— Пойдем брат, потянем по сигаретке, у меня здесь есть хитрое место.

И правда: рядом с туалетом располагалась дверь в ванную комнату, которую незнакомец открыл ключом.

— У меня сестричка знакомая, так я здесь потихоньку один покуриваю.

Майор обрадовался случаю, что можно отвести душу и последовал за парнем, благо начался тихий час и в коридоре врачей не оказалось.

Парнем, предоставившим услугу Ефремову, и был Серега Крутов. Пролежав полторы недели в больнице, он освоился, и начал обдумывать разные способы, как ему подобраться ближе к майору. Внимательно понаблюдав за ним с неделю, Крут подбил «клинья» к симпатичной медсестре и однажды в ее дежурство, они уединились в ординаторском кабинете.

Крут обворожил и заласкал девушку, и она, поддавшись сладострастному порыву, не отказала ему в близости. Оставив Сергея одного ненадолго в ординаторской и, заперев дверь на ключ, она пошла делать ночной обход. Крут тем временем, уже снимал слепок со снятого со связки ключа, от двери ванной комнаты.

Расчет Крутова был прост: медсестра при всем последующем раскладе, побоится давать показания милиции и будет молчать в отношении интимной близости с больным, да еще во врачебном. кабинете. Что касалось заведующего больницей, то «взяв на лапу», он тоже будет помалкивать, зачем ему терять тепленькое место. А докажет следствие причастности их к делу — это уже был другой вопрос.

Остальное для Крута было делом техники. Приготовив шелковый шнурок, оборудованный на концах удобными резиновыми ручками, он намеревался применить знаменитую, «Златоустовскую удавку», затянув петлю на горле опера.

И вот, вдвоем, они стояли и курили средь бела дня в небольшой ванной комнате. Между ними шел легкий разговор, ни к чему не обязывающий. Если со стороны обратить внимание — то встретились два служащих из одной системы МВД, слегка перебрали в памяти некоторые события. Майор заострил внимание Крутова на своей трагедии, он рассказал ему о бунте, который, по его словам возглавил один зэк — «мразь», якобы, причисляющий себя к ворам в законе. Рассказал, как в его стреляли с окна второго этажа из захваченного зэками автомата, и что кроме его зацепило легонько еще одного офицера. Как Ефремов обрадовался после операции на груди, когда ему сообщили, что Дронов и его сотоварищи были уничтожены меткими выстрелами снайперов.

Крутов внимательно слушал опера, подавляя в себе закипающую волну ненависти, и вспоминал Леху Дрона, с которым буквально две недели назад сидел в бытовке на Тарбазе и разговаривал. Классный был парняга — этот Дрон: бесстрашный, волевой, умный.

«Почту за честь отомстить за него, и удавить этого ублюдка», — подумал Крут, а вслух спросил майора:

— А как звали того вора?

— Дронов его фамилия. Кормит червей теперь, мразь отпе…

Он резко умолк на последнем слове. Удар кулаком пришелся ему в солнечное сплетение, отозвавшись по всему телу острой, нестерпимой болью.

— Привет тебе от Дрона, с того света, — произнес Крут.

Опер — Ефрем так и не смог сделать вздох, крепкие руки Крута мгновенно затянули петлю удавки на его шее. Корчась от боли, и нехватки кислорода он хрипел. Постепенно его тело перестало вздрагивать, и в конце концов обмякло. Крут со знанием дела, обтер все вещи вокруг, к которым бы он мог прикоснуться, надел резиновые перчатки и достал из кармана своего халата тряпочку. Развернув ее, он взял бумажку, расправил и положил на грудь опера.

«Так будет с каждым, кто посягнет на жизнь вора в законе», — гласили строки в записке.

Высунув голову в коридор, Крутов прислушался: был тихий час и все больные спали, а сестрички находились в процедурном кабинете. Он тихо вышел и, закрыв дверь на ключ, спустился по парадной лестнице с третьего этажа в терапию. Зашел в свою палату и переодевшись в гражданскую одежду, вышел на улицу. Прошел по усыпанной щебенкой аллее до хоздвора и скрылся за листвой разросшихся вдоль забора деревьев. Крут перепрыгнул забор, заранее освобожденный от колючей проволоки.

