Пока Жанна произносила эти слова, в которых ясно выражалась вся восторженность ее души, мрачное облако пробежало по лицу Рауля и брови его нахмурились. Жанна не заметила этого, да и, заметив, наверно, не поняла бы. Подавляемый трогательным изъявлением такой неизмеримой любви, Рауль, может статься, в первый раз сказал себе, что совершил гнусный поступок, сковав со своей преступной жизнью, беспрерывно угрожаемой погибелью, существование этого восхитительного существа… Он говорил себе, что таинственный голос, о котором упоминала Жанна, наверно, ее обманывал, потому что Господь не может допустить доброго ангела заботиться о злом гении!.. Но эти впечатления были мимолетны. Улыбка возвращалась на губы Рауля; взор его снова засверкал; лоб прояснился, и, отвечая на поцелуи Жанны, молодой человек прошептал:

– Ты моя жизнь! Ты моя сила! Ты мое счастье! Я люблю тебя!..

Пробило три часа. В эту минуту Жак доложил своему барину, что карета маркиза де Тианжа въезжает на двор.

– Я иду к нему, – сказал Рауль.

– Остаться мне с тобою, чтобы принять его, друг мой? – спросила Жанна мужа.

– Нет, дитя мое, – отвечал он.

– Почему же?

– Ты знаешь, моя возлюбленная, что у меня нет от тебя секретов и что все, что будет сказано между Тианжем и мной, я повторю тебе. Но я боюсь, чтобы твое присутствие не показалось нескромным и даже стеснительным маркизу, если то, что он хочет сообщить мне, касается лично его.

– Хорошо, друг мой, я уйду, – отвечала молодая женщина. – О! Властелин моего сердца, ваша воля будет исполнена!..

Жанна вышла. В эту минуту маркиз входил на лестницу, Рауль встретил его там и тотчас ввел в восточную гостиную.

– Знаете ли вы, любезный маркиз, что ваши таинственные строки почти встревожили меня?.. – сказал Рауль, как только удостоверился, что двери хорошо заперты.

– Еще бы, друг мой! – возразил маркиз де Тианж. – Вы имели причину тревожиться, и я приехал сюда не затем, чтобы успокоить вас…

– Как?.. Стало быть, есть дурные известия?

– Да.

– Наши дела идут дурно?

– Очень дурно… И вы это давно знали бы, если бы вместо того, чтобы погрузиться душою и телом в наслаждения медового месяца, удостоили бы заняться несколько более внешним миром…

– Но я думаю, что опасность все-таки еще не слишком велика?..

– Конечно, нет.

– И еще можно поправить вред?..

– Надеюсь.

– Что же такое случилось?

– Помните ли вы, что я вам говорил накануне вашей свадьбы?

– Насчет чего?

– Насчет тех искусно связанных сетей, которыми опутывают регента?..

– Да, вы мне говорили об Антонии Верди…

– Именно; и о ней-то опять я хочу поговорить с вами сегодня.

– Ага…

– Вы, без сомнения, забыли осведомиться об этой интриганке!..

– Нет; но я не узнал ничего такого, что могло бы быть нам полезно.

– Тем хуже, потому что влияние итальянки на Филиппа Орлеанского увеличивается истинно странным образом. Она каждый день бывает в Пале-Рояле и три раза в неделю имела несказанную честь пользоваться особенными милостями регента.

– Его возлюбленные, должно быть, страшно перепуганы?

– Парабер и Сабран в отчаянии, а другие уверяют, что итальянка опоила регента зельем… Он хочет подарить ей прехорошенький отель на улице Серизэ…

– В самом деле, как вы говорите, это важно… Если эта женщина овладеет регентом посредством не только легковерия, но и чувственности, ее влияние может сделаться неограниченным…

– И вы понимаете, так же хорошо, как и я, что неограниченное влияние Антонии Верди погубит нас…

– Мы будем бороться…

– Это еще не все… Вы ранили на дуэли виконта д'Обиньи, который, к счастью, вас не знал…

– Да.

– Он убит несколько дней тому назад…

– Я об этом слышал…

– Он с вами дрался?

– Нет.

– После первой дуэли виконта регент принял сторону своего офицера и словно взбесился, оттого что кто-то имел дерзость напасть на одного из его приближенных. Он убежден, что рука, поразившая виконта смертельно, та самая, которая уже ранила его раньше, и приказал произвести самые деятельные розыски. Все полицейские сыщики на ногах… Я думаю, что виконт д'Обиньи был втайне любовником итальянки, и она всеми силами раздувает в душе Филиппа Орлеанского пламя мщения.

