— Страшно? — ехидно поинтересовалась старуха, шествуя мимо Лены к столу. — А больше-то тебе никто не поможет!

Лене действительно было очень страшно, но в то же время какая-то сумасшедшая надежда исподволь, незаметно закрадывалась в душу. «Действительно, а кто мне ещё поможет?» — сказала сама себе девушка. Волнение, жажда выстраданного такой ценой счастья, ужас — всё смешалось в её сердце. Ведьма тем временем достала откуда-то стопку и начала наливать в неё что-то из маленькой бутылочки, извлечённой из шкафа.

— Ну, девка, решайся, — наполнив стопку до краев, сказала старуха. — Видеть его будешь каждый день, обещаю. Но обратного хода тебе не будет.

Жидкость булькала и переливалась, вспыхивала искрами; по кабинету, дурманя голову, поплыл густой тяжёлый запах… Лена представила себе лицо Сергея, его улыбку и протянула руку к стопке…

Очнулась Лена в каком-то полутемном сыром помещении, и в первый момент очень испугалась. Представьте себе: только что вы были в кабинете врача, а уже через мгновение оказались в малюсенькой комнатушке, освещаемой лишь призрачным синим огоньком. К тому же, ощупав себя, девушка поняла, что её одежда куда-то таинственным образом исчезла. Испугавшись еще больше, Лена попыталась вскочить на ноги и сразу же стукнулась головой о потолок.

— Осторожней! — вдруг сказал тихим шёпотом кто-то внизу. — Больно ведь тебе!

Ничего не понимая, девушка посмотрела в направлении звука. Глаза уже привыкли к полумраку, и постепенно вокруг проступили знакомые предметы. Лена находилась в ванной коммунальной квартиры, где жил Сергей, и на неё с пола смотрело маленькое мохнатое существо с жёлтыми круглыми глазами. В крошечных пальчиках существа был зажат флакон одеколона.

— Тебя, что ль, прислали? — прошептало странное создание и приложилось к флакону.

— Куда? Прислали? — Лена была в шоке, но всё же осмелилась вступить в разговор.

— Ну, в эти… как их… В наяды, что ль? Короче, ты теперь за воду отвечаешь?

Была Лена наядой или нет, тем не менее в голове у нее помутилось, и она со стоном прямо из-под потолка свалилась в ванну. Существо, увидев это, разволновалось, запрыгнуло на табуретку и принялось усердно поливать Лену одеколоном. От резкого противного запаха девушка пришла в себя.

— Объясните мне… — слабо попросила она.

И существо объяснило, что в каждом доме, то бишь в каждой квартире, живут до сих пор всё те же домовые, водяные и так далее. Вот оно, например, и есть домовой, а в ванную зашло за одеколоном, потому что всё остальное, содержащее спирт, уже выпили.

— Ты пойми, я ведь не алкоголик, — дыша одеколоном, горько шептало существо. — Но невозможно, невозможно выносить этот бардак! Рыбки три дня не кормлены, ведро не вынесено, плита не помыта! Только гитары и барабаны кругом…

Тут Лена вежливо прервала домового.

— А я-то при чём?

— А у нас наяда недавно того… — существо неопределённо помахало крошечной лапой, и Лена поняла, что с её предшественницей случилось нечто нехорошее. — Ну а как без наяды? Кто ж за воду будет отвечать?

Из путаных объяснений домового выяснилось, что точно так же, как раньше в каждом ручье жили наяды, так и теперь в каждом отдельном отсеке системы водоснабжения должна обитать некая сущность, за этот отсек отвечающая.

— Только ты поосторожнее, — рассказав всё это и допив последние капли одеколона, посоветовал домовой. — Если кто в ванную входит — прячься. Ну, я пошёл.

— А что случилось с предыдущей? — успела спросить Лена в спину исчезающего под дверью домового. В ответ до неё донеслось:

— Лучше не спрашивай!

«Человек, подлец, ко всему привыкает», — сказал классик. Лена, хотя и не была уже человеком, сидя в тёмной ванной, постепенно смирилась с новым положением. Попробовав осмотреть себя, она обнаружила, что тело её невесомо, полупрозрачно, но самое главное — гораздо красивее, чем раньше. Рассматривая себя в маленьком грязном зеркале, она с восторгом думала, какое сильное впечатление произведет на Сергея своим новым обликом, и нетерпеливо ждала его прихода. Пару раз она слышала его голос в коридоре, но в ванную он не заходил. Лена уже устала прислушиваться, как вдруг в коридоре раздались тяжёлые шаги.

