Я вздохнул:

– Нет, извини. Заниматься можно только в кампусе. Такие правила.

Она выпятила нижнюю губку и принялась накручивать на палец прядь длинных волос. Допускаю, что этот прием работал с другими парнями или с ее родителями. Но на меня он оказывал противоположный эффект. В переднем кармане моих джинсов зажужжал телефон. Жаклин еще не вышла из аудитории, и мне хотелось исчезнуть из здания до ее появления. Но план, похоже, не удался.

– Значит, занятия групповые? И длятся час?

Продолжая старательно накручивать волосы на палец, девчонка переступила с ноги на ногу. Градус моего раздражения поднялся еще выше. Мне захотелось схватить ее за плечи, чтобы она спокойно простояла те тридцать секунд нашей беседы, на которые могло хватить моего терпения.

– Да. С часу до двух.

Она спросила, что я делаю после занятия. Мол, если я не хочу учить ее на дому экономике, то, может, просто переспим? О боже!

– Работаю.

– Вечно ты работаешь, Лукас!

Раньше я не умел ловить на себе чужие взгляды и не был уверен сейчас, что не ошибся в ощущениях. Может, я просто ждал, когда появится Джеки, но клянусь: в какой-то момент кожа у меня загорелась, а мышцы напряглись. Не удержавшись, я высмотрел Жаклин Уоллес в толпе студентов, зигзагами сновавших по коридору. Как будто знал, где она окажется. Как будто, кроме нее, вокруг никого не было.

Она остановилась в четырех шагах от меня и наверняка услышала мое имя. Теперь я стал для нее Лукасом, а писала она мне как Лэндону. И вряд ли она могла усмотреть какую-либо связь между этими людьми. За долю секунды я испытал сначала полное облегчение, потом отвращение к себе, а после остановился где-то посередине. Опять.

Не успел я пошевелиться, как Жаклин повернулась и исчезла в людском потоке. Клянусь, что я почувствовал, как ее не стало.

Я пошел к Мелоди, чтобы отдать ей готовые карты и библиографический список. Выходя из дома, я не подумал о том, как выглядел. Я принял душ, смыл с себя кровь, и дед налепил мне пластырь на отдельные ссадины, но разбитая губа распухла, а синяки проступили надолго.

Дверь открыл старший брат Мелоди. Он уже заканчивал школу, был членом ученического совета и пользовался популярностью.

– Что за хрень? Ты кто такой?

– Эван, – произнес женский голос, и я увидел позади него нахмуренное лицо миссис Доувер.

– О боже мой… Ты Лэндон, да? Чего… Чего ты хочешь?

Эван продолжал пялиться на меня, даже не шелохнувшись. Мать встала рядом с ним, как будто они специально загораживали мне вход. Да так оно и было.

– Я… принес кое-что Мелоди. Для презентации.

Такого я не предусмотрел. Надо было написать ей, предупредить о своем приходе, но мне хотелось увидеться лично и объяснить, что я не хотел ее подвести. В остальном меня совершенно не парили отстранение от занятий и последствия драки с Уинном.

Миссис Доувер вскинула бровь:

– А почему нельзя передать это в школе?

Я покачал головой, отводя взгляд.

– Меня… не будет там в пятницу.

– Ясно. – Она вздохнула и протянула руку, дав понять, что от такого, как я, ничего другого и не ждала. – Я передам.

Я сглотнул и посмотрел ей в глаза:

– Можно мне поговорить с Мелоди? Ей придется взять и мою часть презентации, нам надо это обсудить.

Эван скрестил руки, а его мать не опускала ладонь, ожидая, что я передам ей папку.

– Думаю, не стоит.

Я в жизни не видел такой фальшивой улыбки. А голос у миссис Доувер был ледяной. Больше она ничего не сказала.

Я отдал ей то, что принес, и ушел.

Когда я вернулся в школу через неделю, на географии все сидели как обычно. Кларк Ричардс ухмыльнулся мне со своего отвоеванного места возле Мелоди. Она на меня даже не посмотрела. Все уже защитили свои проекты, а Бойсу Уинну и мне поставили нули. Чтобы мы это «компенсировали», миссис Дюмон устроила нам внеплановую контрольную, к которой я совершенно не был готов. С листками и ручками нас выпроводили в коридор, и мы уселись на пол по разные стороны от двери.

