— Я не виновен во всем этом! — настаивал он. — Послушай меня! Если хочешь знать всю правду, я ничего не скрою. — И уже мягче спросил:

— Ты выслушаешь меня, дорогая?

Предательское сердце вновь бешено заколотилось от звуков голоса, назвавшего ее «дорогой», от блеска этих серых глаз. Мередит кивнула, хотя знала, что не сможет поверить ему до конца, ведь Мэтт так умело и так много скрывал от нее.

— Я уже признался, что начал покупать ваши акции, чтобы отомстить Филипу. Позже, уже после твоего приезда на ферму, я начал понимать, что значит для тебя универмаг, и сообразил также, что когда твой отец узнает правду, сделает все возможное, чтобы разлучить нас. Нетрудно было предвидеть, что раньше или позже он заставит тебя выбирать между мной и им. Пост президента «Бенкрофт энд компани» или ничего, если выберешь меня. Я решил продолжать скупать акции, чтобы помешать ему сделать это. Если бы я успел получить контроль над советом директоров, он никогда бы не посмел тебе угрожать: ведь основной пакет акций был бы у меня.

Но Мередит по-прежнему недоверчиво смотрела на него, не находя в сердце прежней веры, полностью уничтоженная услышанным.

— Но ты, конечно, не мог открыть мне свои благородные мотивы? — презрительно оглядев его, осведомилась она.

— Не знал, как ты это воспримешь.

— А вчера ты допустил, чтобы я как полная идиотка с восторгом рассказывала о нашем новом кредиторе «Коллер траст», отлично зная, кто владеет этой компанией.

— Я боялся, что ты посчитаешь это милостыней.

— Не настолько я глупа, — отрезала она, хотя голос дрожал и слезы обжигали глаза. — Это не милостыня, а блестящий тактический ход. Ты пригрозил отцу, что когда-нибудь купишь его с потрохами, и теперь выполняешь обещание! С помощью бомб и моей глупой, слепой любви!

— Знаю, это выглядит именно так…

— Потому что это именно так! — вскричала она. — С того дня как я приехала на ферму, чтобы рассказать, как все было в действительности одиннадцать лет назад, ты беспощадно и бессовестно использовал все рассказанное мной, чтобы обернуть ситуацию в свою пользу! Ты лгал мне…

— Никогда!

— Значит, намеренно вводил в заблуждение, а это то же самое! Действовал нечестными методами, и ожидаешь при этом, что я поверю в чистоту твоих намерений?! Так вот, я не настолько глупа!

— Опомнись, Мередит, не делай этого с нами, — хрипло пробормотал Мэтт, с мучительным отчаянием сознавая, что вновь теряет ее.

— Одиннадцать лет предательства вновь встали между нами.

Каким-то уголком души Мередит не верила в обман. Она твердо знала лишь то, что мошенник адвокат, о котором Мэтт обещал позаботиться, убит, а ее отец, вставший на его пути, вот-вот станет марионеткой, пляшущей на веревочке, конец которой держит Мэтт. Ей тоже предназначена эта участь.

— Докажи мне! — почти в истерике воскликнула она. — Мне нужны доказательства!

Лицо Мэтта напряглось.

— Кто-то должен доказать тебе, что я не террорист и не убийца, не так ли? Хочешь иметь доказательства того, что я не виновен в других преступлениях, иначе говоря, готова поверить самому худшему?

Раздавленная правотой, звучавшей в его словах, Мередит взглянула на него, чувствуя, как рвется сердце. Но Мэтт, вкладывая в просьбу всю душу, продолжал умолять:

— Все, что тебе нужно — безоговорочно поверить мне хотя бы на несколько недель. — Он протянул ей руку. — Доверься мне, дорогая.

Охваченная нерешительностью, Мередит взглянула на протянутую руку, но не смогла пошевелиться. Слишком своевременно начались эти угрозы взрыва… и полиция допрашивает не всех клиентов Шпигальски, потому что никто не обратился к ней.

— Либо подай мне руку, — выдавил он, — либо давай покончим с этим сейчас и положим конец всем мукам.

— Не могу, — растерянно прошептала она, — не могу. Хотела бы, но не могу.

Рука Мэтта упала, на лице вновь появилась вежливо-непроницаемая маска. Не в силах вынести его взгляд, Мередит отвернулась. Пальцы нащупали в кармане ключи, ключи от подаренного им автомобиля. Она вытащила их и протянула ему.

