Поговорок тоже много знали раньше и про погоду и про людей. Сейчас и смысла-то их люди не помнят.

Астахов Петр Иванович, 1911 год

Книг в доме где я жил, было всего две: у хозяина псалтырь, по которой он учился грамоте, а теперь для этой же цели служила его сыну. Да еще у вдовы-дьяконицы имелась гадальная книга «Соломон». Все знали, что она у нее есть, в случае надобности прибегали к ней и в то же время никогда о ней не говорили. «Начни ее везде таскать да всем давать смотреть, она и перестанет правду говорить».

От «Соломона» до гаданий всякого рода переход не велик. Особым авторитетом пользовалось гадание в зеркало; надо только дождаться Святок, в другое время оно ничего не дает. Но не все на него решались: известно, это гадание наверняка, никогда не обманывает; а вдруг как гроб увидишь? Однако на поверку оказывалось, что почти все замужние или бывшие замужем видели своих будущих мужей. Вот один из рассказов.

«Стою я это таково долго, старалась не мигнуть, потому, как хоть раз мигнешь, уж ничего не увидишь, слезы текут. Ну, думаю, должно быть, сегодня ничего не будет. Только что это подумала и вдруг вижу — стоит мужчина спиной, в сарпинковой рубашке; только и распознать можно, что русоволосый да коротко стрижен. И что вы думаете? Вышла я через год за Ф., жила с ним восемь лет, два года вдовела, а тут опять вышла замуж за С. Стал он это после свадьбы раздеваться, смотрю — у него сарпинковая рубашка и коротко стригся. Вот оно, зеркало-то, за одиннадцать лет вперед хватило!

Бывает очень страшно, но первое дело надо крест снять, а потом зашумит ли, застучит ли, надо стоять как вкопанная. Бывает, что и с ума сходят. Вот одна моя кума увидела человека в саване, в тот же год ее жениха и убили. Вот с той поры она и стала заговариваться.

Кроме вечной, тревожной заботы о завтрашнем дне, в доме все жили в постоянной заботе перед невидимыми злыми силами. Стукнет ли где в неурочное время, распахнется ли почему-нибудь дверь — все вздрагивают, а иные даже спешат перекреститься. Непременно домовой шалит; душил ли кого кошмар во сне — опять дело нечистой силы».

Бабы много чего рассказывали.

«Только что собрались было помолиться, как закричит Машутка, стала ее кормить, да так с ней и заснула. Ну, и поездил же „он“ у а мне, еле ведь проснулась, вся рубаха была мокрая».

«Раз вечером все большие куда-то ушли, должно быть ко всенощной, а нас маленьких собрали в одну горницу и накрепко наказали никуда не выходить. Чем уж мы развлекались, не знаю, только помню, что я сидел на большом столе. Вдруг как мы все заорали, да так, что из соседней хаты прибегала баба: „Что такое, что с вами?“ Мы все в один голос только и твердим: „Он, он, он!“ Тут скоро подошли и другие, и все согласно решили, что это домовой входил. „Ишь нечистая сила, даже детей не оставил в покое!“»

Нечистой силы боялись на каждом шагу. А в баню, особенно вечером, немногие решались ходить одни. Даже оставаться одни дома боялись.

Васильев Игорь Петрович, 1919 год, г. Пермь, врач

В сорок первом году учился я на пятом курсе в мединституте в Перми. Весеннюю сессию осилил, осталось сдать госэкзамены. Сдавали мы их тогда много, около семи. Половину-то уже сдали, а половина осталась. Было в тот день воскресенье, солнечный такой и теплый день. Вышел я из общежития, сел на досочки, там во дворе было что-то вроде скамейки, читаю, готовлюсь к экзаменам. Прочитал часа полтора, решил немного отдохнуть. Отвлечься. А в общежитии во дворе на столбе висел репродуктор, такой четырехгранный. Сначала, как обычно, там музыка, зарядка, ну все как в воскресенье.

И тут я слышу; «Товарищи, слушайте важное правительственное сообщение». Выступал Молотов. Обычно он заикался, а тут, слышу, еще сильнее заикается. Он и говорит, что немцы перешли границу и начали войну. Наши войска обороняются, враг несет большие потери. Наша главная задача: всем подняться на борьбу и вероломного и коварного врага изгнать с нашей территории. Тут серьезные-то люди призадумались: война-то не шутка, хотя и было такое мнение, что мы победим любого врага малой кровью и на его территории.

