Прошло энное время, прежде чем я убедился, что бензина в баке нет. Скорее всего его не было там с самого начала, однако отсутствие горючего ничуть не мешало «Форду» бодро катить по дороге. Все представлялось вполне естественным. Движение ТУДА не требовало горючего, другое дело – обратная дорога. Стоило мне только однажды попробовать развернуть машину, как двигатель тотчас простуженно зачихал и заглох. Кстати, вспомнилась и позапрошлая ужасная ночь, когда я скакал и скакал от города, терзая бока взмыленной коняги. Плыть против течения – напрасный труд. Все, что нам удалось, это добраться до пасеки, до которой от города по прямой было рукой подать. Во всяком случае – по прежним меркам это представлялось ничтожным расстоянием. В движении к городу все складывалось иначе. Препятствий никто не чинил, старенькое авто безукоризненно подчинялось любым моим прихотям. Более того – и черные клубящие тучи, что широким фронтом двигались следом, словно приспосабливались к моему движению, не нагоняя, однако и не очень отставая.

Впереди по-прежнему простиралась жизнь. Узнаваемая или не очень – другой вопрос. Взору моему попеременно открывалось то, что было, и то, чего никогда не было. Я наблюдал поистине удивительные вещи! Если слева с рокочущим гулом вновь восстанавливался из ядерной пыли Тунгусский метеорит, то справа ревели трубы и лязгало железо, возвещая о начале великой схватки. Под отсвет уносящегося ввысь серебристого гостинца из космоса – от Непрядвы лавой накатывали рати запасного полка. Ордынские тумены, отмахиваясь серпиками сабель, неуверенно пятились. Сеча на Куликовом поле близилась к своему кульминационному моменту. Резво наступал от реки Смолки засадной полк Боброка, и Мамай уже откровенно нервничал, косо поглядывая на свою любимую лошаденку. Впрочем, Мамая я, конечно, не видел, зато видел, что русские кудлатые бороды мелькают с одинаковой частотой и с той, и с другой стороны. Где были татары, где наши, понять было совершенно невозможно. Русские долбили русских, раскосые бусурманы в остервенении наскакивали на столь же раскосых. Вполне вероятно, что и не Куликово поле это было. Мало ли обагренных кровушкой полей водилось на земле! Легионы и леодры одетых в металл гуманоидов сходилось в поединках по всей планете во все века…

Я мчался дальше, и выжженные степи, густо усеянными ржавью доспехов, сменялись малыми и большими постройками. Мне приходилось объезжать Нюрнбергский стадион гитлеровского архитектора Шпеера, время от времени притормаживать возле внушительных фасадов тех или иных дворцов. Триумфальная арка, размерами вдвое превышающая парижскую, гигантское здание германской рейхсканцелярии – весь этот нацистский апофеоз скорее пугал, нежели завораживал. А далее на протяжении двух или трех километров дорога тянулась вдоль шеренги мускулистых скульптур. Титаны, атлеты и атланты всевозможных калибров демонстрировали мышцы, изображали скорбь и волевую мощь. Реликтовые серп и молот сменялись свастикой, многочисленные гербы забавляли схожестью изображенных звериных фигур. Весь этот зоопарк в меру сил и возможностей скалился и щерился, сжимая в лапах трезубцы и мечи, скипетры и булавы. И не было кругом ничего живого – только белый и розовый мрамор, гранит и позеленевшая бронза… На память пришло знаменитое крамаровское: «И мертвые с косами стоять»… Но эти не только стояли. Кто-то из них бежал и летел, кто-то рвал зубастые пасти и мучительно боролся. Самые неукротимые метали диск и копье, самые ленивые сидели и лежали, что безусловно представлялось для каменной плоти состоянием более естественным.

Начинался въезд в город. Стоящий на перекрестке британский полисмен в колоколообразном шлеме заботливо помахал жезлом, подсказывая направление. Я послушно повернул руль и, лишь спустя секунду, запоздало сообразил, что полисмен мне кого-то напоминает. Ну да! Капитан Костиков! Собственной персоной!..

