— На самом деле, я хотел сказать «потому, что я пытался арестовать Сэма».
Он рассмеялся.
— Вау, кто-нибудь долго разбирал бы это по косточкам, по Фрейду, а?
— Заткнись.
Как вы понимаете, спор я выиграл. Моя машина — мои правила.
Представив его амазонкам, которые еще вытирали майонез с губ, когда мы вошли, с радостными лицами парочки непорочных дев из мастер-класса по чизбургерам, только что радостно лишившихся девственности, я провел Клэренса по квартире Каз. Он выпучил глаза.
— Это безумно, — сказал он. — В смысле, отделка, это…
— Нет, — перебил его я. Для меня такие вопросы были болезненны.
— Я не хотел сказать ничего плохого.
Клэренс остановился у стола, за которым я работал на ноутбуке Каз.
Необходимый комментарий. Когда я только привез амазонок в квартиру, я просмотрел содержимое компьютера Каз, чтобы ничто не могло повредить ее безопасности, если амазонки вдруг это увидят. Мерзко, но необходимо. Странно, но помимо предустановленных приложений, там было всего три-четыре других, совершенно невинных, на уровне обзора рейтингов ресторанов. Все равно, что я бы проверил компьютер какой-нибудь бабушки, вот только фотографий кошек тут столько не было. Вполне логично, учитывая, что Каз родилась за столетие до того, как Леонардо да Винчи придумал полупроводники.
В любом случае, на экране ноутбука, на который глядел Клэренс, сейчас была куча спутниковых фотографий с Google Earth. Рядом было десятка четыре листков с заметками, сложными (и, вероятно, бесполезными), где я пытался прикинуть угол, с которого велась съемка в саду Доньи Сепанты, чтобы сузить район поисков.
— Что ты делаешь? — спросил он. Я принялся объяснять, но мелкий выскочка меня перебил.
— В смысле, я понял, Бобби, почему ты думаешь, что это она. Но почему ты не попытался получить адрес нормальным способом?
— Каким нормальным способом? Неужели ты думаешь, что такой влиятельный ангел, как Энаита, которая вряд ли проводит на Земле много времени и которая по самые свои святые уши во всевозможных странных интригах, одна из которых — поставить под угрозу распорядок Небес и Ада, создав альтернативный мир для человеческих душ, обязана иметь официальный домашний адрес?
Он покачал головой.
— Нет, но если она живет земной жизнью, даже время от времени, вряд ли она сама кусты стрижет и деревья обрезает, так? Она иногда проводит мероприятия, так? Фигурирует в обществе? Тогда у нее должны быть повара, портной, работники по дому, садовники, сам понимаешь. Ты можешь неделями возиться, пытаясь найти ее так…
Он махнул рукой в сторону экрана и бумажек.
— Как бойскаут. Ты всегда добываешь огонь трением, а? А спички — для слабаков?
— Не задавайся, Санни Джим.
— Слушай, давай я сам это сделаю. Я же работал в Небесном Архиве, Бобби. Я кое-что умею, в плане поиска информации.
— Ага, но из тебя плохой лжец. Иногда приходится лгать людям…
Он жестом показал мне, чтобы я отошел в сторону, и сел за стол.
— Займись чем-нибудь полезным. Почисти пистолет, например. Если мне потребуется тот, кто не говорит всей правды, даже когда от этого его жизнь зависит, я тебя позову.
Надо ли говорить, что с учетом любвеобильных амазонок, спящих в соседней комнате, но не спящих часами после того, как они отправятся в кровать, а еще расхаживающих по квартире в полуголом виде, все мое оружие было начищено и смазано до блеска, а ножи наточены до состояния маникюрных ножниц. Однако теперь предстояло задуматься и о том, что я буду делать, когда выясню, где живет подозреваемая, и я решил заняться этим плотнее.
Она взяла трубку после второго гудка.
— Нэбер.
— Моника? Это Бобби.
Повисло молчание. Как всегда. В нашей с Моникой истории есть тот плюс, что я всегда могу ей позвонить, но вот разговор всегда начнется с такой вот паузы.
— Да, привет, Бобби. Как поживаешь?
— Бывало и получше. Бывало и похуже. Не вариант мне тебя чашкой кофе угостить?
