Я зажмурился. Господи, что же это? Безмен-то, получается, прав, хотя и хочется его за эту правду побить. И впрямь поработал парень! Не давил тараканов по стенам, – угадал то, чего не угадали мы. Он-то тех кадров не лицезрел, а мы лицезрели. Значит, могли бы скумекать… Хотя что тут скумекаешь? Действительно всерьез предположить, что фильм скроен из последних, запечатленных покойниками минут? Да ведь это бред! Чушь голимая! Тогда и впрямь проще поверить в сотканную проказливым мастером инсценировку – пусть самую искусную, самую изощренную. Есть же сейчас цифровые формы записи. По обычному фото могут оживить на экране кого угодно. В Голливуде в последние годы этим только и занимаются. Дорого, конечно, но эффектно…

– Вылазь, – чуть слышно шепнул я.

Безмен встрепенулся, неловко стал дергать дверную ручку. Я ухватил его за плечо.

– Если Артур еще в зале, огорошь его этим ребусом. Расскажи все, как есть. Пусть выдаст версию с точки зрения наркоты, дурмана – словом, чего угодно! У Августа спроси про возможность цифровой подделки. Все понял?

Безмен кивнул.

– Вот так! И чтоб эту мистическую ахинею про покойников я больше ни от кого не слышал.

– Будет сделано, босс! – Безмен часто закивал. – Где тебя искать, если что?

Я чуть подумал.

– Либо у себя, либо у Сильвы.

Финансист наконец-то выбрался из машины, не оборачиваясь, тронулся в ночь. В зеркальце заднего обзора я пронаблюдал, как сгорбленный, нелепо размахивающий длинными руками, он шагает обратно к ресторану. Следом за ним скользил Сеня Рыжий, его нынешняя тень. Моей собственной тени уже не было. Ее отодрали от меня, отсекли небрежным взмахом чужого скальпеля. И сказать по правде, без этой тени я чувствовал себя препаршиво.

Кто-то за дверью определенно суетился, я даже слышал приглушенные голоса. Однако открыли мне только минут через пять-шесть, пришлось постоять, потоптаться, подумать. Зато успел прочесть с десяток незамысловатых шарад на стенах, сосчитать на подоконнике количество мумифицированных мух, полюбоваться на сваленные между рамами использованные двухкубиковые шприцы. Неугомонная молодежь торопилась и здесь, наскоро ширяясь в грязных подъездах, выплывая на улицы неустойчивыми, пьяными кораблями. Огни Эльма зажигались в их безумных глазках, и где-то в городском океане явственно начинал звонить траурный колокол. Юные наркоманы брали курс точнехонько на звучные удары. Через реку Лету перебирались, обгоняя самых седых пенсионеров… Щелкнул замок в двери, я повернул голову. Разумеется, это была она.

В знакомом, уже основательно потертом на локтях халате, в матерчатых простеньких тапочках, Сильва выглядела все равно замечательно. Такова особенность истинной красоты. Ее хоть в мешковину обряжай, хоть в платья от «Версаче» – все одно не испортишь. А лучший способ узнать, изменился ли человек, это зайти к нему через парочку-другую лет, чтобы увидеть в том же дверном проеме, в той же позе и том же одеянии. Что касается Сильвы, то обошлось без пугающих трансформаций. Годы прошлись по ней мягкими мазками, лишь чуточку подсушив лицо и округлив фигуру. Зато удивительным образом увеличились ее чудесные агатовые глаза. Так мне по крайней мере показалось. И как встарь я опять подумал, что напрасно она не позирует художникам. Любителей подобной живописи нашлось бы немало. Я первый купил бы портрет Сильвы.

– Павел, ты? Какими судьбами?

Я заметил, что она не сразу отступила в сторону, в комнату пропустила лишь после секундного замешательства. Примечательный нюанс! Есть такое качество у людей – забывать своих ближних после долгих разлук. Нечто подобное приключилось и с ней.

– Не рада?

– Что ты! Просто поздно, а ты даже не предупредил.

– Друг погиб, – буднично сообщил я. – Да и сам, как видишь, с палочкой ковыляю. Короче, нуждаюсь в утешении.

– Бедненький! – она произнесла это машинально, не задумываясь, и я тотчас поймал ее за руку.

– Так давно не слышал твой голос. Поверишь ли, только во снах и приходит.

