Прекрасная белая борзая обнюхала Анжелику и улеглась у ее ног. Животные инстинктивно льнули к ней.

– Это Пистолет, борзая короля, – представил собаку Баркароль. – А вот Доринда и Миньона, левретки.

Анжелике было уютно и спокойно в этом уголке дворца, где двое уродцев предавались любви между двумя фортелями.

Ноздри Анжелики затрепетали от удивления, когда она унюхала идущий от кастрюльки запах. Это был какой-то необъяснимый, приятный аромат, где преобладали нотки корицы и душистого перца. Она пригляделась к лежащим на столе ингредиентам: лесной орех и миндаль, стручки красного перца, горшочек меда, наполовину раздробленная сахарная голова, плошки с семенами аниса и зернами перца, баночки с молотой корицей. И наконец, какие-то бобы, названия которых она не знала.

Полностью отдавшись священнодействию, карлица, казалось, не была расположена пускаться в объяснения с вновь прибывшей.

Однако болтовня Баркароля в конце концов вызвала ее улыбку.

– Я ей сказал, – объяснил он Анжелике, – что ты заметила, как я помолодел, и что этому я обязан счастью, которое она мне дарит. Дорогая, я здесь живу припеваючи! По правде сказать, я обуржуазился. Иногда меня это беспокоит. Королева очень добрая женщина. Когда ей особенно грустно, она посылает за мной и, похлопывая меня по щекам, говорит: «Бедный мой мальчик! Бедный мой мальчик!» А я, ты же Баркароля знаешь, не привык к такому обращению. У меня даже слезы на глаза наворачиваются.

– А почему королеве бывает грустно?

– Так ведь она начинает подозревать, что муж ей изменяет!

– Значит, правду говорят, что у короля есть фаворитка?

– Еще бы! Он ее прячет, свою Лавальер! И все же королева узнает. Бедняжка! Она не слишком проницательна и ничего не понимает в жизни. Знаешь, сестренка, жизнь принцев не особенно отличается от жизни их смиренных подданных. Они доставляют друг другу неприятности, ссорятся, совсем как девушки со своими дружками.

Ты бы видела ее, нашу королеву, когда она по вечерам ждет прихода своего супруга. А он в это время совершает экзерсисы в объятиях другой. Если уж нам, французам, есть чем гордиться, так это любовными способностями нашего властелина. Бедняжка королева Франции! – Похоже, циничный Баркароль стал приверженцем умилительной философии. Заметив улыбку Анжелики, он подмигнул ей. – Неплохо иногда испытывать добрые чувства, правда, Маркиза Ангелов? Чувствовать себя порядочным, честным, зарабатывать на жизнь упорным трудом?

Она не ответила – ей не понравился слащавый тон карлика. Чтобы сменить тему, Анжелика спросила:

– Ты не скажешь, что? донья Тересита готовит с таким тщанием? От этого кушанья исходит такой странный аромат… Даже не знаю, как его назвать.

– Да это же шоколад королевы.

Анжелика резко поднялась, чтобы заглянуть в кастрюльку. Она увидела какую-то темную, густую и совершенно неаппетитную массу. Через Баркароля она затеяла разговор с карлицей. Та поведала, что, для того чтобы произвести шедевр, который она готовит, ей потребовалось сто зерен какао, два зернышка чили, или мексиканского перца, горсть аниса, шесть александрийских роз, зубчик кампеша, две драхмы корицы, двенадцать ядер миндаля, двенадцать ядер лесного ореха и полголовы сахара.

– Мне это представляется невероятно сложным, – разочарованно сказала Анжелика. – Это хотя бы вкусно? Можно попробовать?

– Попробовать шоколад королевы! Какое святотатство! Ты нищенка! Что за кощунство! – с деланым возмущением воскликнул карлик.

Хотя карлице просьба Анжелики тоже показалась очень дерзкой, она все же соблаговолила протянуть Анжелике капельку темного месива в золотой ложечке.

Чрезмерно сладкая кашица обволокла весь рот молодой женщины. Из вежливости она произнесла:

– Восхитительно.

– Королева не может без него обходиться, – прокомментировал Баркароль. – Ей требуется несколько чашек в день, но его приносят тайком, потому что король и весь двор смеются над ее пристрастием. В Лувре его пьют только она и ее величество королева-мать, которая тоже испанка.