– Не и пусть ищут… Я уверен заранее, что они не найдут противника д'Обиньи во второй дуэли.

– Может быть; но вы сражались с ним в первый раз и этого может быть достаточно, чтобы погубить вас…

– Мне кажется, любезный маркиз, что вы смотрите на вещи с черной стороны их…

– Я вижу их в настоящем свете… Но подождите: я еще не все сказал…

– Еще есть что-нибудь?

– Есть. В последнее время мы, кажется, уж чересчур рассыпали нашу фальшивую монету; горожане жалуются, купцы доброго города Парижа раскричались как орлы. Регента завалили жалобами и просьбами… не сегодня завтра он вспылит, и я очень боюсь, чтобы тогда полиция не бросила на наши дела и операции нескромный взор… Ну, вы еще по-прежнему думаете, что я вижу вещи в черном свете?

– Я согласен, что положение дел запутывается… Но вы показываете мне зло, а не указываете на средства предотвратить его.

– По-моему, есть только одно средство…

– Какое?

– Сделать отводы.

– Прекрасно, но каким образом?..

– Я надеялся на вас…

– На меня?.. Боже мой! Что я могу сделать?

– Вы можете многое. Я сейчас из Пале-Рояля… Я видел регента, и, по моей просьбе, мы с вами включены в число гостей маленького ужина на нынешнюю ночь…

– Что а должен буду делать за этим ужином?

– Вы умный человек, любезный Рауль… человек с воображением, плодовитый на выдумки. Я убежден, что нынешней ночью вы сумеете снова овладеть воображением регента и возвратить свое влияние, очень колеблющееся в настоящую минуту. Каким же способом дойдете вы до этого результата, я не знаю, да, по всей вероятности, вы и сами знаете это не более меня. Но до вечера вы придумаете… Я в этом не сомневаюсь…

– Вы делаете мне слишком много чести, любезный маркиз, – отвечал Рауль, смеясь. – Вы, кажется, чересчур уверены во мне, а я между тем, говоря откровенно, вовсе не спокоен…

– Полноте! Это скромность, возвышающая вас в моих глазах. Через два часа вы составите ваш план и расскажете его мне, когда я приеду за вами, чтобы, в случае надобности, я мог помочь вам… О чем идет речь? О том, чтобы поразить Антонию Верди ее же собственными представлениями. Она показывает ему черта. Это очаровательно! Превзойдите чародейство Антонии Верди, покажите Филиппу что-нибудь еще страннее черта, и вы выиграете партию… Это не трудно!

– Хорошо вам говорить! – вскричал Раль. – Регент начинает пресыщаться, и я не вижу, каким образом могу я превзойти Антонию… Разве что показать ему кардинала Дюбуа, черта первого разряда и высшего достоинства, чем черт итальянки…

– Вы шутите – это хороший знак!.. Я полон надежды и доверия,

– Дай Бог, чтобы это доверие не разрушилось!..

– Полноте! Мы приедем в Пале-Рояль в полночь. Я заеду за вами в одиннадцать часов, чтобы успеть переговорить.

– Очень хорошо… а теперь чем вы займетесь?

– Уезжаю – мне надо окончить кое-какие дела…

– Пожалуйста, окажите мне услугу.

– Какую?

– Я позову мадам де ла Транблэ…

– Мне будет очень приятно засвидетельствовать ей мое уважение… – перебил маркиз.

– Придумайте мне какой-нибудь искусный предлог, чтобы оправдать в ее глазах мое отсутствие на целую ночь.

– Предлог? Неужели вы дошли до этого, мой бедный друг? Как!.. Чтобы провести ночь вне дома, вам нужны предлоги!

– Что же делать?.. Жанна такая хорошенькая…

– Это извинение. Но вы поставили себя на дурную ногу!.. Впрочем, это меня не касается и я исполню вашу просьбу.

Жанна, которую муж предупредил, что маркиз де Тианж хочет засвидетельствовать ей свое уважение, не заставила себя ждать. Маркиз, с шутливой любезностью вельможи и придворного, попросил у ней прощения, что увозит ее мужа на целую ночь. Он сказал, что делает приятельский ужин на холостую ногу и непременно хочет иметь своим гостем Рауля…