Просидев где-то полчаса и выпив по три или четыре чашки кофе, мы превратили первоначальные идеи в более конкретные наброски, пока что не заслуживавшие названия «планов» или даже «экстренных мер по спасению». Но разговор, по крайней мере, дал мне отправную точку, от которой можно было рассуждать дальше. Пока Сэм ходил в туалет, я оплатил счет. Мы вышли на улицу. Ветер стал сильнее, небо затянуло облаками. На тросах над улицей уже раскачивались рождественские украшения, будто огромные зимние цветы.

— Как же мне попасть в Каинос? — спросил я.

— В зависимости от, — ответил Сэм. — Как ты собираешься со мной связываться?

— Откуда я знаю? Может, никак не получится. Может, у меня на хвосте уже Небеса и Ад сидеть будут, когда это понадобится. И уж наверняка мне не хотелось бы оставлять записки и назначать встречу, как сегодня.

— Ну, я-то могу целыми днями там находиться, ожидая, пока ты будешь готов.

Судя по тону, он был явно недоволен.

— Что с тобой такое?

— Ничего. Неделька тяжелая выдалась.

Он скорчил рожу.

— Слушай, я еще спрошу у тебя, когда ты собираешься отправиться. Пока надо сделать кое-что на этой стороне. Перед тем, как отправляться, позвоню.

— Все мои телефоны прослушивают, Сэм.

— Тогда я сделаю так, что все будет суперсекретно и очень тихо. Не беспокойся, я что-нибудь придумаю.

Он развернулся и пошел от кафе «Крайняя Луза». Я вздохнул с облегчением. В таком скверном настроении Сэм мог запросто решить нажраться или, по крайней мере, раздумывать об этом.

— Да, спасибо за завтрак, — сказал он через плечо.

Городской телефон зазвонил в два часа ночи. Я уснул на диване, поэтому у меня ушла где-то минута, чтобы прийти в себя и сориентироваться. Оксана смотрела какой-то фильм по телевизору, ее чемодан был упакован и стоял на ковре рядом уже не первый час. Она все еще злилась на меня и за вечер не сказала ни слова. И уж точно не собиралась подымать трубку.

Я подполз к столу и снял трубку. Сначала слышал только глухой рокот, будто у моего уха была большая раковина. Потом услышал чей-то голос, но обращались не ко мне.

— Сэм? — спросил я.

— Ага?

— Что такое? Ты где?

Что-то странное творилось в трубке, но я достаточно быстро понял, что дело не в связи.

— Просто думал тут, — сказал он.

— Я тебя едва слышу. Ты сказал «думал»?

— И хочу кое-что сказать.

Долгая пауза.

— Сказать тебе кое-что.

Мое сердце заледенело. Такого Сэма я тоже знал. Долго с ним не общался, но узнал сразу.

— Ты в порядке?

— Отлично. Отлично, отлично. С друзьями. Поздоровайтесь, друзья.

На заднем плане кто-то рассмеялся. Кто-то что-то крикнул, но я не разобрал что. Где-то на заднем плане играла музыка кантри.

Вот блин, только не сейчас, была моя первая мысль. Было ясно, что Сэм нажрался. И круто нажрался.

— Не хочешь, чтобы я за тобой заехал? — спросил я. — Подвезти тебя?

— Ни хрена! Подвезти? У меня крылья, чувак. Волшебные ангельские крылья, не забыл? Нет, чувак, я просто позвонил, чтобы сказать тебе кое-что. Потому что, сам понимаешь, сегодня думал, что надо тебе сказать. Насчет одного дерьма, очень важного дерьма. Я хотел, правда, хотел. Но потом думал, думал, и подумал, а зачем я буду что-то говорить этому засранцу, если он меня продал?

Лед. Лед в груди, такой, что просто обжигает.

— Сэм, я не…

— Облажался, Бобби. Думаешь, я ничего не знаю? Думаешь, у меня нет друзей крме… нет, кроме тебя? И я не узнаю, что ты меня с потрохами продал?

— Я не собирался этого делать, Сэм, на самом деле. Лучше поверь. Мне надо было им что-то предложить, чтобы меня отпустили. Блин, они уже готовы были вынести мне приговор!

— Ага-ага. Понял. Точняк. На самом деле, ты не собирался этого делать. И поэтому даже не сказал мне об этом.

Его голос едва не сорвался.

