К счастью, мы не испытывали особой боли, даже если женщины били в полную силу. На тренинге нас просили пользоваться актерскими способностями, чтобы подыгрывать дамам. Тем не менее, когда Эрин с размаху звезданула Дону прямо в пах, а тот согнулся в три погибели и рухнул на пол, я слегка забеспокоился. Одиннадцать голосов завопили: «Беги!» – но Эрин сама была немножко актрисой. Прежде чем пересечь границу условной безопасной зоны, она в прыжке оттолкнулась от груди противника, развернулась и пнула его еще дважды. Она радовалась успеху так, будто выиграла чемпионат по боксу в тяжелом весе.

Эллсворт, похожий на большой шар, перекатился на ноги, повернулся ко мне и воздел большие пальцы.

У меня отлегло от сердца.

Я в последний раз вышел на мат и стал ждать. Гейл, женщина из медицинского центра, сделала шаг вперед, трясясь от страха. Наверное, многим из нас хотелось сказать, что ей не обязательно это делать, но она уже решилась. Теперь я должен был заставить ее поверить в собственные силы. Сначала Уоттс вполголоса подсказывал ей, просил бить сильнее. Я прихватывал ее слегка, а она под одобрительные крики других женщин потихоньку входила в раж: замахивалась шире, громче кричала «Нет!» и «Убирайся!». Когда мы закончили, Гейл одновременно плакала и смеялась. Женщины окружили ее и поздравили с успехом.

Жаклин меня порадовала. Она выполняла движения без подсказок, чередовала разные приемы, хотя и не все ей удавались. В какой-то момент она приостановилась, не зная, как освободиться от передней «медвежьей хватки», но Эрин крикнула: «По яйцам!» Думаю, ее было слышно в соседнем штате. Жаклин резко подняла колено и бросилась в безопасную зону, оставив Эллсворта валяться на полу. Эрин энергично обняла подругу. Я был горд за Жаклин и всем сердцем надеялся, что ей никогда не придется применять усвоенные навыки.

В воскресенье после обеда мы решили в последний раз отдохнуть от подготовки к экзаменам. Я налил в термосы кофе, и мы отправились к озеру. Мне хотелось порисовать байдарочников, которых Жаклин назвала ненормальными за готовность плавать в такой холодный день. Она сидела на скамейке, прижавшись ко мне, и вся дрожала, хотя была укутана с ног до головы. Я был в джемпере с капюшоном, но без перчаток и кожаного жилета – они показались мне лишними.

Я назвал Жаклин неженкой и получил за это в плечо. Я видел ее поднятый кулачок и мог бы его перехватить, но не стал. Вместо этого я сказал:

– Ого! Беру свои слова обратно. Ты крутая! Настоящая бандитка! – и плотнее прижал ее к себе, чтобы согреть.

– Да уж, я могу здорово вдарить!

Слова Жаклин были почти не слышны, потому что она пробормотала их, уткнувшись в мою грудь.

– Можешь, можешь! – подхватил я, приподнимая ее лицо. – Я тебя даже слегка побаиваюсь.

В моем шутливом признании было больше правды, чем Жаклин могла предположить.

– Не хочу, чтобы ты меня боялся, – сказала она, выдохнув облачко пара.

Я наклонился к ней и целовал, пока ее нос не стал теплым.

Когда мы вернулись в мою квартиру, Жаклин вспомнила мою давнюю просьбу: «Оставь мне что-нибудь, чего я буду ждать».

– Так ты этого ждал? – спросила она.

Одежда на нас была в беспорядке, но дальше пламенных объятий и поцелуев в присутствии скучающего Фрэнсиса дело пока не зашло.

Ждал ли я ее рук и губ? Еще как!

Я втянул лабрет в рот. Лицо Жаклин медленно расплылось в улыбке. Поцеловав меня, она соскользнула с моих колен и села между ними на пол. Пока она расстегивала на мне джинсы, я думал, что сплю. Боясь пошевелиться и спугнуть этот сон, я все-таки не удержался и запустил пальцы в ее мягкие волосы. Мне хотелось прикасаться к ней и в то же время видеть ее.

