Но, как мне доложили, моя самоотверженность кое-кому не по нутру. Кое-кто всячески желает калканам всяческого зла. Как вы думаете, кто же этот неблагодарный? Вы все хорошо знаете, его. Это — отребье рыбьего рода — старый калкан. До-о-лго маскировался он под вашего верного друга и советчика, а на деле думал, как бы поскорее вас извести…»

Кархародон сделал преднамеренную паузу… и что тут поднялось! «Смерть предателю!», «Позор калканам!», «Да здравствует наш великий и любимый Кархародон!» — кричали барракуды, и акулы. Но им мало было кричать самим. Они бросились в гущу калканов, требуя, чтобы они тоже славили Кархародона и проклинали своего вождя. Один калкан погиб, другой, третий… десятый. Остальные, обуянные страхом, начали кричать: «Смерть старому калкан!», «Да здравствует Кархародон!»

Кархародон взмахнул плавником. Барракуды бросились в пещеру и выволокли нашего бедного вождя, истерзанного, с оборванными плавниками, с вырванным глазом.

Калкана бросили к подножию скалы, на которой возлежал Кархародон. Тиран лениво взмахнул правым

плавником, и меч-рыба, служившая палачом, пронзила калкана, пригвоздив его к песку. Наш вождь пытался что-то выкрикнуть, но другая меч-рыба добила его.

Этот случай совсем доконал нас, калканов. Дни потекли один горше другого. Печаль, тоска, безысходность и скорбь стали обычным состоянием нашего духа.

То было время, когда улыбка на губах калканов стала столь редкой гостьей, что о ней забыли. Калканы никогда не улыбались, зато скорбили постоянно. Кархародон и его подручные не забывали о том, чтобы причины для наших скорбей не истощались.

Шло время, бежали дни и годы, но не заживали наши раны, физические и духовные. И постепенно мы стали замечать странное перерождение калканов. С каждым новым поколением калканы теряли стройность и стремительность, становились все более сплюснутыми, при каждом подозрительном движении вжимались в песок. Сначала мы думали, что это случайности, пока не обратили внимание на то, что случайным становится рождение нормального калкана…»

Калкан вздохнул и замолчал. У Юры было такое чувство, будто он спал и видел кошмарный сон.

Над океаном занималось утро. Спящий Петя, удерживаемый тонким шнуром, напоминал диковинного воздушного змея, если смотреть на него снизу. Сумки, копье, кинокамера тянули его вниз, но костюм несколько раздулся и держал мальчишку на плаву.

Вокруг лениво плавали сонные рыбы. Иные стояли на месте, чуть шевеля губами и грудными плавниками. Белесые зонтики медуз поднимались с глубины к поверхности, поближе к солнцу. Юра, перебирая руками шнур, подтянул Петю к себе.

— «Какой сладкий сон!» — сказал калкан.

— «Да, мой друг любит поспать!» — ответил Юра, и тут заметил, что калкан чем-то озабочен.

— «Когда ты спал, здесь проплыл тунец, — стал объяснять калкан. — Он остановился и разглядывал тебя и твоего приятеля. Спросил, не те ли вы люди, которые чем-то обидели лоцманов? Когда я сказал: да те самые, он попросил передать, что тигровая акула, подстрекаемая лоцманами, решила с вами разделаться… Она может появиться с минуты на минуту».

— «Спасибо за предупреждение. «Знатную гостью» мы встретим с честью!» — сказал Юра.

— «Вы не боитесь ее? Тигровая — чудовище, каких в океане немного!»

— «Если бы мы боялись, то сидели бы дома!» — ответил Юра.

Он, конечно, храбрился, не хотел показывать калкану, что встреча с тигровой акулой его не особенно радует. Лучше бы такой встречи не было. Может, разбудить Петю? Или спрятать его, спящего, в заросли, пока не минует опасность? Нет, лучше разбудить, кто знает, как обернется дело, пусть мужает…

Юрка растолкал приятеля.

— Зачем ты меня будишь? — спросил тот недовольно. — Я хочу еще спать!

— Он хочет спать! — иронически воскликнул Юра. — Ты что, Петя! Где ты находишься? Дома, в собственной спаленке? Сейчас к нам пожалует ее величество тигровая акула!

— Откуда ты знаешь? — спросил Петя встревоженно. Сонливости как не бывало.

— Дай-ка мне твое копье — проверю, — сказал Юра, считая излишним отвечать на Петькин вопрос.

