Смерть старших родственников в семье — это было горе в семье. Старались исполнить все желанья умерших. Отправить все положенные ритуалы: погребенье, поминки, посещение могил в девять, двадцать, сорок дни, полгода, год. Старались поминать их в дни рожденья, в дни смерти. А годовую справляли обязательно.

В годы моего детства (это были тридцатые годы) было немало нищих (бедных), живших почти подаяниями. К таким людям народ как-то выражал сочувствие, милосердие. Им подавали не только хлеб и продукты, а старались дать самое лучшее, самый лакомый кусочек. Думая, что они дают это все своим умершим родственникам, стараются покормить всем хорошим, чем они могут. Давали не только еду, а одежду, обувь, мыло и т. д. А те молились за умерших, за их царствие небесное, как они говорили и чтили память о них. Богатые чувствовали себя более сильным полом. И крестьяне относились к ним с особым почтением.

Но и богатые люди в то время были разные: одни очень добрые, как бы вознаграждая крестьян за оказанную им помощь (иногда звали помочь убрать урожай). Старались угостить их чем-то хорошим, расплатиться по-доброму за труд, а другие — скупые, лишний раз покормить не старались, стремились отделаться побыстрее, подешевле. Крестьяне — все неглупые люди, это отношение замечали, и поэтому у каждого из них складывалось свое мнение. Но они не смели говорить, такова была жизнь.

Семья была самая настоящая, крестьянская, каких много было в России. Работы по горло, отдыхать много некогда, достатка в доме не было.

Русских Аполлинария Алексеевна, 1924 год, дер. Зыкино

Устраивались у нас игрища. Собирались вечерки на Рождестве, на Святках. Кто-то пускал к себе в избу, значит, на вечер. Собирались парни, девушки, гармошку играли, плясали. А летом — на улице. Уже в тридцатых, сороковых годах стали не только по праздникам, но и по субботам с воскресениями собираться. А на посиделках собирались девушки, у кого попросторней изба, небольшая семья. У нас парней было мало, не ходили они на посиделки. Теперь про свадьбу, значит.

Если парень надумал жениться, то шла от него сватунья к родителям невесты. Если те соглашались, чтобы жених приехал, тогда эта сватунья, обычно вечером, ехала с женихом и его родителями в дом невесты. Когда приезжали сваты к невесте, кипятили самовар. Невеста поила жениха с родителями, сватунью чаем, выносила его на подносе. Может, некоторые чашки по три выпьют, а кто и больше. Каждый раз невеста переодевалась, наряды свои показывала. Сначала — самый лучший. После, когда напились чаю, родители жениха с женихом и сватуньей выходили в сени, обсуждали, понравилась ли невеста. И дальше, когда невеста им понравилась, возвращались обратно в избу.

Жених шел на середь, разговаривал с невестой. Если жених с невестой договорились, понравились друг другу, то тогда решали, назначали день, когда невеста должна приехать в дом к жениху — смотреть хозяйство. Говорили: «Дом смотреть поехали». Тогда там уже окончательно договаривались о свадьбе, если невесте понравился дом. Назначали день свадьбы, определялись, сколько будет гостей. Также решали, на какой день записываться (при советской власти уже надо было записываться в волости, а потом, как образовались, в сельсоветах, а после уже венчание). Жених приезжал за невестой, и они ехали записываться.

Затем у невесты назначался девишник. На девишник ходила почти вся деревня, молодые. И мужчины, и женщины. Сначала собирается родня невесты, молодежь. Приезжает жених, привозит невесте гостинцы в платке, которым невеста его дарила, когда договорились о свадьбе. Девушка выходит с подносом, на котором рюмка вина, угощает жениха. И он ей подарки ложил на поднос. Пряники, конфеты. И в первый раз целовал. А потом садились за столы. Чай сначала, а потом родители невесты обедом угощали. Пили, плясали, веселились с утра до вечера. Вечером жених уезжал домой. А на следующее утро жених приезжал за невестой. А в первый день венчания за столом молодым «Горько!» кричали, целоваться заставляли. Невесте с женихом одну рюмку подавали, и они пили по очереди. И за уши-то они друг друга тащили, целуясь, и спички куда-то втыкали, сколько раз надо было поцеловаться, да все с присказками.