— Даже не сказал мне…

— Сэм, я сказал бы, но мы говорили о другом…

— А ты знал, что я сказал, что позвоню тебе прежде, чем отправлюсь домой. А потом они придут следом за тобой, лживая задница? Так что, вот, я тебя позвонил.

Он рассмеялся, и звук был такой, будто что-то с грохотом упало.

— Нет, позвонил тебе, прости. Прости. Так что, когда тебе потребуется приехать ко мне домой, реально потребуется… сядь на хрен с крылышками и лети на луну, о'кей? О'кей? Вот так вот, малыш, вот… так вот…

На другом конце линии больше ничего не было слышно — ни разговаривающих и смеющихся людей, ни кантри, ни Сэма.

Конечно, уснуть после такого я не смог. Лег поверх одеяла и лежал часа три с ощущением, будто какие-то два мерзких зверя дерутся у меня в животе. В какой-то момент Оксана бросила смотреть телевизор и поплелась в спальню. Я даже не заметил этого.

И мое терпение кончилось. Я встал, налил себе выпить (осознавая комизм ситуации) и позвонил по единственному номеру, по которому когда-либо звонил Сэму. Тот же самый голос на автоответчике, «Давай, удиви меня», рокочущий, как у Роберта Митчама.

— Слушай, мужик, я даже не знаю, слышишь ли ты это, — начал говорить я на автоответчик. — Надеюсь, что ты в каком-нибудь мотеле, что ты позаботился о том, где переночевать, прежде, чем начать свои вечерние приключения.

Во-первых не будь идиотом долбаным. Что бы там ты обо мне ни думал, это не стоило того, что ты взялся делать с собой. Но это уже случилось, так что теперь тебе начинать с начала, вот и все. Ты уже уходил в запои, раньше. Помнишь, когда дети в пожаре погибли? Мужик, я думал, тогда тебе одной недели хватит, чтобы пропить очередное тело. Это не помогло ни им, ни тебе. А ты мне весь костюм заблевал. Три раза.

И вот еще что. Не дурачь себя. Ты на меня злишься, потому что я не слишком-то хороший друг, и тут ты прав, но не в том, что я собирался выдать тебя Машине Великого Счастья. Если ты думал, что я собираюсь выдать парня, который как-то сгорел заживо, чтобы научить меня не бояться — ты ведь это помнишь, а? Даже с охренительного похмелья и злой, ты это помнишь, так? Если ты думаешь, что я собирался сделать это с тобой, то это очень крутой приход ненависти к себе.

О'кей, да, большая часть всего этого произошла по моей вине. Я был перепуган и готов сказать все, что угодно, поскольку дела были плохи. Это действительно выглядело так, будто я согласился сдать тебя. Мне стыдно за это. Но я и подумать не мог, что ты в это поверишь. Я ничего не сказал тебе потому, что думал, что это будет выглядеть так, будто я за тебя перед нашими боссами не заступился. Бывшими боссами, полагаю.

О'кей, может, еще и потому, что я не знал, как ты это воспримешь. Я действительно часто не знаю, что мне делать в мире, где я частенько не понимаю, что думает мой лучший друг Сэм. Ты и так меня изрядно напугал, рассказав обо всем этом Третьем Пути, и я так и до сих пор в себя не пришел. И не потому, что ты от меня это скрывал — это я могу понять, работа у нас чудная, и ты должен был соблюдать осторожность, и от тебя зависели другие. Но меня это напугало потому, что я никогда не думал, что ты способен чем-то всерьез заняться, так, что это поставит под вопрос нашу дружбу. Ага, понимаю, я сейчас говорю, будто жена сварливая. Ну и смирись. Ты был уже по уши в строительстве будущего счастья, а я все сидел дома и мыл посуду. Блин, не знаю, хочешь, сам метафору придумай. Я всю ночь не спал из-за тебя.

Иисусе, подумал я, эта хрень вообще записывает то, что я несу? Что, если она уже минут пять назад вырубилась?

— По-любому, именно это я тебе хотел сказать. Когда ты это услышишь, надеюсь, будешь уже трезвый. И если ты и дальше будешь меня ненавидеть, что ж, придется мне с этим жить. Но даже не пытайся убедить себя в том, что я реально хотел продать тебя в рабство, такого никогда не случится. Не случится. Я был военнопленным, говорил и делал все, чтобы выжить, вот и все. Ты мой лучший друг. Я тебя люблю, парень, даже тогда, когда ты звонишь мне среди ночи и говоришь, что я предатель, что я должен отвалить и сдохнуть. Вот такие дела.