Девушки пребывали в боевом настроении.

— Мы взяли все! — сказала Галина. Она прищуривалась и наклонялась вперед, едва не утыкаясь носом в лобовое стекло. Видимо, прежде, чем давать ей ключи от машины, надо было спросить ее, не надо ли ей надеть контактные линзы, но уже было поздно.

— Все. Без проблем.

— Нет, одна проблема. Парень из «Пакаж Плюс», — радостно сообщила Оксана. Ее английский становился лучше, но иногда мне приходилось догадываться, что именно она хотела сказать. — Скорчил рожу, не хотел продавать порошок. «Твоего имени на этом нет!» — сказал он. «Здесь сказано Роберт Доллар. Ты не Роберт Доллар!» Но Галя сказала ему: «Если мы не американцы, не значит, что мы не работаем у американца!»

— Он всегда осторожничает, — ответил я. — Поэтому у меня там свой ящик. Я дал вам записку — вы ему ее показали?

— Говорила тебе, — сказала Галина Оксане. — Я ей говорю: «Где записка, Бобби дал нам записку». Но она сказала мне, что вы не дали.

— Забыла, — сказала Оксана, виновато глядя на меня. — Оставила в другой одежде.

— Ничего, — сказал я. — Я видел, чем он там торгует, так что он должен был вам дать то, что нужно.

— А потом, — продолжила Оксана, просияв, — Галина сказала, давай или мистер Доллар разозлится, плюс я тебя в нос щелкну.

— Стукну! — возмущенно сказала Галина. — «Стукну» я сказала.

Я закатил глаза. Судя по всему, мне придется заехать в «Пакаж Плюс» и извиниться.

— И мы купили это в магазине. Но зачем вам нужен сахар, Бобби? — спросила Оксана, протягивая мне семейную упаковку сахарного песка фирмы «Си энд Эйч». — Вы будете печь пирог?

— Ха-ха, — ответил я. — Да, собираюсь немного заняться готовкой. У меня завтра важная встреча, хочу напечь сладкого.

Я еще не рассказывал им о приглашении встретиться с фон Варенменшем и его дружками из «Черного Солнца», и вкратце обрисовал ситуацию.

Галина была так ошарашена, что свернула из полосы на обочину прямо на автостраде Вудсайд, что, даже посреди дня, до того, как начнется реально сильное движение, было действием неразумным. Ехавшие позади, которым пришлось срочно уходить в левую полосу, дружно нам засигналили.

— Вы не сделаете это! Вы не пойдете один! Они убийцы!

— Вернись обратно на дорогу, будь добра, — сказал я. — Я знаю, что делаю. Меня пытаются убить с тех времен, когда вы еще в детский сад ходили. Можешь заметить, я еще жив.

— Но вы не знаете этих людей. «Черное Солнце» — они очень, очень плохие. У них есть сила!

— Знаешь ли, большая часть тех, кто меня ненавидит — вообще не люди, — сказал я, но не стал заострять. Я был уверен, что амазонки до сих пор не знают, что я не просто обычный смертный чувак, и, если мне повезло, то и Бальван фон Варено-моченый и его сотоварищи тоже не знают. Понимаю, что все выглядит так, будто тайна моей личности — ни для кого не тайна, но только потому, что я имею дело с теми, кого хорошо знаю. Остальные жители Сан-Джудаса, знающие меня, думают, что я обычный парень, время от времени попадающий в странные ситуации.

По какой-то причине амазонки решили, что зрелище того, как я что-то буду готовить в одних трусах, — самое смешное, что они когда-либо видели.

— Знаете, леди, я делаю это не для того, чтобы вас возбудить. Я работаю с весьма опасными веществами, а у меня остались только одни нормальные брюки.

— Нет, хорошо, — сказала Оксана. — У вас очень красивая нога.

— Ноги, — поправила ее Галина. — У него их две.

— Может, ей особенно понравилась одна из них, — предположил я. — Дай мне вон ту пластиковую кружку, будь добра.

Пока я кипятил, то попросил амазонок включить какую-нибудь музыку. Сделать это вызвалась Оксана. После девяноста секунд зубодробительной европейской попсы мои мозги почувствовали себя, как после электросудорожной терапии. Я положил ложку и поставил другую музыку, более подходящую для аккуратной работы со взрывоопасными химикатами. В данном случае это оказался «Литл Герл Блю», первый альбом Нины Симон.

— Вы старый! — сказала Оксана.

— Нет, здорово, — сказала Галина, слушая музыку. — У нее в голосе столько… личного.

