Впрочем, погоней дело не завершилось. Шальной огонь по автомобилю открыли из первой же подворотни, в которую мы случайно сунулись. На этот раз я разглядел цепочку людей под предводительством низкорослого офицера. Впереди кособоко и валко катил двухбашенный броневик, толстенные стволы двух «Максимов» обильно полосовали очередями вдоль улицы. По домам, по окнам, по мостовой. Мы вовремя дали задний ход. Последними не слишком прицельными выстрелами я опустошил АКСУ и, выщелкнув пустой рожок, потянулся к подсумкам. Граната до броневичка не достала, но наступающих заставила залечь.

– Ходу, Гонтарь!..

Нас бешено раскачивало, приходилось то и дело хвататься за кресло и поручни. Прямо перед глазами безжизненно моталась голова водителя. Кровь стекала на спинку сиденья, капала на пол. Бедолага и в этот раз принял в себя парочку лишних пуль – за себя и за того парня. Стонов я по крайней мере больше не слышал. Битюг, что сидел слева от меня, тоже не подавал признаков жизни.

С рычанием «Ниссан» в очередной раз развернулся, в мгновение ока проскочил улицу. Грохот пальбы стремительно удалялся. Хотелось зажмуриться и втянуть голову в плечи, на такой сумасшедшей скорости мы неслись. Вылетев на проспект, Гонтарь едва не столкнулся с какими-то случайными «Жигульками». Впереди мелькнул шпиль «Макдональдса», рядом блеснули широченные стекла горисполкома. Бутафория кончилась, мы снова перенеслись в знакомое и привычное.

Завизжали стираемые покрышки, меня качнуло вперед. Замедлив ход, джип подрезал курс продуктовому фургону и перестроился в правый ряд. Мы ошарашенно закрутили головами. Перемены были слишком разительны. Крякнув, я сунул автомат в ноги, прицокивая языком, телохранитель вполголоса выругался. Самого обычного вида прохожие – с собаками, колясками и авоськами – текли вдоль залитых электрическим светом улиц, ларьки, что стояли справа и слева пестрели глянцевым ассортиментом.

– Ну? – Гонтарь хмуро оглянулся. – А это как понимать? Все, стало быть, по новой?

Я покачал головой.

– Спроси что-нибудь полегче.

– Но есть же всему этому какое-то объяснение!

– Ты считаешь, такое можно объяснить?

Гонтарь замолчал. Глядя на его широкую спину, я решил, что мучить телохранителя несправедливо, и хмуро выложил мысль, что казалась мне в этот момент сколь-нибудь заслуживающей внимания.

– Смерчи… Наверное, дело в них. Они расчертили город на зоны. Вернее, там, где они прошли, получился кавардак, который ты только что наблюдал. В других местах все осталось по-прежнему.

Гонтарь продолжал молча рулить, и я не удержался от усмешки.

– Ну? Тебе стало легче от моих объяснений?

– Мне станет легче, когда вы скажете, что нам теперь делать, – Гонтарь смачно плюнул в открытое окно. – Вон видите? Гуляют себе – и хоть бы хрен!

– А почему им не гулять?

– Так ведь получается, что мы видим и слышим, а они нет! Вот я чего не могу понять! Там ведь грохота было на весь город! Не глухие же они!

Не глухие и не слепые, тут Гонтарь прав. Хотя…

Я прикрыл глаза, вспоминая последние слова Безмена. Теперь когда мы имели честь лицезреть ожившего Микиту, когда в пяток минут какая-то солдатня перещелкала из допотопного «Максима» всю нашу охрану, я мог бы, пожалуй, повторить сказанное Безменом. Впрочем, вру… Не мог. По той простой причине, что это стало бы окончательным признанием нашего поражения, а значит, и нашего восторжествовавшего сумасшествия. Распухающим тестом бред напирал со всех сторон, наваливался и душил, однако мы стойчески держались. Ничего другого нам попросту не оставалось. Как ни верти, а иллюзии тоже способны служить неплохим щитом, и страусы суют головы в песок вовсе не от большой глупости. Они знают, что делают, – эти большие мускулистые птицы…

– Юнкерсы!..

– Чего, чего?

– Ложись, говорю, дурила!

