- Я уже столько всего придумала. Боже, Эндж, я обшарила кучу детских магазинов! Оказывается, маленьким столько всего нужно!

- Да. Не торопись, времени ещё полно.

- Да уж… Это так кажется, потом пролетит и не заметишь. Потом окажется, что ничего не успела.

- Я не переживаю, у меня есть ты, - со спокойным вздохом проговорила Энджел.

- Я. Это понятно. Я всегда буду рядом. Но… Хм… Мне бы очень хотелось узнать что ты собираешься делать дальше? – деликатно поинтересовалась подруга, расставив в своём вопросе нужное количество пауз.

- Ты хочешь знать, сообщу ли я ему о беременности? – прямо спросила она Каролину.

- Да, именно.

- Он имеет право знать.

- Я постараюсь решить эту проблему, мистер Конти, - уверенно заверял его Тьерри. – И претензии Ваши вполне обоснованы.

Однако решительный тон противоречил озадаченному виду. Жорж то поглаживал лысеющую голову, то поправлял галстук. Сегодня этот привычный атрибут, словно удавка всё сильнее стягивался на шее, заставляя задыхаться и нервничать. Но это только потому, что Данте смотрел так, будто хотел, чтобы Тьерри провалился сквозь землю.

- Не надо стараться. Просто сделай, как я тебе сказал, - звенящим от злости голосом сказал он.

- Я могу говорить откровенно? – смело спросил Жорж.

Хотя он и был привычен к таким проявлениям, от негодования, которое буквально ударяло в лоб, было неловко. Однако он считал себя вправе говорить прямо. За столько лет заслужил свой авторитет, тем более к столь фамильярному тону прибегал за редким исключением. Сегодня как раз такой случай.

- Попробуй, - хмуро буркнул Данте, но Тьерри не сразу открыл рот. Сдвинувшись на стуле, он сложил руки на столе, сцепив пальцы, дожидаясь, пока Данте перестанет носиться из угла в угол и сядет на место. Тот же будто поняв немую просьбу, вероятно, после некоторого изучения лица Тьерри, уселся напротив. Неслышный выдох слетел с губ Жоржа, и он продолжил разговор:

- Данте, я не могу каждую неделю искать тебе новую секретаршу. Давай обойдёмся без лишних эмоций.

- А мне не надо искать новую каждую неделю! Найди мне одну! Нормальную! – То, что Данте сел в своё кресло ещё не означало, что он успокоился.

- У этой девушки, Элен, прекрасные рекомендации, - убеждал Тьерри, стараясь не терять самообладания.

- Я не знаю, что ты там вычитал в её рекомендациях, но мне надоел её непробиваемый тупизм!

- Может она не работала в такой большой компании и немного растеряна.

- Это твоя проблема, Жорж. Не моя, - со стальными нотками в голосе сказал Данте, кивая и тыча в грудь Тьерри пальцем. - И я вообще не понимаю, почему она возникла. Думаешь, у меня забот мало?

- В этом нет никакой…

- Если я говорю, что встречу нужно назначить на пять вечера, то её нужно назначить на пять. И мне не надо, чтобы в приёмной толклась куча народу, когда я сказал, что меня нет. Понимаешь?

- Понимаю, - покорно согласился сотрудник и продолжил: - Дай отмашку и я решу этот вопрос. Позволь мне самому всё решить, с ней нужно просто поработать, немного помочь. Только дай отмашку.

- Иди, Жорж. Делай, что хочешь, - раздражённо он махнул рукой. - Неделю тебе даю, иначе сам у меня в приёмной сядешь.

- Уверен, что не сяду.

- Почему я – нет?

Жорж молча ретировался, пребывая в полной уверенности, что в ближайшие дни легко справиться с этой «проблемой». Это вовсе - не проблема, просто девочка молода и вправду растеряна. Но она далеко не глупа, какой её считает Данте. Разве, он, Тьерри мог ошибиться? Ей нужно немного помочь и в этом меньше работы, чем снова искать компетентного человека. Уверенный в своей правоте и даже немного в приподнятом настроении, Тьерри двинулся к себе. На уме у него было два варианта, один из которых точно должен сработать.

Данте остановил на двери мрачный взгляд.