— Совершенно верно, — сказал я. — Не принесешь вон те ботинки?

— Зачем вам ботинки? — спросила Галина. — Такие скучные?

— Потому что я не собираюсь делать то, что начал, в тех, которые хочу сохранить в целости.

Я достал из коробки черные «окфорды» и оглядел каблук. Твердая резина. Идеально. Она должна была выдержать хорошую нагрузку, чтобы я мог спокойно ходить, но не быть слишком упругой, чтобы исполнить свою роль в нужный момент. Взяв кусок мелкой наждачной шкурки, я слегка содрал лак. В конце концов, любой, кто хоть немного меня знает, заподозрит неладное, увидев меня в сверкающих ботинках или, да простит меня Всевышний, при галстуке. В любом из мест, где я обычно бываю, увидев на мне галстук, меня бы сочли за самозванца.

К тому времени, когда я закончил остальные приготовления, в колонках тихонько шелестел «Сентрал Парк-Блюз», а амазонки сдались и отправились в кровать. Закончив уборку, я аккуратно расставил все сушиться и отвердевать, а потом соорудил себе хорошенький коктейль. Учитывая то, что я не устроил в квартире Каз пожара и остался с целыми пальцами после всех своих химических опытов, я счел это заслуженным. Оставив включенной вытяжку, чтобы ликвидировать все запахи, поскольку в квартире не было окон, я пошел в ванную. Закрыв дверь и сняв наручные часы, я начал тренироваться с «молнией», открывая ее, заходя внутрь и возвращаясь, чтобы выяснить разницу между субъективным временем внутри и объективным временем в реальном мире. Потому что очень скоро мне понадобится достаточно точно оценивать, сколько времени прошло в реальном мире, пока я буду Снаружи.

Дожди кончились, и я вышел на внутренний двор, позвякивая льдом в бокале и пытаясь не думать о первой ночи, когда я был здесь с Каз, чтобы не было очень больно. Иногда мне казалось, что лучше было бы, если бы один из нас умер, или оба сразу, поскольку тогда, по крайней мере, пришел бы хоть какой-то конец всему этому. Вместо этого мы оказались в небытии, Каз — в буквальном смысле, я — в переносном, хотя я и провел некоторое время в ее мире. Хотя я и понимал, что все, что я делаю, — единственный шанс попытаться вернуть ее, иногда у меня заканчивалось терпение — хотелось орать, бить кулаками и делать прочие глупости, пока кто-нибудь не щелкнет меня шокером и не увезет в палату для буйных в Атаскадеро. Но это, напомнил я себе, не принесет Каз никакой пользы.

Получила ли она вообще мое послание? Почему она не прислала ответ? Может, замораживая и мучая низзика, я что-то сделал не так? Откуда мне знать? Летающие сопледемоны не комплектуются инструкцией по эксплуатации.

Надо мной что-то прожужжало, и я резко вскинул голову. Сердце заколотилось. Но это была всего лишь ночная птичка. Никакого послания, по крайней мере, того, что я ждал.

Так прошли минут двадцать, но я все так же был один, наедине с запахом мокрого бетона и парой кубиков льда в пустом бокале.

Я хромал, шагая по Сентениэл-Авеню, но хромота эта была намеренной.

Поглядел, как мой «Датсун» доехал до угла и свернул обратно к Рэвенсвуду. Новая краска выглядела правдоподобно потертой после недавнего продвинутого издевательства. Я снова пустил амазонок за руль, поскольку не мог рисковать тем, что в каблуке ботинка взорвется заряд, но будь я проклят, если бы я позволил им участвовать в этой разведывательной операции, одном из тех глупых и, возможно, ненужных дел, которые я обычно выполнял сам.

Как, например, моя интимная жизнь. Отскок!

Сентениэл когда-то была одной из главных улиц города, в 60-х, но потом наступили более скудные времена, а большая программа реконструкции города в середине 90-х не дошла до нее буквально пару улиц. Она была широкой, но не выглядела такой, поскольку была обрамлена приземистыми домами постройки начала прошлого века. Но по ней ездили достаточно быстро, и, хотя здесь еще жили люди — на верхних этажах коммерческих зданий располагались квартиры — плохое освещение и быстрое автомобильное движение, казалось, заставляли даже местных ходить быстрее. Не говоря уже о менее приглядных элементах уличной жизни, которые можно было найти на Сентениэл, как сказали бы по телевидению, «в изобилии». На перекрестке Сентениэл и Индастриал, в паре кварталов отсюда, было самое лучшее место для съема шлюх и покупки наркотиков в любое время суток.