Он вдруг понял, что помимо своей воли втягивается в какие-то сложные взаимоотношения с обитателями океанских глубин. Вот, пожалуйста, приобрел друзей-дельфинов и врагов — лоцманов и прилипал, которые начинают строить козни! Зачем это нужно! Ведь он надеялся спокойно искать легендарную Атлантиду! Он не возражает против друзей, но враги… Нельзя ли обойтись без врагов? Надо ли было так грубо вести себя с прилипалами и лоцманами?.. Юрка перебрал в памяти подробности встреч с этими ничтожными рыбешками. Да, ребята не приняли дружбы прилипал и лоцманов — так что ж! Дружить невозможно с кем попало. В конце концов насильно мил не будешь — старая непреложная правда. А для того, чтобы дружить с прилипалами и лоцманами, надо самому быть прилипалом.

Там, где склон подводной горы круто обрывался в глубину, висели вечные сумерки, голубые — поближе к поверхности океана, синие — внизу. В прозрачной голубизне, усеянной медузами, появился дельфин. По тому, как смело он приближался к мальчишкам, они догадались, что это спасенный ими дельфиненок. Он, видно, очень обрадовался встрече, уголки его длинных губ так и растягивались в улыбке.

— «А я опять потерялся!» — возвестил он с таким видом, будто произошло самое радостное событие в его жизни.

— «И ты не боишься, что получишь взбучку от родителей?» — спросил Юра.

— «О какой взбучке ты говоришь?» — удивился дельфиненок.

— «Взбучка — это взбучка! — сказал Юра. — Если ты совершаешь плохой проступок, тебя наказывают?»

— «Никогда!» — ответил дельфиненок.

— «Не может такого быть, — засомневался Юра. — Если я проказничал, меня или наказывали ремнем, если проступок серьезный, или проводили со мной воспитательную беседу, что очень скучно!»

— «У нас все по-другому, — сказал дельфиненок. — Когда мама перестала кормить меня молоком, я сам стал искать себе пропитание. Родители научили меня азам самостоятельной жизни: как ловить рыбу, защищаться от хищников, различать ядовитых животных… В остальном я должен был вести себя так, как и члены моего рода. Отец мне сказал: «Ты уже взрослый, то есть почти взрослый, и жизнь научит тебя всему, что надо знать дельфину! Жизнь — это сплошные уроки. Где-нибудь просчитаешься, значит, ты плохой дельфин, значит, тебя ждет смерть. Выживают только сильнейшие и умнейшие…» С тех пор я стараюсь быть самым сильным и самым умным, но это не всегда мне удается… Вот, я опять потерялся!»

— «Не беда! — успокоил его Юра. — Рано или поздно твои родители найдутся!»

— «Да, но они опять будут удивляться, что я остался жив! Дельфин, оторвавшийся от своей стаи, считается погибшим!»

— «Вот и отлично, пусть лучше удивятся, чем будут горевать».

— «Но что я слы-ы-шал! — вдруг воскликнул дельфиненок. — О вас говорят повсюду. Говорят, что вы — истребители акул. Акулам это не понравилось, и они решили во что бы то ни стало растерзать вас. По пути к вам я с трудом увернулся от акулы-молота. Тунец сказал, что мне повезло: акула-молот ищет людей, то есть вас. Потому и не старалась меня поймать… Да, вот и она сама!»

«Мы становимся популярными в океане, — подумал Юрка. — Все ищут с нами встреч: тигровая акула, акула-молот…»

Зловещий черный акулий силуэт с головой необычной формы появился из темно-синей бездны в окружении полосатых лоцманов. Юра включил логофарм и, когда до акулы оставалось метров тридцать, предупредил хищницу, чтобы она не смела приближаться.

— «He обращай внимания на этого бахвала! — пропищал лоцман, плывущий рядом с акульей пастью. — Слухи о его силе преувеличены! Это он от страха требует, чтобы ты не приближалась!»

— «Как будто я сама не вижу, что он пытается, припугнуть меня… а сам дрожит от страха!» — ответила акула, уверенно взмахивая плавниками.

До сих пор ребята видели акулу-молот только в океанариуме. Голова с вынесенными в стороны глазами — необычное зрелище, и нельзя сказать, что приятное. Сидящий в стороне от головы глаз вроде бы и не имел отношения к собственному туловищу. Казалось, он жил своей собственной жизнью. Было непонятно, зачем природе понадобилось отставлять его так далеко от головы.