— Прости, — пробормотала она, борясь со слезами, — служащим «Бенкрофт» не разрешается принимать подарки дороже двадцати пяти долларов от тех, с кем компания находится в деловых отношениях.

Мэтт стоял не двигаясь, только на щеке билась жилка. Он не взял ключи, и Мередит ощутила, что сердце сейчас разорвется. Бросив ключи на стол, она метнулась к выходу и уже внизу взяла такси.

На следующее утро оказалось, что дела в далласском, нью-орлеанском и чикагском магазинах идут на удивление хорошо. Мередит с облегчением, но без особой радости наблюдала, как меняются цифры на дисплее компьютера. То, что она испытывала одиннадцать лет назад, потеряв Мэтта, не могло идти ни в какое сравнение с гнетущей тоской, терзающей ее сейчас, ведь тогда Мередит была бессильна изменить ход событий. На этот раз выбор был за ней, и Мередит не могла отделаться от чудовищной мысли, что совершила непоправимую ошибку, даже когда Сэм Грин принес дополненный отчет, из которого явствовало, что Мэтт купил куда больше акций, чем они предполагали.

Дважды за этот день она просила Марка Бредена звонить в отделы по борьбе с терроризмом в Далласе, Нью-Орлеане и Чикаго, надеясь, вопреки всему, что они сумели найти улики и еще не успели сообщить ей об этом. Мередит искала хотя бы малейшую зацепку, которая могла бы развеять ее сомнения, позволила бы передумать, позвонить Мэтту, но узнать ничего не удавалось.

Она безуспешно пыталась сосредоточиться на делах; голова раскалывалась после бессонной ночи. Приехав домой она увидела под дверью газету и, даже не позаботившись снять манто, начала с тревогой перелистывать страницы в поисках новостей об убийстве Шпигальски Но расследование не продвинулось ни на шаг. Она поспешно включила телевизор, чтобы успеть послушать шестичасовые новости, но там было то же самое.

Безуспешно пытаясь отвлечься от мучительных мыслей, Мередит решила нарядить рождественскую елку. Она как раз успела закончить работу и расставляла под деревом маленький вертеп8, когда по телевизору стали передавать десятичасовые новости. С бьющимся от новой надежды сердцем Мередит села прямо на пол, обняв колени руками, не сводя глаз с экрана.

Но хотя диктор упомянул об убийстве Шпигальски и бомбах, подложенных в магазины, ничего не было сказано в оправдание Мэтта.

Окончательно подавленная, Мередит выключила телевизор, но продолжала сидеть на полу, глядя на переливающиеся огоньки рождественской елки. В ушах непрерывно звучал мучительно-знакомый, глубокий, умоляющий голос: «Раньше или позже тебе придется рискнуть и полностью довериться мне, Мередит. Нельзя перехитрить судьбу, пытаясь стоять на обочине и играть по-малому. Либо ты бросаешься в омут вниз головой и рискуешь всем, чтобы сыграть по-крупному, либо не играешь совсем. Но кто не играет, тот не выигрывает».

И когда для нее настало время сделать выбор, оказалось, что Мередит не способна рисковать. Она вспомнила и о других словах, произнесенных с щемящей нежностью: «Если переедешь ко мне, я подарю тебе рай на золотом блюде. Все, что захочешь, все, что пожелаешь… в придачу со мной, конечно…»

Безмерная печаль пронзила сердце Мередит. Она пыталась угадать, что делает Мэтт сейчас и ждал ли ее звонка. Но что он сказал на прощание?

Истинный смысл последней фразы, обреченность, звучавшая в ней, поразили Мередит, и она поняла, что Мэтт больше не ждет и не надеется. По его мнению, она сделала окончательный выбор вчера вечером.

— Либо протяни мне руку, либо давай покончим с этим сейчас и положим конец всем мукам.

Уходя от Мэтта, она не сознавала, что он посчитает ее решение окончательным и не собирается дать ей ни единого шанса передумать и вернуться, если… когда его невиновность будет доказана. Теперь все стало ясным. Следовало бы подумать об этом тогда. Но даже в этом случае Мередит не нашла бы в себе сил протянуть ему руку. Все улики были против него.