Везде хаос. Полный бардак. И в голове, и на работе.

Эта секретарша его жутко раздражала. До невозможности. Не понимала, казалось, простых вещей. Слишком много требовалось лишних слов и действий, чтобы потом исправить её ошибки, а он ненавидел тратить своё время попусту.

- Элен. – Когда он подошёл, девушка вскинула глаза, с раздражающим его испугом. – В чём дело? Рабство давно отменили. Если ты не хочешь здесь работать, ты свободна прямо сейчас. Если ты не можешь решить что-то самостоятельно, можешь спросить у меня.

- Простите…

- Не надо бежать к Тьерри и заливать слезами его кабинет, если у тебя какая-то проблема.

- Этого больше не повториться. Я хочу здесь работать, - с удивляющей его твёрдостью сказала она.

- Тогда работай, Элен! Работай! – Он захлопнул за собой дверь.

С Энджел у него не было таких неурядиц. Да и с Гвен тоже. Их и не должно было возникнуть. Секретарь, будучи лицом компании, для президента должна быть тихой и незаметной; должна выполнять свою работу тщательно и без нареканий. То, что каждый раз, при обращении к ней, с языка было готово сорваться другое имя, только увеличивало его неприятие, хотя девушка и не виновата. Возможно, эта Элен достаточно умна и проворна, просто ему постоянно хотелось назвать её другим именем...

Его дни стали бесконечными повторами – будильник в одно и то же время, безвкусный завтрак, одни и те же лица вокруг. Он всегда находился там, где должен: на работе в офисе, на встречах, в семье. Но почему-то утопал в одиночестве. Смириться с ним – это требовать от себя невозможного. Готов привыкнуть к чему угодно, но только не к одиночеству. Оно как болезнь. Такая, от которой невозможно излечиться самостоятельно. Это терзало душу, скручивая нити самообладания в узлы, натягивая нервы. И никаких новых ощущений. Ничего.

Простых слов «мы расстаёмся» оказалось недостаточно, чтобы разорвать их связь и привязанность. Слишком сильно они проникли друг в друга. Спали вместе, ели, работали, находились в узком пространстве. Жили без выяснения ролей и притираний. Мало говорили, но много касались друг друга. Безмолвно. Засыпали и просыпались в мягком сплетении тел. Это было красочнее любых слов.

«Я не романтик», - часто говорил ей…

Но меж тем, десерт рядом с ней казался слаще, утро солнечнее и времени на ласки никогда не хватало.

Но как видно всего этого оказалось недостаточно, чтобы послать все обстоятельства к чертям.

Если она нет, то он был в зависимости от неё и питал слабость. Такую огромную, какая мешала дышать и мутила голову как дешёвый алкоголь. Эта постоянная, непроходимая дурь сводила с ума и эта женщина словно призрак не отставала от него в мыслях, и преследовала во снах. Снилась ему. Постоянно. Мучила как навязчивая идея. После чего он просыпался с пульсирующей болью в паху. И в голове.

А последний раз она смеялась. Как будто над ним. Там громко. В жизни он не слышал, чтобы она так смеялась. Хохотала. Его озабоченность ею переходила всякие границы, так что он начал ненавидеть её. Но больше себя, потому что не мог отпустить. Не смог позволить ей уйти и боялся себе признаться, что намеренно не дал сказать ей последнее слово, хотя легко мог вытряхнуть из неё правду. Она бы всё сказала, надави он сильнее, объяснила, не оставляя белых пятен и сомнений. Тогда бы эта нерешённость не висела над ним как дамоклов меч. Но он ушёл, скрываясь от её слов. Впервые в жизни он не хотел её слышать.

После этого сна почувствовал дикую потребность позвонить, услышать её голос и спросить как у неё дела. Впрочем, такое желание возникало не в первый раз. Он точно сойдёт с ума или у него будет раздвоение личности. Одна его часть обожала её, страдала, отчаянно желая восстановить отношения, плюнуть на всё и заставить её быть с ним. Он бы мог заставить её. Другая же ненавидела за те злость, боль, обиду и ревность, что он испытывал, за то, что хотел от неё единственного искреннего и верного слова. Желал, будто это самое важное в жизни и испытывал к ней такую слабость, какой в жизни ни к кому не испытывал.