– Шоколад? Но это же напиток индейцев!

Давид разволновался. Похоже, мнение Анжелики уже имело для него важное значение.

Приблизив губы к самому ее уху, он сказал, что, для того чтобы убедить ее в совершенстве идей господина его папеньки, сейчас он сообщит ей секрет, которым не поделился еще ни с кем, даже с дядей.

И Давид рассказал, что в молодые годы его отец был заядлым путешественником и пробовал шоколад в разных странах, где его производили из зерен, которые поставляли из Мексики. Так, в Испании, Италии и даже в Польше он имел возможность убедиться в превосходных качествах нового продукта, обладающего приятным вкусом и изумительными целебными свойствами.

Заговорив на эту тему, юный Давид, казалось, был неиссякаем. В стремлении удержать внимание дамы своей мечты он принялся визгливым голосом излагать все, что знал о шоколаде.

– Фу! – скривилась Анжелика, которая слушала болтуна вполуха. – Никогда не пробовала и нет желания. Говорят, королева, она ведь испанка, от него без ума. Зато весь двор пребывает в смущении относительно этого диковинного пристрастия и смеется над ней.

– Это потому, что у придворных нет привычки к шоколаду, – довольно логично сделал вывод ученик кулинара. – Мой отец тоже так думал, поэтому получил королевский патент на изучение этого нового продукта. Но увы! Он умер, а так как моя матушка тоже скончалась, кроме меня, использовать этот патент больше некому. А я даже не знаю, с чего начать. И дяде я о нем не говорил. Я боюсь, он станет смеяться надо мной и отцом. Он при каждом удобном случае твердит, что мой отец был сумасшедшим.

– Так у тебя есть патент? – резко остановившись, спросила Анжелика и поставила корзины на землю, чтобы внимательно посмотреть на своего юного воздыхателя.

В лучах ее зеленого взгляда тот едва не лишился чувств. Когда сознание Анжелики было занято более или менее серьезными мыслями, глаза ее излучали почти магнетический свет, что всегда действовало на собеседника, тем более что зачастую причина подобного явления была ему неведома.

Бедный Давид был обречен. Он не сопротивлялся.

– У тебя есть этот патент? – повторила Анжелика.

– Да, – едва выдохнул он.

– Каким числом он датирован?

– Двадцать восьмым мая тысяча шестьсот пятьдесят девятого года, и разрешение действительно двадцать девять лет.

– То есть ты имеешь разрешение в течение двадцати девяти лет производить этот экзотический продукт и торговать им?

– Ну да…

– Надо бы узнать, не опасен ли шоколад, – пробормотала Анжелика, – и сможет ли он понравиться публике. А ты сам-то его пил?

– Да.

– И что ты об этом думаешь?

– По мне, – отвечал Давид, – он слишком приторный. Впрочем, если добавить черного и красного перца, то вполне сойдет. Но я бы предпочел стакан доброго вина, – добавил он с залихватским видом.

– Поберегись! – раздался голос откуда-то сверху.

Они едва успели отскочить в сторону, чтобы не попасть под зловонный ливень. Анжелика схватила поваренка за руку и почувствовала, что он дрожит.

– Я хотел сказать вам, – торопливо пробормотал он, – что я никогда не видел… такой… красивой женщины, как вы.

– Нет, видел, бедный мальчик, – раздраженно ответила она. – Стоит только посмотреть вокруг, а не грызть ногти и не ползать, как осенняя муха. А пока, если хочешь понравиться мне, вместо того чтобы расточать ненужные комплименты, расскажи-ка лучше еще про свой шоколад.

Заметив его несчастный вид, она попыталась его приободрить. Не стоило отталкивать мальчишку. С этим своим патентом, единственным владельцем которого он был, Давид мог оказаться полезным.

Анжелика рассмеялась:

– Увы, я уже не пятнадцатилетняя девочка, мой мальчик. Смотри, я старуха. У меня уже седые волосы. – Она выпустила из-под чепца прядь волос, так внезапно поседевших за ту страшную ночь в предместье Сен-Дени. – А где же Флипо? – оглянувшись, спросила Анжелика. – Где шляется этот маленький негодник?

Она немного забеспокоилась, опасаясь, как бы Флипо, оказавшись в толпе, не попытался вновь применить на практике уроки Жактанса Карманника.