Меня грубо толкнули в спину, а в следующую секунду над крышами домов с ревом промчались черные махины самолетов. Гулко и часто заколотили близкие орудия. Вероятно, зенитки. Следом, захлебываясь, ударили пулеметы. А рев моторов удалялся, меняясь в тоне и, видимо, приближаясь к заветной цели. Музыкальная строфа спешила завершиться – для кого-то роковой точкой, для кого-то триумфальным восклицательным знаком.

На этот раз мы были в Таллинне. В самом начале войны. И немцы лупили с земли и с воздуха, стискивая город в смертельных объятиях.

– Рейд бомбят, суки! – молодой боец в форме курсантика поднял голову. Именно он приютил нас на этой разбитой улочке, поверив в байку об артистах, согласившись укрыть джип в хлипкий гаражик. Насколько я понял, этот самый гаражик он и поставлен был охранять.

– Если бомбят рейд, зачем же ты меня толкнул? – поднявшись на ноги, я неспеша отряхнулся.

– Ну так… Раз на раз не приходится. Они, бывает, и в городе пару бомб сбрасывают. А знаешь, какие у них бомбы? Морские – аж на тридцать пудов! Ахнет такая, – и, считай, целого квартала нет.

– А где же наши еханные истребители?

Это спрашивал уже Гонтарь. Настороженно оглядываясь, он привычно держал правую руку в кармане.

– Какие там истребители. Хорошо, еще корабли остались. – Курсант махнул рукой куда-то за спину. – Там немчура на танках прет. Прямо лавиной. А наши с рейда садят из главного калибра. Тем только и держимся.

– Вслепую, что ли, стреляют?

– Почему вслепую? Наблюдатели есть. То есть должны быть…

Мы вздрогнули от далекого грохота. Боец съежился.

– Началось. Мы их, они нас. И так вот весь день…

Из-за угла выскочил вооруженный винтовками патруль, стуча сапогами, промчался мимо гаража. И снова на отдалении ахнуло. Пыльное облако припудрило уличную линзу. Гонтарь раскашлялся. Снова послышались шаги, патруль бегом возвращался.

– Вот тварь! Чуток не достал!..

В гараж забежали трое бойцов. И тотчас по мостовой застучали пущенные с неба металлические катыши. Один из самолетов решил, как видно, попугать горожан.

– Вдарить по нему, товарищ майор? – один из бойцов стянул с плеча винтовку.

– Отставить! – майор зло сплюнул под ноги. – Пули только зря изведешь.

Покосившись на нас, без особого интереса спросил:

– Кто такие?

– Артисты они, товарищ майор, – улыбаясь, заговорил курсантик. – Видите, как одеты. С самого Урала приехали. На гастроли. Машина вон у них какая складная. Специально для спектакля.

– Машина, говоришь? – майор скользнул глазами по накрытому брезентом джипу. – Сейчас поглядим. Сидорчук! Ну-ка сбрось эту хламиду.

Зашуршал сбрасываемый брезент.

– Ого!..

– Эй, майор, поаккуратнее!

– Что? – майор по-рысьи зыркнул в сторону Гонтаря.

– Спокойно, ребетя, без нервов, – я поднял руку, однако жест не произвел на майора ни малейшего впечатления.

– Так… А документики у вас, господа артисты, при себе имеются?

Я сумрачно вздохнул, и Гонтарь понял мой вздох, как надо. Бдительные бойцы не успели даже ойкнуть. Майора телохранитель положил жестким ударом пистолетной рукояти в лицо. Мгновение, и другие бойцы понятливо вздернули вверх руки.

– Вязать их?

– Оглуши.

Два костяных удара, короткий стон. Курсантик, дрожа, наблюдал, как Гонтарь деловито укрывает тела брезентом. Пальцы его неровно теребили кожаный ремешок винтовки.

– Вы что же… – заикаясь, произнес он. – Как же это…

– Не шпионы мы, не волнуйся, – я кивнул ему на улицу. – Шпарь, мальчуган. За гараж спасибо и не поминай лихом.

– У меня ведь пост…

– Давай, давай, дергай. Не доводи до греха, – Гонтарь подтолкнул его в спину.

Минутой позже мы сидели уже в кабине джипа.

– И куда теперь?

– Направо. Туда, откуда приехали.

Гонтарь кивнул. Утробно урча, машина выползла из гаража, мягко развернулась. Далеко в небе крестиками угадывались приближающиеся самолеты. Очередная волна «Юнкерсов». Я закрыл глаза, и джип рванул самолетам навстречу. На таран.