Трость упала на коврик, я притянул Сильву к себе.

– Ругай меня, девочка, ругай распоследними словами. Не произнесу ни звука. Был занят, воевал с налогами, ездил на встречи – все, разумеется, дешевые отговорки.

– Отговорки, – она растерянно кивнула.

– Но речь не о них, речь о нас с тобой. Клянусь чем угодно, как минимум раз в неделю вспоминал о тебе. И тосковал. Прямо грызло что-то внутри, скреблось. Зверек какой-то… Потом все, конечно, проходило, но ненадолго.

Она позволила себя обнять, и, чувствуя сквозь ткань ее горячее тело, я прижал женщину к себе, жадно вдохнул запах ее волос.

– Все тот же шампунь.

– Все тот же…

– Пойдем. Мне так нужно побыть с тобой!

Продолжая сжимать друг друга в объятиях, мы двинулись в ее спаленку. Она тоже задышала учащенно. Притворством здесь не пахло, я это ясно видел. Однако на середине комнаты Сильва все же заставила меня остановиться. Наверное, я все же чересчур спешил.

– Ну что ты, котик? Что с тобой?

– Голова кружится.

– Бывает, – я погладил ее по волосам. – Как ты жила все это время?

– Неважно, Ящер.

– А что так? Нелады с работой? С денежкой прижало?

Вместо ответа, она порывисто вздохнула. Значит, и то, и другое.

– Почему не звонила? Рассказала бы все, как есть. Устроил бы в один момент.

– К тебе дозвонишься! Там на телефоне сухарь какой-то. Кепарь, кажется. Ты ведь так его называешь?

Я тихо рассмеялся.

– Кепаря больше нет. Уволил к чертовой матери. Насовсем.

– Ну, не Кепарь, так другие… Да и не привыкла я клянчить.

– Гордая пташка! – я снова погладил ее. По плечикам, по откликающейся на прикосновения спине. Все та же до мелочей узнаваемая Сильва. Мягкая, податливая, мгновенно отвечающая встречным пульсом… Всполошившись, я потянулся к карману.

– Да! Совсем запамятовал. Это тебе. Маленький сувенир, – достав из крохотной коробочки золотой перстень с аметистом, я сделал попытку надеть его на палец Сильвы. Она неловко отдернула руку.

– Эй, дружок! В чем дело?

Нащупав нечто чужеродное, я удивленно опустил голову. Сюрпризу все-таки суждено было состояться, и в чем дело можно было и не спрашивать. Дело заключалось в кольце. Теплое местечко на безымянном пальце оказалось занятым, и разглядел я это только сейчас. Она нервно стиснула кулачок, а я озадаченно поджал губы. Славный визит! Приплыть издалека на огонек – и оказаться третьим!..

Выпустив Сильву из объятий, я с любопытством осмотрелся. Все было правдой, присутствие в доме мужчины ощущалось вполне зримо. И не какого-нибудь заезже-приезжего, а стабильного, имеющего свои шлепки, выписывающего на адрес Сильвы экономические газеты и журналы. Завелась уже, наверное, и своя любимая кружка, – вот тут, под торшером, должно быть, и попивает кофеек новый хозяин дома. По вечерам листает периодику, разгадывает ребусы.

– Анекдот – наоборот, – пробормотал я. – Где же у нас муж? Неужели в шкафу?

– Ящер, только обещай мне! Ты его не тронешь! – Сильва испуганно ухватила меня за рукав.

– Господи, да что ты на меня так смотришь? Не зверюга же я в конце концов, – я порывисто притянул Сильву к себе. – Елки-зеленые! Как все-таки жаль!

Она сделала попытку вырваться, но я держал крепко.

– Ну же! Один-единственный! Последний и прощальный…

Наши губы слились, я закрыл глаза. С ней это тоже получалось по-особенному. Сильва принадлежала к категории чувственных женщин и млеть начинала от малейшей ласки. Вот и сейчас мне захотелось ощутить хоть в самой малой степени свою желанность. Всего-то секундный отклик! Все, за чем, собственно, и пришел.

Уже когда она стала задыхаться, я оторвал ее от себя. Глаза у нее сделались совершенно хмельными. В зрачках плясало доменное пламя, лепестки ноздрей трепетали. В таком состоянии с ней можно было вытворять что угодно, но это было бы уже свинством.