Суд прошел не так быстро, как мне бы хотелось. Демоном-обвинителем был Крысоед, мелкий выскочка, из тех, кто считает, что выиграет любое дело, сделав ловкий ход в стиле Перри Мэйсона. Вытащил на свет самые мелкие прегрешения погибшего бедняги — даже случаи небрежного вождения, такие, за которые ему и штраф не выписывали! Попытался нарисовать образ человека, совершенно не заботящегося об остальных, несмотря на то, что в это утро Гурдип спешил лишь потому, что хотел покрасивее упаковать подарки сыну на день рождения, прежде чем тот пойдет в школу. Это меня достало, и, боюсь, я не сдержался, назвав обвинителя «дерьмом, которое соскребли с пола сортира в Аду», что, несмотря на точность определения, было несколько неподобающе для суда. В любом случае, к счастью мистера Малхотры и моему, судьей была лучезарная Сасимиэль, в присутствии которой я вел дебаты не один десяток раз и которая вовсе не собиралась впечатлиться тем, как обвинитель пытается заработать себе репутацию. Выдержав подобающую паузу, она попросту прервала Крысоеда на середине фразы и объявила решение в пользу моего клиента. Хлоп! Гурдип Малхотра отправился дальше, к тому, что его ожидало.

Несмотря на то, что то же самое, очевидно, произошло со мной в свое время, я ничего не помню, и, боюсь, уже никогда не заполню эти пробелы.

Судья с хлопком исчезла туда, куда отправляются Начала и Власти в промежутках между судами, Крысоед исчез, дымясь от раздражения, а я был свободен.

Когда я вернулся в так называемый реальный мир из вневременного Внешнего, было почти девять утра. Видите ли, то, что мы выходим за границу времени, не означает, что Время действительно останавливается. Думаю, это касается именно нас, земных ангелов, находящихся в смертных телах. Как только мы проходим обратно через «молнию», то разница между Внешним и реальным миром компенсируется. В данном случае она составляла около пары часов. Я совсем не «жаворонок», но мысль о том, чтобы снова забраться в постель и увидеть сон о Каз, не привела меня в восторг, и я двинулся вдоль берега, к бару «Устрица Билл», в котором, типа, кормили. У меня была слабость к этому заведению, и я ходил туда столько, сколько себя помнил, так что, можно сказать, привычки во мне были сильнее доводов разума. На самом деле, не будь я уже умершим, это послужило бы мне хорошей эпитафией.

Я доедал остатки хрени с маслом, которую Билл лукаво именовал «завтраком», когда в бар ввалился старый пьянчужка и потихоньку двинулся в сторону стойки, исподтишка протягивая руку (поскольку Биллу не нравилось, чтобы у него в баре попрошайничали, — он считал, что это понизит статус заведения, один из самых крутых доводов в этом духе из всех, что мне доводилось слышать). Большинство посетителей не отвечали пришедшему, а то и вовсе его демонстративно не замечали, дожидаясь, пока он не поймет, что к чему, и не уйдет сам. Однако когда он подошел ко мне, я сунул руку в карман в поисках мелких банкнот. У старика были слезящиеся глаза, а волосы выглядели так, будто их поставили торчком с гелем где-то в восьмидесятых и с тех пор к ним не притрагивались. А еще от него пахло так, будто он пьет нечто, для питья не предназначенное, типа лосьона после бритья «Аква Вельва», процеженного через старую рубашку.

— Удачи. Бог любит тебя, — сказал я, положив купюры ему в руку. Сказал тихо, поскольку вести себя вежливо у Устрицы Билла было все равно, что ходить мимо прайда голодных львов, хромая. Но он услышал. Беззубо улыбнулся и похлопал меня по плечу.

— Спасибо, друг, — сказал он, вовсе не так невнятно, как я ожидал. — Хотел бы дать тебе кое-что за твою доброту.

— Нет, на самом деле, незачем…

Он сунул руку в карман штанов и достал мятый, когда-то белый кусок бумаги, сложенный как письмо. И отдал мне, будто эта бумажка чего-то стоила, что, опять же, меня не порадовало.

— Пообещай, что прочитаешь. Пообещай, что подумаешь об этом. Бог ведает о тебе, и у Него есть место для тебя в Его великом плане.

И он побрел обратно на улицу, шаркая.