Младшие наши курсы жили в студгородке (это минут сорок ходьбы до института), старшие — уже ближе, а наш пятый курс был вообще рядом с институтом, почти во дворе. И вот без особой команды, сам по себе возник митинг. Собрались в основном старшекурсники, те, кто жил поближе к институту. На митинг этот пришел директор Петр Петрович Сумбаев, а еще некоторые представители кафедр. Пришел еще из военкомата старший лейтенант, татарин.

Сумбаев нам сказал тогда, что мы советские медики, а медик в военное время фигура важная. Он говорил еще изречение (вот кого, не помню, кажется, Гиппократа): «Многих воителей стоит один врачеватель искусный». Еще он говорил о роли врача в борьбе с эпидемиями во время войны. Как, например, в гражданскую войну был злейший грипп, его тогда испанкой звали. Так вот, от него народу погибло больше, чем во время войны. Говорил еще Сумбаев, что работа будет успешной, если мы будем руководствоваться марксистско-ленинской теорией.

После него выступил представитель военкомата. Он сказал: «Товарищи вы очень грамотные», — ну и так далее. Выступили потом студенты, которые в общественной работе поактивнее. Тот старший лейтенант сказал, чтобы все мужчины шли в Сталинский военкомат. Тут возмутились некоторые девушки, дескать, почему только мужчинам идти в военкомат, мы тоже желаем участвовать в борьбе с проклятым врагом. Старший лейтенант им и ответил: «Товарищи, мы знаем, что вы очень патриотичны, для вас работы много будет в тылу. Пока все ваше дело заключается в том, чтобы закончить учебу».

Но не тут-то было. Некоторые девушки возмутились, дескать, ни в коем случае, мы желаем воевать сейчас же, а то война будет кратковременной, продлится она всего две-три недели, мы же на нее не успеем. Некоторые даже ногами топали. Кто же тогда знал, как все будет? Ну вот, после этого митинг закончился.

Вскоре изменили весь график экзаменов. У нас было где три, а где и четыре дня между экзаменами. Сделали экзамены, которые оставались, через день. Сдаешь, день тебе, чтобы очухаться, и сдавай следующий. У нас были некоторые товарищи, учились они не очень. На эти экзамены они шли как на лотерею. Но сдали все прекрасно, даже троек не помню.

Многие постарались винца выпить сразу после экзаменов. Некоторые товарищи диплом не успели получить, а уже потеряли. Вот Горбунов, был у нас такой. Но ведь новый тут же выписали, дубликат.

Ну, а как мы получили дипломы, нам тут и повесточку. Ну не сразу, а денька через два-три. В военкомате — медики, комиссия. Конечно, она была чисто формальная. Спрашивают каждого: «Какая вам специальность поближе будет?» Я им говорю: «Мне бы хирургией заняться». — «Хорошо, — говорят. — Мы вас отправим на курсы военно-полевой хирургии в Свердловск». Пока суд да дело — отправили в запасной лыжный полк. Попал я в этот полк, присмотрелся. Командиры призваны из запаса, пожилые все. Прослужил я в этом полку всего около месяца. Солдаты там были собраны на скорую руку, были даже с тяжелыми грыжами, многие с плоскостопием. Потом-то, конечно, разобрались. В основном пришлось почему-то изучать правила работы в поликлинике и пищеблоке. Полк этот назывался запасной лыжный. Я думал, лыжники будут знаменитые, — ничего там не было. За все время только одного там видел второразрядника.

Прошел этот месяц, и меня откомандировали в распоряжение Уральского военного округа, еще на одни курсы отправили. На этих курсах преподавали военно-полевую хирургию. Видел я там неоднократно Федора Трофимовича Богданова, знаменитого профессора. Ходил он все в белом кителе; аристократ такой. Преподавали нам военно-полевую хирургию очень примитивно, и в жизни все оказалось не так. Богданов-то Богданов, да он не снисходил; так, в облаках все. За тем как учились, никто не смотрел. Некоторые, бывало, «керосинили». До того уж иногда дойдут, что продадут костюм, купят себе фуфайку драную-предраную. Обмундирования-то у нас все равно еще не было. Кормили, правда, нормально.