— Пойдем, — Уна взяла брата под руку, — нам лучше сесть.

— Кто председатель сегодня? — спросил Феб, видя, что все присутствующие, за исключением Эо, расселись в кресла, расставленные большим полукругом, — Танатос? Но его здесь нет… И где Лета? Все ее сестры здесь… И деймосов нет… С ними хоть что-то понятно…

— Я не знаю, Феб. Нам лучше подождать, — прошептала сестра, сжимаясь на своем месте.

— Что они задумали? — стряхнув руку сестры, Феб резко поднялся и вышел в центр, — Кто-нибудь объяснит мне, что тут происходит? Кто нас здесь собрал?? — громко стребовал ответа от собравшихся он.

— Я вас собрала, — раздался за его спиной мягко прошелестевший женский голос. Многие ахнули, не сдержав эмоции. Наконец появился председатель собрания. Судя по напряженным лицам старших, они его знали. И, скорее всего, ждали. С тревогой и даже обреченностью.

Он обернулся. Еще ни разу так легко к нему не подступали со спины. Там, у дворца на дне, это могло стоить им жизни. Ии, возможно, уже. Феб упрямо сжал кулаки. Если они — Боги, значит можно еще что-то сделать. Какие тут разговоры могут быть, когда надо действовать? Он открыл рот, чтобы это сказать и замер. Прежде следовало спросить у пришелицы: "Кто она такая, что позволяет себе всеми руководить?"

В ранее пустом углу Храма возник диван с высокой спинкой, на котором восседала удивительно красивая девушка с длинными черными волосами, уложенными крупными локонами, украшенными смутно знакомыми мелкими звездчатыми красными цветочками с обрамлении узких темных листьев, в длинном, прихотливо струящемся пурпурном наряде.

— Кто вы? — невежливо поинтересовался Феб у незнакомки. Она в ответ рассмеялась.

— Как же вы меня быстро забыли, — проговорила она, — Или, может, и не помнили вовсе? Детки мои, — обратилась к Старшим, — вы плохо воспитываете своих детей! Я недовольна….Прекрати бегать, Эо! Твое мельтешение…

— С твоего позволения я постою, — сухо ответила Эо, меняя направление своего движения.

— Скорее, "похожу". — усмехнулась незнакомка и жестко припечатала, — Будь любезна сесть, или я тебе помогу в этом!

К удивлению Феба, мать, бросив на нее раздраженный взгляд, послушно направилась к креслу рядом с мужем.

— А вы чего ждете, молодой человек? — обратилась к нему незнакомка, — Особого приглашения?

Мужчина хотел отказаться, возмутиться и потребовать объяснений. Кто она такая, что даже его мать предпочла ее послушать? Он открыл рот. Почувствовал, что будто некая рука жестко накрыла его губы, заглушая любые слова, а вторая, обхватив за плечо хваткой не хуже, чем у Лауса, потянула к месту рядом с ошеломленно застывшей Уной. Руки его, при этом, будто жгутами притянули к туловищу.

Стряхнуть путы привычным жестом он не смог. Ноги послушно пошагали в заданном направлении. Жестко усаженный на отведенное ему кресло, он почувствовал, что руки на его плече и лице пропали. Посмотрев на незнакомку уже более уважительно, он увидел, как она мило улыбнулась и безмолвно, одними губами, сказала:

— Молчи.

Феб повел плечами — все же хватка у нее неженская, что и говори — и повернулся к матери. Она устроилась на краю кресла, не касаясь его спинки и готовая в любой момент вскочить, и неотрывно смотрела на незнакомку. Отец, бросив взгляд на Криана, сурово свел брови. Затем протянул руку и обнял жену за плечи. Та этого, судя по тому, что даже не шелохнулась, не заметила.

— Может, объяснишь? — более миролюбиво поинтересовалась она, — На кону жизнь моей дочери…

— Твоей дочери уже не страшно, не больно и даже не неудобно, — отозвалась незнакомка и язвительно вопросила, — Раз уж затеяли такую аферу, то что же так плохо смотрели за наследницей? — и тут же пояснила, — Вы все… Ладно, младшие не знали и ничего не могли сделать, но вы, мои детки, проявили знатное легкомыслие! И не один раз, а даже два…, — девушка наигранно сокрушенно покачала головой.