– Напрасно вы так заботитесь об этом плуте, – ревниво заметил Давид. – Я только что видел, как он обменивался знаками с каким-то покрытым гнойниками нищим, который попрошайничал на паперти. А потом тот бросился бежать… с его корзиной. Дядя придет в ярость!

– Все-то ты видишь в черном цвете, бедняга.

– А как же, я в жизни не видал удачи!

– Пошли назад, мы найдем этого воришку.

Но мальчуган уже и сам бежал им навстречу. Со своими живыми глазами парижского воробышка, красным носом и длинными жесткими волосами под большой потрепанной шляпой он казался Анжелике даже миловидным. Она привязалась к нему, как и к маленькому Лино, которого дважды вырвала из когтей гнусного Жана Тухляка.

– Что я тебе скажу, Маркиза Ангелов, – задыхаясь, лепетал Флипо, от волнения забыв обо всех запретах. – Знаешь, кто теперь принц нищих? Жанен Деревянный Зад. Да, дорогая моя, наш Жанен из Нельской башни!

Мальчишка понизил голос и испуганно прошептал:

– И мне сказали: «Берегитесь, мелюзга, вы живете под юбками предательницы».

У Анжелики кровь застыла в жилах.

– Ты думаешь, они знают, что я убила Ролена Коротышку?

– Они ничего не сказали. Хотя нет… Сухарь говорил про стражников, которых ты упрашивала отправиться к цыганам.

– Кто там был?

– Сухарь, Легконогий, три старухи из наших и двое припадочных из другой банды.

Молодая женщина и мальчонка обменивались какими-то словами на воровском жаргоне, которых Давид не понял, однако он без труда уловил пугающие интонации. Он испытывал одновременно беспокойство и восхищение, осознавая таинственную связь своей новой пассии с неуловимым и всемогущим воровским миром, игравшим заметную роль в жизни Парижа.

На обратном пути Анжелика молчала, но, едва переступив порог харчевни, решительно отбросила все опасения.

«Девочка моя, – сказала она себе, – очень вероятно, что однажды утром тебе перережут горло или утопят в Сене. Ты уже давно рискуешь. Тебе угрожают то принцы, то нищие! Ну и что? Надо бороться, даже если ты в последний раз видишь дневной свет. Из трудностей невозможно выбраться, не схватив быка за рога и не расплатившись собственной персоной… Разве не говорил тебе этого когда-то господин Молин?»

– Вперед, дети мои! – вслух скомандовала Анжелика. – Надо, чтобы, едва переступив порог, почтенные дамы из гильдии цветочниц растаяли, как масло на солнце.

Под вечер прибыв в харчевню, дамы и точно были очарованы, оказавшись в зале «Храброго Петуха». Мало того что там витал изумительный аромат вафель, но к тому же само убранство зала было соблазнительным и оригинальным.

Ярко пылающий в камине огонь, потрескивая, окрашивал все помещение золотистым светом. Расставленные на ближайших столах канделябры отбрасывали разноцветные отблески на оловянную посуду и кухонную утварь, красиво размещенную на полках: горшки, кувшины, сковороды и формы для тортов.

К тому же Анжелика реквизировала у Буржю несколько серебряных приборов, которые хозяин ревниво хранил в сундуках: два кувшина для воды, уксусницу, две кокотницы и две чаши для мытья рук. Эти последние были доверху наполнены виноградными гроздьями, грушами и другими фруктами, расставлены на столах вперемешку с великолепными сосудами для красного и белого вина, в которых рубиновыми и золотистыми искрами играл огонь. Именно эти детали больше всего поразили кумушек.

Цветочниц часто просили по случаю праздника доставить товар в богатые дома, и в этой сервировке с серебром, фруктами и винами им привиделось смутное сходство с роскошными приемами у знати. И это втайне льстило их самолюбию.

Будучи осмотрительными торговками, они не пожелали открыто признать свое удовлетворение и критическим взглядом окидывали подвешенных под балками кроликов и окорока, недоверчиво принюхивались к блюдам с копченостями, с холодным мясом и рыбой под зеленым соусом, тыкали опытным пальцем в птицу. В конце концов возглавлявшей гильдию матушке Маржолен удалось отыскать недостаток в этом чрезмерном совершенстве: