– Вы дрожите, – заметила ему Ла-Вуазен.

– Это от холода, – отвечал кардинал. – Скоро ли вы начнете? – спросил он через минуту.

– Терпение… – возразила Ла-Вуазен. – Час еще не настал…

Во все время поездки из Парижа в Ссн-Дени небо было мрачно, ни одна звезда не показывалась на небе, покрытом тучами; ни малейший ветерок не разгонял этих туч, и потому мрак ночи делался от них еще чернее. Вдруг зловещий звук, похожий на продолжительный стон, пробежал под звучными сводами древнего аббатства и затих, затерявшись в капеллах. Почти тотчас же этот звук снова раздался, но с большей силой; казалось, что целая стая огромных сов хлопала крыльями в окна. Кардинал с трудом удержался от крика ужаса.

– Это ничего, – шепнула ему Ла-Вуазен. – Это начинается ураган.

В то же время, как бы для подтверждения ее слов, яркая молния, сопровождаемая страшным ударом грома, осветила церковь. Потом опять все покрылось мраком, и слышался только стон ветра и рев бури.

« Молния в ноябре!.. – подумал кардинал. – Это странно!.. «

– Пойдемте, – сказала ему Ла-Вуазен, направляясь к растворенной двери, которая вела в погребальный склеп.

Кардинал не трогался с места. Неописуемый ужас пригвоздил его ноги к полу, и они отказывались его поддерживать. Ла-Вуазен приметила это оцепенение.

– Если вы хотите вернуться, – сказала она прелату, – еще есть время…

– Не с тем пришел я сюда, чтобы тотчас же возвращаться назад!.. – пролепетал кардинал. – Пойдемте!

Он сделал усилие и, опираясь на руку капитана, пошел за Ла-Вуазен колеблющимися шагами. Колдунья смело вошла в глубину извилистой лестницы, которая спускалась в недра земли, и скоро все лица, долженствовавшие присутствовать при страшной сцене вызывания, очутились под сводами склепа, в котором находилась гробница Тюренна. В глубине склепа, против надгробного памятника, стоял каменный алтарь. В известные эпохе годы на этом алтаре служили панихиды за упокой души де Тюренна. Близ гробницы было поставлено несколько деревянных стульев для благочестивых христиан, желавших присутствовать на этих панихидах. Ла-Вуазен сделала знак негру, который тотчас принес один из этих стульев и подал его кардиналу. Это было сделано кстати, потому что низкое сердце кардинала переставало биться и обморок был неизбежен.

Начались приготовления к вызыванию. Волшебные снаряды, принесенные негром, состояли из подмостков (нескольких тонких досок), большого куска черного сукна с вышитыми серебром кабалистическими фигурами, свечей черного воска, серебряного колокольчика и черной палочки. Когда все это было установлено и разложено как следует, Ла-Вуазен взяла черную палочку и, обратившись к кардиналу, сказала:

– Настала минута…

– Я готов… – прошептал кардинал слабым голосом.

– Смотрите, что я буду делать, и слушайте, что я вам скажу, – продолжала она.

– Смотрю и слушаю…

Ла-Вуазен начертала черной палочкой на плитах склепа круг, в который и поставила всех мужчин. Потом продолжала:

– С той минуты, когда вы услышите звон колокольчика, до той, когда я вам скажу, что опасность уже прошла, тот, кто выйдет из этого магического круга, будет внезапно поражен смертью, и никакое человеческое могущество не спасет его… Будете ли вы это помнить?.. – прибавила Ла-Вуазен, обращаясь к кардиналу.

– Буду…

– А если испуг будет сильнее вашей воли и памяти?..

– Неужели вы думаете, что я боюсь?.. – возразил кардинал, силясь придать подобие мужества и твердости своим расстроенным чертам.

– Нет, но плоть слаба…

– Я буду силен!

– Желаю этого для вас и для всех нас.

– В какую минуту явится призрак?

– В ту самую минуту, когда я в третий раз скажу: мертвец идет…

– Могу ли я расспрашивать тень моего родственника?

– Остерегитесь!.. Ваш родственник читает то, что происходит в глубине вашей души, и без ваших расспросов скажет вам, что вы хотите знать.

