– И чего из этого? – непонимающе захлопала глазками Ялька. – Как дети прям! Я ж змеей, откуда хочешь, уползу.

Юган рвался, было, отлаяться, за мигом понял, что сваляет дурака – резоны девчонки были неубиваемыми. Он пошерудил костер, щуря глаза от поедучего дыма. Хлебнул из баклажки винца, а затем нехотя признал:

– Змеей-то оно выйдет. Коль ничто не помешает. А вдруг там дыры подходящей не будет?

– В окошко упорхну, – тоном матери тупого дитяти пояснила Ялька. – Опять же, собак выгуливать нужно. Это ж не свиньи. Их в стайке не запрешь, покуда жиром не заплывут. Пускай тока барон вас дальше пропустит. А там уж я вас нагоню.

– Ну, нет! – возмутился Юган, скрутив ей дедов кукиш. – Одну я тебя там не брошу. И не вымудривай мне тут! Ишь, расхрабрилась.

Они еще так-то поторговались, но сговорились: выкупить у барона-собачатника беспрепятственный проход по его земле. Да чтоб с провожатыми, дабы не отбиваться на той земле от каждой сволочи.

Когда на землю опустилась ночная тьма, Таймир покосился на спящего Югана и спросил:

– Ты нас после-то найдешь? А ну, как задержишься. И мы к тому времени далеко вперед уйдем. Следы-то быстро затопчут.

– Какие следы? – не враз поняла Ялька.

Она уже сбиралась обернуться волчицей и сбегать на ночную охоту.

– Наши следы. Чьи ж еще-то?

– Так я ж не по следам пойду, – озадаченно молвила оборотенка. – Верней, по следу… Но, он не тот, что обычный след… Он другой, – едва не запуталась она.

– Что за другой? – не отставал Таймир, беспокоясь за чересчур уж самонадеянную девчонку.

– Так твой же.

– Мой?

– Ну, да, – нетерпеливо поглядывала на заросли Ялька. – Тебя я всюду почую. Я дома из харчевни чуяла, когда ты к этой своей Драганке потащился. Помнишь, тогда… когда…

– Помню, – без малейшей насмешки кивнул Таймир. – И как же это ты меня так далеко чуешь?

– А тебе, что за дело? – насупилась она, подскочила и пошла прочь.

– Боюсь я за тебя, дура! – неожиданно для себя, рыкнул он вслед.

Ялька замерла. Слегка поворотила головку, помолчала и недоверчиво переспросила:

– Правда?

– Правда, – нехотя процедил Таймир, пялясь в лениво потрескивающий костер.

– Я тебя тут чую, – полуобернувшись, стукнула она себя кулачком в грудь. – А как, не знаю.

И тотчас погрузилась в эту свою чародейскую дымку. А через несколько ударов сердца встряхнулась волчицей и растворилась в темени, сгустившейся вокруг костра.

Барон примчался, как полоумный, лишь только ему донесли весть, будто на его берег принесло двух идиотов с немыслимым охотничьим щенком королевской породы. И будто бы означенные идиоты желают выкупить собачонкой проезд по его землям. Нет, он не поверил в эти сказки… Но, примчался. А увидав шелковистую шерстку, длинные лапы, узкую морду и благородный взгляд Яльки, чуть языка не лишился. Обретя речь, первым делом, попытался зазвать дарителей на обед, дабы обмыть этакое несусветное везение. Но, дарители смиренно попросили уложить тот обед в седельные мешки и благословить их в дорогу, ибо время не терпит. С чего вдруг такая спешка? Как?! Столь высокородный барон, и ему еще не донесли?! Просто свинство какое-то! Ведь в столице о том лишь и трезвонят! Лардàвиг-то помер. Скоропостижно и безвозвратно. А им двоим приспела срочность донести эту весть туда…, куда нужно, о чем им трепаться не дозволили. Так что, ежели барон не против…

Барон был не против – он вообще позабыл о них в тот же момент. Нет, проводника отрядил и седельные мешки велел набить доверху. Но его самого проезжие вестники боле не видали. Так, услыхали краем уха, будто ринулся он сбираться в столицу, где только его высокородства и не хватало. Молчаливый хмурый проводник моментом усек, что его подопечные люди бывалые и торопливые. На север пойдут ходко, без баловства по трактирам и харчевням, что его вполне устраивало. Особо за две золотых монеты, какового богатства у него сроду не бывало. Намеки на местную разбойную братию проводник уразумел и повел их торным путем, где знал в каждой дыре каждую собаку. Что важней, каждая помянутая собака знала его, как верного слугу своего господина при солидном положении. Так что, с этаким довеском дорога обещала стать короче чуть ли не вдвое без непременных препирательств и мордобоя.