Когда Жаклин провела языком в первый раз, я прикрыл глаза, шалея от удовольствия. Наклонившись, она слегка прикусила, а потом погладила пальцами и снова лизнула. Я застонал – другого ответа быть не могло. Почувствовав, как на мне сомкнулись ее теплые губы – боже праведный! – я запрокинул голову на спинку дивана и опять смежил веки. Мои пальцы по-прежнему были вплетены в волосы Жаклин, а ладони касались ее скул. Наконец она принялась негромко мычать.

– С ума сойти! – выдохнул я.

На этот раз Жаклин не позволила мне ее остановить.

В среду она прислала эсэмэску: «Экзамен по экономике: всех порвала!» «Благодаря мне, конечно?» – спросил я, а она ответила: «Нет, благодаря Лэндону». Я в голос рассмеялся, заработав косой взгляд от Ив, с которой мне предстояло отработать две смены подряд. Гвен и Рон сегодня сдавали по два экзамена, а мы были сравнительно свободны и согласились работать почти весь день вместе с нашим менеджером.

– Мне чего-нибудь горячего и сладкого.

Я узнал голос Джозефа. Он стоял перед кассой Ив и растирал руки в перчатках без пальцев. На нем была форменная куртка с именем на груди. На вязаной шапке, натянутой на уши, красовалась университетская эмблема.

Ив смерила его взглядом:

– Хотелось бы услышать, сэр, название напитка.

Сегодня в ней было много яда. Диалог намечался занятный, хотя и небезболезненный для ее собеседника. Я решил не лишать себя возможности развлечься и вмешиваться не стал.

Джозеф редко заходил в наш кафетерий: говорил, что заведение слишком раскрученное, а цены чересчур высокие. В общем, сплошной перебор.

– А что посоветуете? – спросил он, пристально глядя на Ив. – Вашего навороченного меню я не знаю. Хочу, как уже сказал, чего-нибудь горячего и сладкого. Правда, я не жду этого от вас.

– Почему? Не ваша очередь?

Джозеф подвигал бровями и скривил рот:

– Детка, в очередь к тебе я записываться не собираюсь. Ты категорически не в моем вкусе.

Разъяренная Ив выпалила:

– Так значит, «чего-нибудь горячего и сладкого» означает «ничего»?

– Хм, нет. – Его глаза смотрели с ледяной невозмутимостью. – Горячий напиток – это не холодный, а сладкий – значит с сиропом. Черт! Может, у вас есть напарник посообразительней или дадите мне меню? – Тут он заметил меня и сжал губы. Потом снова бросил взгляд на Ив и сказал: – Господи, Лукас, дай же мне наконец чего-нибудь горячего и сладкого!

– Мокко с соленой карамелью пойдет?

Джозеф улыбнулся:

– Да, черт возьми, самое то! – Едва он опять посмотрел на Ив, улыбка сменилась каменной физиономией, хоть он и продолжал разговаривать со мной. – Ценю твой профессионализм.

Пока я готовил кофе, Ив молча пробила заказ. Джозеф передал ей деньги.

– Увидимся на концерте «Эйр ревью», – сказал он, беря чашку. – Кстати, через две недели приезжает сестра Эллиотта. Если хочешь, приходи поужинать. Покажу тебе своего друга.

– Очень заманчивое предложение, Джозеф, – рассмеялся я. – Обязательно приду.

Когда он ушел, Ив сердито уставилась на меня и без вопросительной интонации произнесла:

– Он ведь гей.

– Да.

– И ты молча смотрел, как я выставляю себя полной дурой?

– Ив, не все в этом мире касается тебя. – Я тронул кончик ее носа, чтобы сгладить резкость своих слов. – Когда же ты это поймешь?

Она шумно вздохнула, но ничего не сказала, а я принялся мыть контейнеры, пока нас не накрыло очередной волной посетителей, находившихся в состоянии предэкзаменационной паники.

Телефон зажужжал: пришло еще одно сообщение от Жаклин. До конца недели у нее оставалось три экзамена, а у меня один. «Закажем в субботу еду в китайском ресторане? – написала она. – Хочу отметить сдачу сессии чем-нибудь горячим и остреньким. Как насчет курочки гунбао? :-)».

Вспомнив недавний разговор Ив с Джозефом, я усмехнулся. Мы с Жаклин собирались отпраздновать окончание семестра у нее после отъезда Эрин.

– Почему ты выбрала именно контрабас? – спросил я, доставая из своей коробки соцветие брокколи.