По другую сторону ограждения, его уже ожидали кореша в легковой машине.

— Товарищ старший лейтенант, разрешите трогаться! — со смехом произнес Леший, — ну, как все прошло?

— Разрешаю рядовой Леший, трогай! Все окей! — ответил весело Крутов.

Машина рванулась с места, и поднимая клубы пыли, понеслась к главной магистрали.

Это было второе «мокрое» дело на счету Крутова Сергея.

…Первое свое убийство он совершил в одном из лагерей Новосибирской области, где отбывал срок на строгом режиме. В городе Тогучин располагалась Исправительно-трудовая колония Љ14.

Не забыть ему никогда завхоза отряда Зудина, яро помогавшего администрации колонии «перевоспитывать» заключенных, мало того, он по всякому поводу писал докладные записки начальству, после чего заключенных сажали в изолятор и в БУР.

Завхоз втайне от начальства занимался барышничеством: торговал чаем, водкой, «планом», и прочими запрещенными предметами, но потом, как выяснилось — не тайно. Обычно такие мрази, (человеком его назвать, у Крута язык не поворачивался), находятся под покровительством определенных лиц администрации, имеющих доход с поставок и продаж.

Крут видел, как вся братва стонала под игом этого перевертыша. Говорили: он родом с Алтайского края, бывший блатной, а потому знавший всю подноготною о тюремном мире. Как-то, он основательно проигрался в карты, в пылу азарта не рассчитал свои возможности. Еще до того, как надеть повязку, Зудин был ушлым пройдохой, за что свои же знакомые его недолюбливали. Конечно, проигрыши бывали и раньше, но до поры до времени ему помогала братва, рассчитываться по долгам. Но на сей раз проигрыш был очень крупный, и вместо того, чтобы искать пути расчета с выигравшим каталой, он просто сдал его кумовьям, а те в свою очередь определили заключенного в БУР.

Оперативники поощряли переход блатных из одной касты в другую, то есть принимали с радостью бывших урок, понимая, что деваться им некуда: оставалось одно — сдавать своих товарищей и помогать ментам. В принципе — это и была одна из ломок отрицательно настроенных зэков к мусорским законам и порядкам. Многие оперативники специально держали такую ситуацию под контролем, не сажая в ШИЗО за игру в карты, а когда назревал скандал между блатными, кумовья находили слабого по духу, и способствовали его быстрейшему переходу в лагерь активистов.

Такой кадр ценился, он много мог впоследствии рассказать о внутренних зоновских сходках, о лицах, готовящих побег, и в целом об уголовной обстановке в зоне.

Конкретно Круту часто перепадало от ссученного Зудина, он постоянно писал на него докладные начальству, по любому поводу, лишь бы упрятать Крутова подальше в изолятор. Зудин лично побаивался Сергея за его внутреннюю силу и показную ненависть к активистам и ментам. Таких, как Крут — ущемленных, в отряде было великое множество.

Последним писком беспредела завхоза, была подлость: циничная гадкая, вызвавшая внутреннее возмущение многих заключенных.

К одному пацану приехал на личное свидание больной отец, у него оказалась сумма денег, запрятанная в продукты питания. Каким образом завхоз узнал об этом, на тот момент осталось тайной, наверное у него были свои источники информации, раз он оказался в курсе дел заключенных. Зудин навел ментов на пацана.

Режимники внезапно нагрянули в комнату свидания и произвели шмон: деньги нашли, отца естественно выпроводили, а сына сразу же отправили на пятнадцать суток в ШИЗО. Но когда его вели в изолятор, он много наговорил лишнего в адрес ментов и козлов, потому хозяин зоны отправил его в БУР. Посаженным в камеру, как раз оказался кореш Крута и соответственно, половина денег предназначалась Сереге.

Когда скандал утих, и отчетливо обозначился виновник этой подлости, Крут решил, что больше терпеть такую мразь в отряде, нет смысла. Следующим может оказаться он, или еще кто-то из братвы.

Крутов долго готовился к предстоящей акции, никому ничего не говорил, одному было сподручней и надежней.