Яльку же разместили на псарне, но в отдельном отгороженном деревянной решеткой углу.

– Ну, как она тут? – не преминул заскочить на прощание дважды осчастливленный в этот день барон.

– Чего ей сделается? – пробурчал старый псарь, чьим рукам поручили заботу о молоденькой породистой сучке.

– Ты ее осмотрел? Здорова?

– Не дается, – пожал плечами псарь, почесав поясницу. – Пусть немного попривыкнет. Чего понапрасну запугивать? Будет потом шарахаться. Как с кобелями-то вязать-то, если она их грызть начнет?

– Не начнет! – любовно погрозил пальцем барон подремывающей Яльке. – Она у нас благородная дама. И вести себя будет прилично. Да, дорогуша?

Ялька не поленилась: оторвала от чистого пола свою благородную башку и умильно тявкнула, мотнув в довесок хвостом.

– Гляди-ка, и впрямь благородная, – не без издевки проворчал псарь.

– Ты смотри у меня! – уже на полном серьезе пригрозил барон. – Чтоб она была в полном порядке. Жаль, что уезжать нужно. Я бы ее и сам осмотрел.

Ялька поперхнулась зевком и, струхнув, замерла. Коли они на нее обзариваться начинают – в смысле кобелей да приплода – так чего ж и как осматривать станут? Вот еще радости! А клетка, как назло, слишком частая. В такую она своей змеей никак не протиснется. Коли сделаться потоньше, так это уж не змея, а моток веревки выйдет. Такая змея у нее сроду не заползает, как надо. Не бывает таких змей, хоть тресни. Выходит, подлизываться надо и срочно! Из шкуры лезть, лишь бы охмурить!

Она подорвалась и рьяно облизала толстые грязные бароновы пальцы, что вцепились в решетку.

– Красавица моя! – расплылся ее нечаянный хозяин, готовый немедля открыть клетку.

И самолично в свою очередь облизать дорогую псину с носа до хвоста.

– Папа, мы едем? – капризно прогундосила какая-то девица, заглянув в широкие ворота псарни.

Она кривила губки и манерно задирала подол длинного, небось, еще и нарядного платья. Это Ялька оценила лишь по тому неудовольствию, каким несло от девицы, что вынужденно притащилась в этот свинарник. И вовсе не свинарник – возразила Ялька, выказывая барону чрезмерную любовь всем телом. Да еще довольным жизнью повизгиванием. Он наговорил ей кучу красивостей и поперся прочь, жутко недовольный отъездом, что сам же и задумал.

– Тихо мне тут! – прикрикнул псарь, наплевав на все ее старания. – Сиди смирно. А то вон плеткой отхожу!

Плетки Яльке не хотелось – непривычная она к плетке. И взаперти торчать непривычная. Вот же тварина мерзкая – досадливо обругала она псаря, что навесил на клетку самый, что ни есть, настоящий замок. Понятно, что не ради замысленного ею побега, а ради воров. Да кому от того легче? Этот псарь такая скотина! Небось, еще и гулять ее не пустит. А она и человеком тот замок не отомкнет – не сподобилась обучиться их вскрывать. И чего ж теперь?!

В ответ на вопль ее души на пороге псарни вдруг объявился пухлый пацан где-то ее возраста с презрительно откляченной нижней губой. Тоже нарядный – зло подумала Ялька и кинулась на стенку клетки, как дура. Добро, хоть рычать не взялась, а всего лишь тявкнула пару раз. Пацан вытаращился на нее с видимым восторгом – еще один псиный любитель! Не сразу-то и уразумела: на ее удачу и впрямь любитель. Он прилип к клетке, и тут уж пришлось облизывать его немытые пальцы – он-то и всю руку сумел протиснуть. Ялька расстаралась, как последняя шлюха. Излюбила ту руку вдоль и поперек. Истерлась об нее щекой и лбом. А после добралась и до носа, торчащего из ячеи. Пацан был довольнёхонек! И едва вернувшийся псарь чего-то там вякнул – дескать, ходят тут всякие – барончик показал себя подлинно бароновым сыном. Так разорался, что Ялька ненароком стала попугиваться: как бы не лопнул! А с ним и ее жгучая надежда на прогулку.