И он не должен.

Но его ситуация все-таки отличалась от моей. Я огляделась, чувствуя себя глупо из-за того, что сравниваю нас. И, даже не подумав об этом хорошенько, просила:

— Тебе не бывает одиноко? Одному в этом большом доме.

О боже мой, я что, сочувствую Уэсли? Бабнику Уэсли? Богатенькому Уэсли? Уэсли — придурку? Из всех возможных эмоций, что я чувствовала к нему, сочувствия я еще ни разу не испытывала. Что, черт побери, происходит?

Но вот чему я на самом деле и могла сочувствовать, так это семейным проблемам. Оказывается у нас с Уэсли есть что-то общее. Хмммм.

— Ты забываешь, как редко я бываю один. — Он сел в кровати и с ухмылкой посмотрел на меня. Но она не коснулась его глаз. — Не одна ты находишь меня неотразимым, Простушка. Обычно у меня целый парад привлекательных гостей.

Я прикусила губу, не уверенная, стоит ли говорить то, что у меня на уме. В итоге, я решилась. Хуже от этого не станет.

— Послушай, Уэсли, это может прозвучать странно, особенно исходя от меня, поскольку я тебя ненавижу и все такое, но ты можешь рассказать мне что угодно, если захочешь. — Это прозвучало как в слезливой детской киношке. Замечательно. — Я к тому, что вывалила на тебя всю ту фигню с Джейком, так что, если захочешь, можешь сделать то же самое… ну, я не буду возражать.

На секунду ухмылка исчезла.

— Я это запомню.

Затем он прочистил горло и сухо сказал:

— Ты разве не сказала, что тебе надо домой? Ты же не хочешь в школу опоздать.

— Да.

Я начала подниматься, но его теплая рука схватила меня за запястье. Повернувшись, я увидела, что он смотрит на меня. Уэсли наклонился вперед и прикоснулся своими губами к моим. Я еще не успела понять, что происходит, как он уже отстранился и прошептал:

— Спасибо, Бьянка.

— Эм… нет проблем.

Я не знала, как это понимать. Каждый раз, как мы с Уэсли целовались, это были страстные, граничащие с агрессией и обычно приводящие к сексу поцелуи. Он никогда не целовал меня так нежно и осторожно, и это немного выбило меня из колеи.

Но у меня не было времени анализировать это. Я бегом спустилась по лестнице и вышла из дома. Мне всю дорогу пришлось давить на педаль газа — что я ненавижу делать, и все же я приехала только к шести. Это давало мне полтора часа на то, чтобы принять душ, одеться и проверить отца. Просто «фантастическое» начало дня.

И ко всем прочим радостям, подъезжая к дому, я увидела свет в окнах нашей гостиной. Нехороший знак. Отец всегда — всегда — выключает весь свет в доме перед тем, как идти спать. Это практически его ритуал. То, что свет горел, было совершенно точно плохим предзнаменованием.

Зайдя внутрь, я сразу же услышала храп и поняла, что он купил еще пива. Поняла это еще до того, как увидела бутылки на кофейном столике и его самого в бессознательном состоянии на диване.

Он напился до чертиков, а потомотключился.

Я направилась к нему, но остановила себя. У меня не было времени убирать папин погром. Мне нужно идти наверх. Нужно идти в школу. Тихо пробираясь к себе в спальню, я уверяла себя, что с ним все будет хорошо. Он просто в шоке, все нормализуется, и этот… эпизод пройдет без каких-либо последствий. Как я могла винить его за пару алкогольных напитков после той бомбы, что сбросила на него мама?

Я быстро приняла душ, высушила феном волосы (что всегда занимает кучу времени, может, мне стоит обкрамсать их, как сделала Кейси и не мучиться больше?) и оделась. Почистив зубы, я спустилась вниз, схватила на кухне несколько печенюшек в дорогу и вышла через переднюю дверь.

К тому времени как я приехала в школу, стоянка была почти полностью забита. Мне пришлось припарковаться в дальнем углу и бежать — с моим пяти киллограмовым рюкзаком — к входным дверям. Когда я достигла главного коридора, я еле могла дышать. Боже, — думала я удрученно, продвигаясь в сторону класса испанского, — неудивительно, что я Простушка. Я в такой ужасной форме, что это вгоняет в депрессию.