Клянусь, я слышал, как в ее голове вращаются колесики.
— Что это значит, можно уточнить? — наконец спросила она.
— Ничего плохого, обещаю. Мне действительно надо поговорить с тобой. На самом деле, я прошу об одолжении.
— А-а.
Она явно успокоилась.
— Когда? Я только что выехала к клиенту, тут, у холмов.
— Могу встретиться с тобой, когда поедешь обратно.
— О'кей.
Она назвала ресторан с баром, где мы с ней никогда не бывали.
— Дай мне час на то, чтобы уладить дело. Элис сказала, что случай несложный.
Ее голос слегка изменился.
— Похоже, речь идет о ребенке.
— Прискорбно. Ага, через час. Буду очень тебе признателен. Ты просто прелесть.
— Ага, это про меня — прелесть полка.
Знаете, я не самый чуткий парень во всем мире, но когда Моника вошла, я сразу понял, что случай был тяжелый, поэтому сразу же пошел к бару и взял ей выпить, а потом заставил выпить, по крайней мере, до половины, прежде чем разговаривать.
— Все плохо?
— Сам видишь. Девочка, девять лет. Отчим насмерть забил.
Она поболтала бокалом, сделала хороший глоток, пока кубики льда не застучали по дну.
— Ненавижу детей. Ненавижу, когда приходится работать с детьми. Делать нашу работу с ними.
Я мог лишь кивнуть в ответ. С детьми тяжелее всего, и не только потому, что они чего-то не понимают, если они только не совсем маленькие, а потому, что они задают слишком много вопросов, а ты только и можешь отвечать им: «Не могу сказать тебе» или, если ты честнее, «не знаю».
— Хочешь еще выпить?
— Нет, мне еще за руль садиться.
Она поглядела на меня. Глаза у нее были немного красные.
— Чем могу быть полезна, мистер Доллар?
Я еще не был готов с ходу приступать к делу.
— Все хотел тебя спросить, как у тебя с Тедди Небраской дела? Это всерьез?
— Я не знаю. Он классный, но такой старомодный. Клянусь, он вряд ли покинул мир живых позже конца 19-го века.
— Так вот почему он так странно себя со мной ведет, да?
Она рассмеялась, но невесело.
— Думаю, это больше относится к тому, что он тебя до смерти боится. Хочет быть уверенным, что ты не злишься на него за то, что он со мной встречается.
— Правда? Меня боится? Почему? Думает, я ревновать буду?
— Я ему говорила, что не будешь.
Она с сожалением улыбнулась.
— Я, может, и хотела бы, чтобы ты ревновал, но знаю, что не будешь. Да, думаю, он опасается, что ты его поколотишь, или что-то в этом роде.
Я откинулся на спинку стула.
— Ты шутишь. Я?
— Именно так, Доллар. Я-то знаю, что ты мямля бесполезная, и ты это знаешь, но все остальные в «Циркуле» думают, что ты крутой забияка. Воюешь с демонами и чудищами, вечно куда-то исчезаешь — самый крутой пацан на детской площадке.
Как же это отличалось от того, каким я сам себя видел — злополучной пешкой в руках судьбы, едва могущей удержать себя в руках минут девять-десять. Я расхохотался так громко, что пьяницы из соседнего закутка возмущенно на меня поглядели.
— Ты шутишь.
— Сил нет на такое, — сказала она, со вздохом ставя бокал. — Так чего же ты хочешь, Бобби?
Снова я оказался виноват. Женщины умнее мужчин, я всегда это знал. Но это странный талант избрать себе целью самое неуклюжее создание во всем лесу и продолжать расставлять ему хитроумные ловушки, которые не видишь, пока в них не попадешься. Ладно вам, леди! Может, найдете себе более увлекательное занятие, чем снова и снова доказывать нашу глупость? Научитесь излечивать рак, добьетесь мира во всем мире.
Наверное, мужчины тоже глупы, в этом смысле слова.
Я рассказал Монике, конечно же, не уточняя, кто именно является моей целью, что мне надо как-то подобраться к Донье Сепанте как можно ближе.
— А почему тебе не сделать все, как обычно? Вломиться в парадную дверь и идти вперед, пока кто-нибудь не попытается тебя грохнуть?