О'кей, ладно, несколько смешно, конечно же, когда пьяница убеждает ангела в том, что у того есть место в Божественном плане. Я глянул на кусок бумаги, но мне показалось, что это нечто скорее политическое, чем религиозное. Заголовок что-то вроде «Кто-то в Белом Доме хочет уничтожить тебя!» Я едва не оставил его на стойке, но мне показалось, что старый недотепа следит за мной в окно, явно пораженный тем, что кто-то взял одну из его мятых бумажек. И я убрал ее в карман прежде, чем выйти.

Домой идти все равно не хотелось, но в десять утра было слишком рано переться в «Циркуль» и напиваться в компании доброжелательных сослуживцев даже для меня. Так что я решил попытаться связаться с моим приятелем ангелом Сэмом, с которым я не общался уже пару дней. Сэм, кстати, непреднамеренно затащил меня в большую часть того дерьма, в котором я теперь барахтался, так что то, что я до сих пор считал его своим лучшим другом, говорит о многом.

Я терпеть не мог одновременно идти и говорить по телефону, точно так же, как терпеть не мог других людей, которые на ходу болтают по телефону, так что, найдя свободную скамейку на автобусной остановке на Пэрэйд-Стрит, как обычно заполненной туристами, офисными работниками в коричневых костюмах и крысиного вида молодыми парнями, у которых даже собаки в банданах ходят, я спешно уселся и достал мобильный. В процессе этого клочок пьяницы (теперь это звучит, будто название фильма ужасов — «Клочок пьяницы! Возвращение клочка пьяницы! Проклятие…») вывалился из кармана, и я глядел на него, слушая гудки в мобильном, пока звонил Сэму.

Не слишком-то много там и написано было. Сверху, большими печатными буквами, от руки. «Кто-то в Белом Доме хочет тебя уничтожить!» И картинка с изображением вышеназванного здания, окруженного облаками. Потом помельче. «У тебя есть враги. Не хочешь о них узнать? ОНИ о ТЕБЕ знают!» А потом — непременная цитата из Библии, которую так часто любят приводить в самых безумных образчиках подобного рода писаний:

Ниже были вещи более странные, похоже, вырезанные из журналов и приклеенные к оригиналу, перед тем как его пересняли. Картинки, ангел и осел. Ангел — несколько интересное совпадение. Я поглядел на осла, раздумывая, не должно ли это означать партию демократов, ныне главенствующих в Белом Доме. В трубке продолжались гудки. Наконец я нажал кнопку отбоя, но теперь меня беспокоило что-то еще.

А потом осенило. Осел. Мул. Архангел Темюэль, мой супервайзер.

Потом еще две картинки, изображение часов из детской книжки и изображение садовой скамейки из мультфильма. Снова отдаленное совпадение, поскольку прежде я пару раз встречался с архангелом на скамейке в Бигер-Сквер. Если это не совпадение, то мне назначили встречу.

Я быстрым шагом пошел к площади, но ни на одной из скамеек не увидел благоухающего старика. Мог ли это действительно оказаться Темюэль? Наш архангел любил маскироваться, особенно когда хотел что-то сделать втайне, и вполне вероятно, что он знал, что все в нашем отделе зовут его Мулом. «Белый Дом», небольшое отличие от «Большого Дома», как мы, рядовые ангелы, называли Небеса. Но нужно ли мне было это послание, чтобы знать, что некоторые обитатели Небес хотят поймать меня? Блин, я и так это знаю. Темюэль знает, что я это знаю. Значит, либо это чистейшее совпадение, еще одно послание из Страны Безумия, либо мой шеф решил-таки отправиться на Землю, чтобы предупредить меня о том, что мои неприятности серьезнее, чем я думаю. А я не пришел на встречу.

Поглядев на часы на бумажке, я вдруг понял, что их стрелки показывают одиннадцать. Ткнул мобильный, проверяя время. Девять сорок. Неудивительно, что Темюэля нигде нет — у меня в запасе еще час с четвертью. Так что придется идти в «Циркуль», как ни крути, поскольку сидеть столько времени на ветру на Бигер-Сквер мне не улыбалось. С другой стороны, я шел в «Циркуль» не для того, чтобы напиться, а просто чтобы убить время, а потом убедиться, действительно ли мне пришло сообщение от начальства. Так что без разницы.