Нам не полагалось разговаривать, но Уинн, разумеется, счел это требование необязательным:

– Эй, Максфилд! Сегодня мы жжем в бухте костер. Брательник Рика, Томпсон-старший, провернул дело и получил процент. Теперь Рик моет за него посуду, а он ему платит. Травой.

Бойс усмехнулся. Я вопросительно нахмурился: мол, дальше что?

– Мы собираемся часов в одиннадцать. Когда все остальные в этом вонючем городе завалятся спать и некому будет настучать.

Синяки Уинна, как и мои, уже пожелтели и почти исчезли. Но глаз был еще припухлым, как у меня – губа. Я не знал, принять ли его предложение за чистую монету, или это была ловушка.

– А мы теперь вроде как друзья? – спросил я, скептически косясь на Бойса.

Он пожал плечами:

– Почему нет? Ты ведь… хм… знаешь, что Ричардс мне заплатил?

В моей голове зароились мысли.

– Нет.

Уинн глупо осклабился:

– Он узнал, что его цыпа у тебя в гостях, а когда кинул ей эсэмэску, она соврала, будто сидит дома. Ну он и решил, что вы того. Уже или вот-вот.

– И после этого заплатил тебе, чтобы ты…

– У него водится зелень, так? Я и подумал, делиться надо. Тем более, ты и сам меня слегка довел, чувак. Врать не буду. – Бойс наклонил голову набок, о чем-то задумавшись. – Там, в мастерской, до того как ты дал мне в челюсть, я ляпнул про Бриттни Лоупер… Она тебе нравится, что ли?

Я покачал головой, уставившись в пол:

– Нет. Я ее даже не знаю.

Собственно говоря, я не знал никого. Думал, что начинал узнавать Мелоди, но ошибся и теперь казался себе жалким.

– Тогда какого черта?

Сердце застучало. Я должен был произнести это слово. Оно застревало у меня в горле, но я кое-как вытолкнул его наружу, и оно разнеслось по пустому коридору:

– Ты сказал: «Я ее изнасилую».

– Ну? – Бойс озадаченно нахмурился. – Я же так просто. Это ничего не значит…

– Значит. – Я в упор на него посмотрел. – Для меня это… спусковой крючок.

– Понял, – сказал Уинн, а я опять уставился в пол. – Ладно, извини. Запомню, что тебя от этого слова клинит.

Ничего он не понял.

Я вышел из дома около полуночи. Отец и дед уже крепко спали, и мне не пришлось объяснять, куда и зачем я направился. Воздух успел заметно остыть, и от моего дыхания образовывался туман, который клубился у меня перед лицом и лентой уходил за плечо. До бухты было недалеко, но, чтобы попасть туда, приходилось петлять между чужими дворами и пробираться через частные пляжи. Вся прибрежная полоса уже была плотно застроена: потому-то папаше Кларка Ричардса и не давал покоя клочок земли, принадлежавший моему деду.

Кто-то выкрикнул: «Максфи-и-илд!» – и, обогнув скалистый выступ, я очутился у костра. Он был небольшой (видимо, ребята не хотели привлекать внимание местных властей), но его вполне хватало для обогрева десяти человек. Уинн, вскочив с песка, хлопнул меня по ладони и прикоснулся костяшками к моему кулаку, как будто мы с ним всю жизнь были неразлейвода. Я выдохнул, только сейчас осознав, что до последнего момента ждал подставы.

На чистом небе горел молодой месяц. По пути я уже привык к полутьме и теперь мог узнать кое-кого из сидевших у костра. Например, Томпсона, который хохотал, как гиена, и хлопал себя по колену в восторге от шуток своего соседа.

Было несколько девчонок, и две из них с любопытством меня разглядывали. Может, уже успели так обкуриться, что я представлялся им черт знает чем.

Уинн закинул руку мне на плечо:

– Для тех, кто не в курсе: это Максфилд.

Томпсон дернул головой:

– Здоруво!

Можно подумать, чуть больше недели назад он не стоял на шухере, пока Бойс Уинн выбивал из меня дух.

– Садись к нам, – сказала девчонка, устроившаяся рядом с Бриттни Лоупер, обладательницей тех самых «буферов-арбузов».