Наутро после венчания молодая должна была печь блины и угощать всю родню. Еще приносили в избу мусор, разбрасывали, чтобы невеста прибирала, деньги разбрасывали, чтобы собирала. А когда привозили приданное, молодая показывала, что у нее есть. Полотенца развешивала на окна, на иконы, скатерти на стол стелила. А через неделю молодые с родителями жениха ехали к родителям невесты на хлебины. Позднее обряд немного изменился. Как организовались колхозы, не было уже венчания, свадьба сократилась. В первый день девишник отгуляли, а потом на свадьбу едут за невестой, невесту везут, а следом, часа через два родня невесты едет. Везет приданое ее. В 40-х годах даже так сократилось: с утра гуляют у невесты (девишник), а после обеда невесту увозят к жениху, а следом везут приданое. В один день вся свадьба.

Кромкина Лукия Спиридоновна, 1901 год, крестьянка

В семье было пять девок и брат. Родители — крестьяне. Отец ушел в монастырь конюшни строить ради спасения души. Училась три класса, со второго пела на клиросе. Богатства не видела, все служила богатым. Сестра поступила в просвирни, пекла на церкву. Тятя когда помирал, всех созвал и говорит: «Всех благословляю замуж, а тебя не благословляю. Оставайся девушкой и будешь за нас хлопотать. Живи с Богом!» Я так замуж и не вышла, а по профессии я трикотажница. Сестра сейчас в доме престарелых, жалко ее, всех жалко. Была в церквях и монастырях, в Ижевске, Киеве, Горьком, Минске, Одессе, Молдавии. Народ везде шибко хороший. Еще в Москву приехала, чтоб повидать было что. Где ни гощу — в церковь идти охота.

В Одессе школа есть, где монахов учат. А поют они так, что не поймешь, где находишься — на земле или на небесах. В Москве была у Пимена. Служба идет. Внизу хор просто поет, а вверху по нотам. Душа-то и просит Господа, чтобы он вывел ее из темницы, осветил светом познания.

Когда советская власть установилась, водили на допрос к начальнику, чтобы монастыри были советскими. Я в послушании была. Выселяли нас из келий. Я одна живу, но ходить к кому-то не люблю. Если скучно, то книгу почитаю божественную. Родители шибко верующие были, сестры приучены к Закону Божьему. Нынче характер у людей нервный, мало смиренно-мудрых людей. Всех нужно любить на свете, как самого себя. Все нации нужно любить, русская она или нет. Все люди Божьи, какая бы нация ни была. Ставь себя ниже травы, тише воды — и будешь человек.

По-крестьянски жили. Теперь живем как гости. Я стремилась к монашеству, у меня было одно церковное пение и чтение. Родители радовались, что я ближусь к Богу, а не к сатане. Вспоминаю годы детства более, чем как сейчас. Была вера и надежда.

Устинова Анна Степановна, 1903 год

В церковь мы ходили по воскресеньям на все церковные божественные праздники. В воскресенье до обедни не работали, в обедню не работали, ходили в церковь. В деревне у нас все в Бога веровали. А в город когда приехали, там уже строже, в Бога верил кто — того обсуждали. Две церкви в городе Котельниче убрали. В одной поместили трикотажную фабрику. Был красивый собор, его вообще снесли. А какая была красотища в церкви! Мы с мужем в церкви венчались. Отдыхали люди в церкви, душу свою перед Господом Богом очищали, в грехах каялись. Евангелье я читала (есть книга 1913 года). Молитв много знала хороших, иконы были красивые, а куда что потом дели, точно уж я не знаю.

Вот одна из молитв, я ее по утру читаю и читаю: «Великий Боже! Владыка неба и земли, царь мой, Бог мой. Ты единый всемогущий, Боже, благодарю тебя за все милости твои и щедрости твои недостойной рабе твоей Анне. Не оставляй меня, благослови дом мой и подай в нем мир, тишину и согласие. Благослови и устрой жизнь мою от клеветы, унижения, оскорбления и всяких наветов, защити и сохрани. Помилуй, вразуми меня в делах моих и пошли благословенья и радость в работе моей. Избави от недугов рабов своих… подаждь им здоровье душевное и телесное. Спаси от всякой беды и напасти, простуды, благословляющую десницу твою и спаси души их. Мир, тишину, согласие, любовь и дружбу пошли в дом мой».