Я обернулся и на мгновение поймал взгляд прищуренных глаз. Но длилось это крайне недолго. Честный мент странно передернул плечами и «вывернулся». Все произошло так просто и быстро, что я всерьез усомнился, да видел ли я его лицо в действительности, потому что теперь он стоял ко мне затылком. Впрочем, и не стоял даже, а продолжал удаляться. «Форд» мой и не думал останавливаться. Педаль тормоза, вдавленная до упора, лишь чуток снизила его прыть. Очень скоро капитан-полисмен превратился в крохотную фигурку – этакий восклицательный знак на дымной строке улицы.

Я с шипением выплюнул вереницу ругательств. Еще один отступник и еще один хитрец! Хотя… Как раз Костикову это можно было простить. Он ко мне никогда не ластился, воевал честно и откровенно, надеясь засадить подальше и «наподольше». Вот и добился своего. А точнее – дождался…

По соседней улице, тоже направляясь к центру, шествовала многолюдная демонстрация. Играла гармонь, и дружно распевались удалые песни шестидесятых-пятидесятых. Про танкистов с шахтерами, про лихих монтажников. Я нахмурился. Шары с флагами – это понятно, но что там у них красовалось на плакатах, я не мог разглядеть, как ни щурился и ни вглядывался. Шеренги демонстрантов мелькали в проемах меж домов и снова пропадали. К концу света они шагали, как к пресловутому светлому будущему.

Впрочем, очень скоро меня отвлекла иная картина. Впереди бурлила толпа. Обутые в лапти крестьяне, объединившись с воинами в кольчугах, штурмовали какое-то здание. Подвешенный на цепях таран угрожающе раскачивался, и кованый наконечник бил по глиняной обмазке стен, с каждым ударом все более обнажая бревенчатую кладку. С хрустом откалывалась щепа, люди громко кричали, с лязгом лупили оружием по щитам и панцирям. С завидной энергией собравшиеся пытались заглушить владеющий сердцами страх. Своего рода – психическая атака, волевое воздействие на нервы – если не на чужие, то хоть на свои собственные. Действие в чем-то разумное и оправданное. Нынешние полицейские, наступая на толпу, тоже молотят дубинками по прозрачным щитам.

Словно ощутив некоторую растерянность, «Форд» замедлил ход, рыскнул влево и скрежетнул тормозами. И тотчас неизвестно откуда вынырнувший жандарм с лицом Шошина и фигурой Ганса учтиво приложил пальцы к козырьку, шагнул вперед и, разгоняя лапотный люд ножнами, в пару минут расчистил автомобилю дорогу. Все оказалось предусмотрено, ничто не должно было помешать моему движению к цели. Заговорить с вежливым жандармом я не осмелился, он же подобных попыток так и не предпринял.

Попетляв по улочкам, я внезапно остановился. Точнее вновь проявил характер фордовский двигатель. Заглохнув повторно, он как бы поставил точку, подтверждая, что искомая цель достигнута.

Чуть приподнявшись, я огляделся. На секунду-другую ощутил в ногах неприятную слабость. Сразу за реденькой шеренгой тополей пугающей глыбой вздымалось здание кинотеатра – того самого, в который когда-то нас заманила прелестница Фима. Впрочем, она здесь тоже была абсолютно ни при чем. Теперь-то я понимал это прекрасно. Как известно, все пути ведут в Рим, и к тому роковому экрану меня мог подвести кто угодно.

Возникло жуткое желание закурить. Я лихорадочно обшарил карманы и достал смятую пачку. Последняя потерявшая форму сигаретка, роняя табачные крошки, выкатилась на ладонь. Что ж, весьма символично… Зажигалки у меня не нашлось, но сбоку услужливо подскочил очередной жандарм со спичкой. Причем он не чиркал ею о коробок, она загорелась у него в руках – сама собой, едва только приблизилась к моей сигарете.

– И пожалуйста, не задерживайтесь!..

Я вздрогнул, услышав голос Безмена. Но подсказчик уже шагнул в сторону. На меня он не глядел, на лице его не читалось ни злости, ни участия. Город был наводнен знакомыми масками! Масками, но не людьми.

Окутавшись дымом, я выбрался из «Форда». Не без усмешки отметил, как напрягся плечистый жандарм. Рука его словно невзначай легла на ремень поблизости от кобуры. Значит, все-таки живой человек, хоть и маска. И ноженьки мои когтистые успел, конечно, рассмотреть как следует.