Дав эти объяснения, Ла-Вуазен вошла сама в магический круг, и по ее сигналу д'Аво, став на колени, зазвонил в колокольчик, между тем как Лесаж бормотал какие-то непонятные слова. В склепе слышались только прерывистое дыхание, шум бури, свирепствовавшей вокруг аббатства, и однообразный шепот каких-то непонятных вопросов и ответов, которыми обменивалась Ла-Вуазен с двумя своими сообщниками. Вдруг послышался первый удар полночи на часах аббатства.

– Мертвец идет!.. – сказал Лесаж глухим голосом.

– Мертвец идет!.. – повторил за ним д'Аво.

Часы еще били.

– Мертвец идет!.. – воскликнула Ла-Вуазен в третий раз.

Едва она произнесла эти страшные слова, едва прозвучал последний удар полночи, как раздался такой сильный удар грома, что старое аббатство задрожало на своем пошатнувшемся фундаменте. Свод приподнялся, плиты раздвинулись – и взоры святотатцев могли проникнуть в глубину, где маршал де Тюренн покоился в гробу. При бледном блеске какого-то странного сияния гроб раскрылся и герой, завернутый в саван, приподнялся…

Кардинал уже не сидел на стуле. Побежденный страхом, он бросился на колени и набожно молился… Позади его раздался пронзительный крик, а потом глухой шум… Он не слыхал этого крика, не поднял головы, не обернулся.

Между тем призрак героя распахнул складки савана, закрывавшие его лицо, и достиг того места, где преступный потомок его рода ждал его, трепещущий и уничтоженный!.. Остановившись и бросив на полумертвого и распростертого кардинала взгляд гнева и презрения, страшный призрак вскричал голосом, в котором не было ничего человеческого и который как будто раздавался с другого конца мира:

– Итак, это ты!.. Ты, презренный наследник рода, облагороженного столькими героями рода, который отныне падет и унизится!.. Это ты, святотатственный священнослужитель и жестокосердный родственник, приходишь из жадности к золоту осквернять храм твоего Бога и пробуждать уснувший прах того, кто был Тюренном!.. Да, я оставил сокровище… сокровище, в тысячу раз драгоценнейшее, чем все богатства земли!.. Я оставил мою незапятнанную честь!.. Я оставил мою безукоризненную славу!.. Лишаю тебя этого сокровища и хочу, чтобы мой род, обесславленный тобою, угас!..

Произнеся эти слова, призрак героя снова закрыл лицо складками савана и спустился в гроб… Свод закрылся, плиты сдвинулись – де Тюренн исчез!.. Раздался второй удар грома и потряс аббатство, потом воцарилось безмолвие и буря утихла словно по волшебству.

– Опасность прошла, – сказала Ла-Вуазен кардиналу. – Встаньте!

Но кардинал не вставал. Он был без чувств.

В нескольких шагах позади него лежало безжизненное тело. Это был капитан Шампанского полка. Храбрый как лев перед пулями неприятеля, бедный капитан пришел в ужас перед таинственным зрелищем, свидетелем которого был невольно. В страшном испуге он хотел бежать и, забыв о предостережении Ла-Вуазен, вышел из магического круга. Тут его ждала смерть…

Кардинал мало-помалу пришел в себя и воротился в Париж, где целый месяц пролежал больной в постели. Выздоровев, он заплатил Ла-Вуазен пятьдесят тысяч ливров и взял с нее клятву хранить тайну.

– Ваше королевское высочество можете видеть, – прибавил Рауль де ла Транблэ, обращаясь к регенту, – что данная клятва не была сохранена.

– И я вижу также, кавалер, – отвечал Филипп, – что вы были правы, утверждая, что иногда опасно вызывать мертвых. Но я думаю, что довольно говорить об этом предмете…

– Позвольте спросить, почему?

– Взгляните на этих дам.

Рауль быстро окинул глазами вокруг стола.

– Как вы их находите? – продолжал герцог Орлеанский.

– Очаровательными, как всегда, и скорее похожими на богинь, чем на простых смертных.

– Я это знаю так же хорошо, как и вы… Но посмотрите, эти богини помертвели от ужаса, как будто каждая из них ожидает появления какого-нибудь страшного призрака, который вдруг раздвинет пол и ковры этой залы и сядет возле них!..

Крики ужаса отвечали на слова, произнесенные Филиппом Орлеанским.