то жертвовать, если жизнь и без того будет прекрасной!