— Я запомню.

— Не кидай меня больше, ладно? — ее слова были тихим шепотом. — Даже с Джесс, мне было ужасно одиноко без тебя… и у меня не было никого клевого, кто мог бы меня подвезти. Знаешь, как стремно ездить с Викки? Пару дней назад она чуть не наехала на старичка на велосипеде. Я не рассказывала тебе эту историю?

Некоторое время мы просто колесили по Хэмилтону, сжигая бензин и обсуждая все подряд. Кейси запала на баскетбольного игрока. Я получила «отлично» по английскому. Ничего слишком личного. Теперь Кейси знала мой секрет — или часть его — и больше не злилась на меня… ну, не так уж сильно злилась. Она заверила меня, что мне нужно будет еще сильно постараться, чтобы она окончательно меня простила.

В десять часов позвонила ее мама, желая знать, куда пропала машина, поэтому Кейси пришлось отвезти меня домой.

— Ты собираешься рассказать об этом Джессике? — спросила она, поворачивая на мою улицу. — Об Уэсли?

— Не знаю. — Сделав глубокий вдох, я приняла решение, что скрывать что-то не такая уж и хорошая идея. Это только все ухудшало. — Ты можешь рассказать ей все, что угодно, но я не хочу больше об этом разговаривать. Я хочу просто забыть обо всем этом.

— Я понимаю, — сказала Кейси. — Думаю, ей следует знать. Она все же наша лучшая подруга… но я скажу ей, что ты движешься дальше. Потому что ты это делаешь, да?

— Ага, — пробормотала я. Когда она подъехала к моему дому, я не могла не чувствовать легкого беспокойства. Глядя на входную дверь из дуба, окна нашей гостиной с закрытыми жалюзи и наш простой, ничем не примечательный забор, я задумалась о том, что никогда не замечала той маски, за которой пряталась моя семья.

Затем я подумала об отце.

— Увидимся в понедельник, — сказала я, отворачиваясь, чтобы Кейси не могла видеть переживания на моем лице.

Выбравшись из машины, я зашагала к дому.

Я была практически на крыльце дома, когда вспомнила, что у меня нет ключей. Прошлой ночью Уэсли вытащил меня из дома так быстро, что я не успела схватить свою сумку. Поэтому мне пришлось стучать в собственную дверь в надежде на то, что отец уже проснулся и мог впустить меня.

Я ждала, боясь и вспоминая.

Когда повернулась ручка и дверь распахнулась, я невольно сделала шаг назад. На пороге стоял отец, с красными глазами за стеклами очков. Он выглядел очень бледным, как будто был болен, и я заметила, как тряслась его рука на дверной ручке.

— Бьянка.

Он не пах виски.

Я выдохнула, даже не замечая, что на мгновение перестала дышать.

— Привет, пап. Я, эмм, забыла ключи вчера, поэтому…

Он медленно двинулся вперед, будто опасаясь, что я испугаюсь и убегу. Затем обвил меня руками и крепко прижал к себе, и я спрятала лицо у него на груди. Мы стояли так долгое время, и когда он, наконец, заговорил, я могла слышать, что он делал это сквозь слезы.

— Мне очень, очень жаль.

— Я знаю, — пробормотала я в его рубашку.

И я тоже плакала.

В тот день мы разговаривали с папой больше, чем когда-либо за все мои семнадцать лет. Не то чтобы мы не были близки раньше, просто никто из нас не был особо разговорчив. Мы не делились нашими мыслями и чувствами, не делали что-то важное, как показывают по телеку. Обычно ужиная, мы сидели перед телевизором и никто не смел прерывать программу ничего не значащим разговором. Мы просто так привыкли.

Но в тот день мы разговаривали.

О его работе.

О моих оценках.

О маме.

— Она и правда больше не вернется, так ведь? — Отец снял очки и провел по лицу обеими ладонями. Мы сидели на диване. И телевизор был выключен. Комнату наполняли только наши голоса. Хоть это и было немного страшно, нам все же нравилась эта полутишина.

— Нет, папочка, — сказала я, храбро потянувшись вперед и сжимая его руку. — Она не вернется. Это место больше не для нее.

Он кивнул.