Ну, по крайней мере, в коридорах уже почти никого не было. Это означало, что никто не заметил, насколько жалкой я была.

— Эй, ты куда вчера пропала? — спросила Джессика, когда я плюхнулась на свое место за секунду до звонка. — Тебя не было на обеде и на английском. Мы с Кейси волновались.

— Я рано уехала со школы.

— Я думала, что мы втроем отпразднуем День Святого Валентина, раз все мы свободны.

— Ты не видишь в этом иронии? — Я вздохнула и покачала головой, пытаясь не смотреть в ее большие обиженные глаза. Боже, умела же она заставить меня почувствовать себя виноватой. И я знала, что заплачу за то, что положила трубку, разговаривая с Кейси вчера вечером. — Извини, Джессика, но вчера кое-что произошло. Я расскажу вам об этом после школы, ладно?

Она успела ничего ответить, миссис Ромали прочистила горло и громко сказала:

— Silencio! Buenos dias, amigos[4]. Сегодня мы начнем изучение Настоящего Прогрессивного времени, и могу вас заверить, оно достаточно сложное.

Так и было. Миссис Ромали раздала нам таблицы, которые занимали все наше внимание до конца урока. К концу занятия я начала сомневаться в моей любви к этому предмету, и не только я.

— В этом семестре уже слишком поздно поменять этот предмет на какой-нибудь другой? — спросила Анджела Джессику, когда мы выходили из класса.

— Ты опоздала с этим на месяц, — ответила ей я.

— Черт.

— Пока, Бьянка! — сказала Кейси, направляясь на химию. — Увидимся за обедом!

Я помахала им рукой и направилась в другую сторону. Сегодня мне даже хотелось идти на политологию. Тоби Такер попросил меня сесть рядом с ним. Я больше не буду одинокой девчонкой на последнем ряду. Никогда не думала, что это изменится или что я буду так рада, если это все-таки случится. Что я могу сказать? Самопроизвольное изолирование начинало действовать мне на нервы.

Но Тоби там не было. Его место было пустым, когда я вошла в класс (рано, как нравилось мистеру Чосеру), и мое сердце упало. По крайней мере, я не буду сидеть одна. Дженин практически перетащила меня вперед класса, видимо, без Тоби ее тоже некому было развлекать. Она, неверное, была разочарована тем, что ее новый компаньон не так силен в саркастических замечаниях на политические темы. Все, что я могла ей предложить — это сарказм о полезности законодательной системы. Боже, как же мне не хватало Тоби.

Мистеру Чосеруу тоже. Он, словно, устал от своей никем не прерываемой лекции и отпустил нас спокойно со звонком, но его нижняя губа расстроено выпятилась вперед, как у младенца.

А еще говорят, что у учителей нет любимчиков.

Я была рада выйти из класса, который без познавательных замечаний Тоби казался каким-то холодным, но мою радость как рукой сняло, стоило мне войти в столовую.

За обеденным столом, меня тоже не особо приветливо встретили. Кейси испепеляла меня взглядом, очевидно, все еще злясь на оборванный телефонный разговор. Но, видимо, не настолько, чтобы пропустить нашу встречу после школы и выслушать мои оправдания.

Я пообещала все им рассказать после уроков, и как только прозвенел последний звонок, они притащили меня в пустой туалет и, не дав мне опомниться, налетели с «Давай выкладывай!» и «Рассказывай!».

Я вздохнула и опустилась на пол, прислонившись на холодную стену и приобняв колени.

— Ладно, ладно. Мама вчера явилась в школу.

— Она вернулась из поездки? — спросила Джессика.

— Не совсем. Она приехала, чтобы поговорить со мной. Она и папа разводятся.

Джессика в шоке закрыла рот рукой, а Кейси опустилась рядом со мной на колени и взяла мою руку в свою.

— Ты в порядке, Би? — спросила она, забыв о своем гневе на меня.

— Да, — ответила я. Я знала, что они будут расстроены этим больше, чем я. Кейси, чьи родители прошли через долгий, мучительный развод, и Джессика, которая и представить себе не могла что-то настолько угнетающее и печальное.