Поняв, что приближается кто-то из других обитателей квартиры, Лена в панике оглядела ванную, ища укрытие. На вешалке висели старые халаты; она метнулась туда и притаилась, поджав под себя ноги, благо всё равно ничего не весила.

Шаги приблизились, вспыхнул свет, и кто-то вошёл в ванную. Лена услышала, как пришедший защелкнул замок.

— Ну, где ты? — спросил вдруг гнусавый голос, и чьи-то руки начали шарить среди халатов.

Лена почувствовала, как сильные пальцы ухватили её за волосы и потащили, и уже через секунду она оказалась лицом к лицу с грязным небритым мужиком в тельняшке, разодранной на плече. Тяжело дыша ей в лицо перегаром, мужик осклабился, показав жёлтые гнилые зубы.

— Так я и знал, — удовлетворённо прогнусавил он. — Все вы, бабы, одинаковые. Думала, спрячешься? — Он усмехнулся и прижал её к себе. — Та тоже думала…

…Спустя два часа Лена сидела в углу ванной комнаты, поджав колени к груди. Из комнаты Сергея доносились весёлые голоса и смех; девушка знала, что скоро друзья Сергея разойдутся, и он всё же заглянет в ванную. Всё же заглянет…

Студентов в оперу приглашают редко, поэтому я крайне удивился, когда вежливый мужской голос в телефонной трубке сообщил мне, что за мной прибыла машина, которая и отвезёт меня на вечерний спектакль. Крайне заинтригованный, я попросил собеседника обождать, а сам бросился к окну. Действительно. У нашего подъезда стояла какая-то невиданная иномарка — чёрная, с хромированными деталями, с антенной и мигалкой на крыше. Старушки на скамеечке вовсю пялились на это чудо, а поодаль уже стали собираться кучкой автолюбители.

— Ма, — крикнул я, не отрываясь от окна, — чья это машина во дворе?

Я услышал шаги матери в соседней комнате, а потом она вдруг негромко вскрикнула, и раздался хлопок, словно она шлёпнула себя по лбу.

— Ой, я же забыла сказать! — простонала она.

— Что сказать, ма? — нетерпеливо спросил я.

— Конечно, — мама говорила уже с порога моей комнаты. — Это Люсин муж прислал.

— Люськин муж? За мной?!

— Ну да, — растерянно пожала плечами мама. — Люсенька сегодня поёт, мы хотели, чтобы ты тоже послушал…

Растерянность в мамином голосе объяснялась просто. «Люсенька» для родителей, моя сестра для всех остальных была «Люська-стерва» (и это в лучшем случае). Я, прожив с ней двадцать лет в одной квартире, до сих пор не мог понять, почему не удушил её в запале одной из ссор. Большей язвы, истерички и… Господи, да меня от одного имени в дрожь бросает! Люська была не просто истеричкой, а истеричной садисткой. Она тиранила наших родителей, тиранила подруг, она была воплощением скандала. Моей давней мечтой было убраться из квартиры; я не верил, что есть на свете такой идиот, который возьмёт её в жёны. Разве что ненормальный… Но им нельзя жениться.

Представьте же моё удивление, когда Люська, познакомившись где-то с этим Жориком, через полтора месяца выскочила за него замуж! Я видел его всего пару раз — нормальный мужик, хоть и «новый русский». Вполне нормальный, но на Люське его переклинило. Слов нет, она, конечно, девица фигуристая и смазливая, но… Короче, они поженились и укатили в Европы, а мы зажили мирно и счастливо. Мама ставила свечки за здоровье Жорика — боялась, что Люська его уморит, а потом вернётся жить к нам.

Ну вот, жили, никого не трогали. Вдруг они возвращаются… Ну, тут началось. Я лично видел, как Жорик, здоровый мужик, плакал, уткнувшись маме в колени. Вот какая у меня сестрица — кого хочешь доконает. И вдруг месяц назад заявляется к нам Жорик, счастливый, как одуванчик, и объявляет, что Люську взяли петь в оперу, да и вообще, мир прекрасен. Мы сначала не поверили — у Люськи ни голоса, ни слуха никогда не было. То бишь есть абсолютный слух, а есть его абсолютное отсутствие. С голосом ещё хуже. Но Жорик уверил, что всё правда, и умотал, такой же счастливый, оставив два билета. Мама и я решили, что он просто купил Люське эту работу, чтобы она почаще дома не бывала. Родители сходили на спектакль, и я обо всем этом благополучно забыл.