— Я знаю. Я уже давно знал, что она не счастлива… может даже до того, как она сама это осознала. Я просто надеялся…

— Что она передумает? — подсказала я. — Думаю, она хотела. Именно поэтому она уезжала и возвращалась. Она не хотела признавать правду. Не хотела признавать, что хотела… — я сделал паузу на следующем слове, — развод.

Развод было просто таким окончательным. Больше, чем размолвка. Больше, чем разрыв или длинная командировка по работе. Он означал, что их брак, их совместная жизнь по-настоящему окончены.

— Ну, — он вздохнул, пожимая мою руку в ответ. — Думаю, что мы оба избегали своих проблем.

— Что ты имеешь в виду?

Отец покачал головой.

— Твоя мать взяла Мустанг, а я бутылку виски. — Подняв руку, он по привычке поправил свои очки, он всегда так делал, когда старался что-то объяснить. — Я был так разбит тем, что твоя мама сделала со мной, что забыл, насколько ужасно пить. Я забыл посмотреть в лучшую сторону.

— Пап, не думаю, что у развода есть лучшая сторона. По-моему, там со всех сторон все паршиво.

Он кивнул.

— Может это и правда, но в моей жизни достаточно светлых сторон. У меня есть любимая работа, отличный дом в хорошем районе и замечательная дочь.

Я закатила глаза.

— О боже, — пробормотала я. — Только не надо цитировать фильмы. Серьезно.

— Прости, — сказал он, улыбаясь. — Но я серьезно. Многие убили бы за мою жизнь, но я даже не задумывался об этом. Я принимал все это и тебя, как должное. И я очень сильно раскаиваюсь в этом, Бамблби.

Я увидела блестящие в его глазах слезы, и мне захотелось отвести взгляд, но я заставила себя сконцентрироваться на нем. Я слишком долго отворачивалась от правды.

Папа несколько раз извинялся за то, что произошло за последние несколько недель, и пообещал, что снова будет посещать недельные собрания Анонимных Алкоголиков, чтобы вернуться к нормальной жизни. Потом мы опустошили в раковину каждую бутылку пива и виски, что были в доме, желая начать все с чистого листа.

— Твоя голова в порядке? — спросил он в миллионный раз.

— Да, все нормально, — продолжала отвечать ему я.

Он снова покачал головой и пробормотал извинения за то, что ударил меня. За те ругательства. И затем обнял меня.

Серьезно, в миллионный раз.

Около полуночи я присоединилась к нему в его ночном ритуале по выключению света.

— Бамблби, — сказал он, гася свет на кухне. — Я хочу, чтобы ты поблагодарила своего друга в следующий раз, когда увидишь его.

— Моего друга?

— Того парня, что был с тобой вчера. Как его зовут?

— Уэсли, — пробормотала я.

— Да, ну, я заслужил это. Было очень смело с его стороны сделать то, что он сделал. Не знаю, что между вами происходит, но я рад, что у тебя есть друг, готовый постоять за тебя. Поэтому скажи ему, что я благодарен.

— Конечно. — Я повернулась и направилась вверх по лестнице в свою комнату, молясь, что это не случится очень скоро.

— И Бьянка, скажи ему, что в следующий раз ему стоит сначала постараться использовать слова, пусть даже и не очень вежливые. У парня чертовски тяжелая рука.

Несмотря на все это, я не могла не улыбнуться.

— Следующего раза не будет, — сказала я ему, взбегая вверх по лестнице и перепрыгивая две ступеньки за раз.

Оба мои родителя смотрели реальности в глаза, теперь пришла моя очередь, и это значило — разрыв связи с Уэсли. К сожалению, для моего пристрастия не существует недельных встреч, помощников или двенадцатишаговых программ.

Я была уверена, что в школе Уэсли не будет ко мне приближаться. И с чего бы ему? Не думаю, что он по мне скучает… даже если мне бы очень, очень этого хотелось. Он ничего не терял. У него полно девчонок, чтобы заполнить те пробелы, что оставила я в его графике. Так что не было нужды в плане по избеганию Уэсли в понедельник утром.

За исключением того, что я даже видеть его не хотела. Если мне придется видеть его день за днем, я никогда не смогу о нем забыть. Не смогу двигать дальше. В данной ситуации мне нужен был план, и я его составила.