— Давай ты нас потом отшлепаешь или накажешь, — предложила Эо, не впечатлившись нарочито мягким выговором, — Сейчас нужно решать…

— Ты забываешь с кем говоришь, Эо! — резко перебила ее незнакомка.

Присутствующие замерли, а Эо заметно сглотнула. Кавед с озабоченным видом смотрел на жену. Уна осторожно взяла брата под руку и склонилась поближе. Феб погладил ее холодные пальцы, не зная, как себя вести в этой ситуации. Если он правильно понял, сейчас их и впрямь начнут воспитывать.

Посмаковав настороженное внимание присутствующих, незнакомка любезно пояснила то, что старшие и так должны были знать, по ее мнению:

— Для меня время — неважно. Могу как остановить, так и заново запустить. А потому… сначала будем говорить об интересном мне. Только избавимся от лишних ушей, — с довольным видом сообщила она.

Но никто не посмел нарушать тишину, аж зазвеневшую после ее слов. Феб сначала не понял, что произошло. Он смотрел на склоненную головку прикорнувшей к его плечу сестры, оглядывал своих соседей, которые предпочитали молчать.

В ожидании развития событий, крутил головой, разглядывая зал, в котором ему, к счастью, не доводилось ранее бывать. Осмотрел медальоны с картинами суда на стенах зала между колоннами, а потом долго разглядывал мозаичный пол у себя под ногами. И вдруг понял, что молчание затянулось.

Потом стало приятно темно для напряженных глаз. Беспокойная ночь сказывалась, тревоги улеглись И тут в голове резко кольнуло: "А Ия? Я не нашел ее". Дернувшись, открыл глаза и, едва не свалившись из кресла, понял, что почти заснул. "Как заснул?" — ужаснулся он.

Не понимая, сколько времени он разглядывал пол у себя под ногами и как мог задремать, Феб стряхнул дрему и, встревоженно вскинув голову, посмотрел на незнакомку — главную на этом заседании персону. Она склонив голову и слегка прищурив глаза, внимала… тишину. Нахмурившись и придержав сестру, о которой почти забыл, одной рукой, мужчина наклонился, чтобы посмотреть за направлением ее взгляда и оторопел.

— Вот это возможности! — беззвучно проговорил он.

Получается, что тишина и сонливость охватила только, — он посмотрел по сторонам и убедился в своей догадке, — младшее поколение. Уна дремала на его плече, Алестра молча скорбела — он хмыкнул, удивившись, что ей настолько дорога Ия. Как он помнил, так могли переживать другие ее сестры, которые с детства дружили с его непоседливой младшей.

Все три Богини Судьбы были грустны. Самая чувствительная из них — Хита, кажется, тихо плакала. Сидевшая рядом Дия разглядывала платочек в своих руках, отрешенная от всего вокруг, как и ее младшие сестры, которые после появления незнакомки предпочли отмалчиваться.

"Когда они успели пересесть?" — подумал Феб, приподнимая брови и раскрывая пошире глаза, чтобы окончательно проснуться. Другим свое невнимание к таким важным событиям он объяснить никак не мог.

Старшие — их родители, — старательно державшиеся поодаль друг от друга в начале собрания, сейчас сидели рядком перед незнакомкой. И говорили. Мужчина видел, как шевелились их губы, произнося некие слова, которые он не слышал.

Картины же перед его глазами разворачивались интересные, но мало и, особенно, словесно информативные. За столько времени наблюдения за людьми он больше полагался на слух, не утруждая себя учиться читать по губам. Мысли он, тем более, не слышал. Вряд ли это было бы сейчас ему доступно — не те персоны.

Когда он застал беседу, рассказывала что-то его мать. Очень эмоционально даже на вид. Судорожно сжав побледневшими пальцами до боли руку мужа, она говорила долго. Возможно, оправдывалась и объясняла. Иногда она отводила взгляд, моргала, будто сдерживала слезы, ненадолго замолкала, но пресекала попытки мужа ей помочь и снова повествовала.

Затем дали слово его отцу, потом — Криану. Вета порывалась вступить, но после второго одергивания незнакомка ее ненадолго "заморозила". Почувствовав себя мальчишкой и укорив за это, Феб все равно полюбовался ее ошеломленно-обиженным, как у маленькой девочки, лишенной сладкого, лицом.