– А здесь можно достать зерна какао?

– Королеве специально доставляют их из Испании через посла. Их надо обжаривать, толочь, обезжиривать, – пояснил карлик и тихонько добавил: – Не понимаю, к чему столько хлопот ради такой гадости!

В этот момент в комнату вошла девочка и скороговоркой, по-испански, потребовала шоколад ее величества.

Анжелика узнала Филиппу. Поговаривали, будто это внебрачная дочь короля Филиппа IV Испанского и что ее воспитала инфанта Мария-Терезия, обнаружившая малышку в коридорах Эскориала. Девочка состояла в испанской свите, переправившейся через реку Бидасоа.

Анжелика встала и простилась с доньей Тереситой. Карлик проводил ее до низкой двери, выходящей на набережную Сены.

– Ты даже не спросил, что со мной произошло, – сказала она ему.

Ей неожиданно показалось, что карлик превратился в тыкву, потому что теперь она видела только его огромную оранжевую атласную шляпу. Баркароль смотрел в землю.

Анжелика присела на порог, чтобы быть одного роста с маленьким человеком и видеть его глаза:

– Отвечай!

– Я знаю, что с тобой произошло. Ты бросила Каламбредена и оказалась во власти добрых побуждений.

– Похоже, ты меня в чем-то обвиняешь? Ты что, не слыхал о сражении на Сен-Жерменской ярмарке? Каламбреден исчез. Мне удалось сбежать из Шатле. Родогон в Нельской башне.

– Ты больше не входишь в братство нищих.

– Ты тоже.

– О, я по-прежнему в братстве нищих. Я всегда в нем буду. Это мое королевство! – торжественно произнес Баркароль.

– А кто тебе сказал про меня?

– Деревянный Зад.

– Ты видел Жанена?

– Я ходил воздать ему должное. Теперь он принц нищих. Думаю, тебе это известно?

– Да.

– Я пошел, чтобы вывалить в таз целый кошелек золотых луидоров. У! У! Дорогуша, я оказался самым богатым из всех.

Анжелика взяла карлика за руку, за маленькую, круглую и пухлую, как у ребенка, ручку:

– Скажи, Баркароль, они хотят причинить мне зло?

– Я думаю, в Париже нет другой красотки, которой следовало бы так опасаться за свою прекрасную шкуру, как тебе. – И он состроил зловещую гримасу.

Однако Анжелика чувствовала, что это не пустая угроза. Она встряхнула головой:

– Тем хуже. Значит, я умру. Но я не смогу вернуться к прошлому. Можешь передать Жанену.

Трагическим жестом Баркароль прикрыл глаза рукой:

– Ах, как же мучительно будет увидеть такую красотку с перерезанным горлом!

Анжелика собралась уходить, он схватил ее за юбку:

– Между нами… Было бы лучше, если бы ты сама сказала об этом Жанену.

C декабря Анжелика полностью погрузилась в дела харчевни. Посетителей прибавилось. Рассказы об удавшейся пирушке гильдии цветочниц обрастали хвалебными слухами. «Храбрый Петух» стал специализироваться на корпоративных праздниках. Ремесленники, жаждущие промочить глотку и набить брюхо в компании и во славу своих святых покровителей, теперь устраивали цеховые трапезы под заново отполированными балками харчевни, постоянно увешанными лучшими образчиками копченостей и дичи, какие только можно было найти.

Анжелика всеми силами способствовала насыщению требовательных глоток и желудков, как если бы она оседлала строптивого коня, который может стремительно унести ее вдаль.

Кроме рабочих, мастеровых и торговцев в харчевню стали наведываться стайки вольнодумцев – разгульных и утонченных философов, открыто признающих право на все удовольствия, презрение к женщине и отрицание Бога.

Избежать их нескромных рук было не так-то просто. Вдобавок они оказались привередливы в еде. Но хотя порой их цинизм пугал ее, Анжелика очень рассчитывала на них в деле закрепления за заведением надежной репутации, которая привела бы в харчевню более взыскательную публику.

Случалось, забегали актеры. Не снимая накладных красных носов, они приходили небольшими группами понаблюдать за фокусами обезьянки Пикколо.

– Вот у кого всем нам следует учиться, – говорили они. – Ах, будь эта зверюшка человеком, какой бы из нее получился артист!