Она снова поджала губы, но на этот раз совсем не потому, что думала о деньгах.

— Немного мяса, — сказала она, — и веревка. Похоже, предстоит поудить в небе. У меня гость.

Шэм прятался. Много часов подряд он, можно сказать, только этим и занимался. Прятался на совесть, не жалея сил.

После того сумасшедшего скачка к свободе он перележал среди диких скал взрыв пиратского поезда, который разметало и размазало по рельсам, прибытие манихийского военного состава, вопли и мольбы уцелевших пиратов, последние звуки боя, рык хищников. Громкие жалобы пленников.

Шэм сполз по каменистой осыпи вниз, к основанию склона, прикрытого от ветра. Спрятался среди камней и скоро застучал зубами, начав ощущать их вечный холод. Он нашел ямку, съежился в ней, подтянув колени к груди. И стал ждать. Он был одинаково нужен пиратам и военным. Ему не были нужны ни те, ни другие.

Что же ему теперь делать?

Бой скоро стих. Он слышал, как последние оставшиеся в живых пираты ждали, пока военные проверят последние источники звуков. Ища, среди прочего, и его. Слышал, как тяжелый состав ушел обратно тем же путем, каким прибыл. Слышал, как, пыхтя, удалялись дрезины, которые манихийцы отрядили для сбора раненых — благородный жест.

Шэм старался не задумываться о том, что нельзя же ему оставаться здесь всегда. Он закрыл глаза и попытался отогнать преследовавший его образ — лицо Робалсона, подхваченного с палубы вихрем огня и дыма.

Когда после финальной стычки между пиратами и военными прошло часа два-три и никаких звуков вокруг больше не было, он услышал абсолютную беспоездность этого места. Кричали чайки, выл ветер, шелестел песок, полируя камни. Шэм обыскал свои карманы с не меньшим тщанием, чем какой-нибудь заблудившийся путешественник изучает карту неведомой местности. Нашел пару орехов и огрызок лакричной палочки. Съел.

А потом настала ночь. Когда и как это вдруг так стемнело?

И он уснул.

Не зная, что делать и куда деваться, измученный, напуганный, голодный и исключительно одинокий, Шэм отключился от реальности и, дивясь самому себе, заснул.

Он проснулся рано, свинцовый холод пробирал до костей, небо было светлым, но тусклым. Руки и ноги затекли так, что он чувствовал себя не то марионеткой без кукловода, не то охапкой отсыревших дров. Шэм крепче обхватил себя руками и стал слушать, как по-волчьи завывает его живот. Наконец он просто устал бояться, и это подняло его с места.

Тот день он посвятил исследованиям. На рельсах вдали от берега были видны останки пиратского поезда. Останки самих пиратов, не востребованные подземными жителями, валялись вокруг.

Остров имел периметр мили примерно в две. Склоны у него были несообразно крутыми, повсюду оплетенными плющом и какими-то узловатыми вьюнками, на которых местами висели гроздья плодов или чего-то вроде. Очень осторожно Шэм надкусил один. И тут же выплюнул отвратительную, горько-горькую и одновременно слащаво-сладкую мякоть. Его желудок взвыл. Зато на острове нашлась вода. Тонкой струйкой она сочилась из какого-то водоносного слоя наверху. Шэм припал к ней губами и начал шумно всасывать в себя влагу, не обращая внимания ни на то, что от нее ломило зубы, ни на ее минеральный привкус.

Остров был полон звуков. В зарослях шуршали птицы, трещали какие-то твари, которые замолкали, едва Шэм подходил ближе, и тут же продолжали свою трескотню у него за спиной. Он залез по склону так высоко, как только смог, и оттуда стал глядеть наверх, где, может быть, вздымался пик, пронзающий небеса. Затем он снова спустился на галечный пляж, где берег встречался с древними черными рельсами.

У самого берега лежали обрывки чего-то непонятного. Возможно, если раздобыть палку, то с ее помощью удастся их достать. Вещи, выпавшие из пиратских карманов, разбросанные взрывом обломки. Слишком мелкие для сальважиров, слишком тусклые для птиц — любительниц блестящего.

Мысль об утиле напомнила Шэму о Шроаках. Хотя они, конечно, не сальважиры. Возможно, потому он о них и вспомнил. «Странно, — подумал он, — работает мозг». Он размышлял о Кальдере, о том, как она, такая юная, лишь немного младше его, управляет таким невозможно совершенным поездом. Конечно, она не будет останавливаться ради такого размазни, как он.

Существовало немало слов, чтобы описать, какая она была. Живая, энергичная, напористая, стремительная. Кальдера и Деро, они оба. Они вдвоем забрали себе все эти качества и ничего никому не оставили. Шэм сел на берег. Можно сказать, упал на него, скрестив ноги. Сидел и ковырял кусок дерева. Пальцем.

Должно быть, этих мелких островов, у которых терпят крушение поезда, здесь много. Вон они, уходят за горизонт рельсового моря, а между ними останки разбитых поездов, скорлупки вагонов. Разорванный в клочья «Тарралеш» просто последний по времени. Но сальважиры забираются и на самые края карты, где обчищают худшие, или, наоборот, лучшие руины. Однако ни на что не годного барахла тут тоже хватает.

Шэм опустил голову. И понял, что бессознательно пытается вырезать из куска старого дерева нечто похожее на лицо.

Соседний остров был ниже, зеленее, площе, чем его собственный. Его укрывали деревья. Возможно, на них росли плоды. Шэм облизнулся. От его пляжа до того берега мили, наверное, две, если идти по рельсам. Промежутки между которыми заполняет шумливая, бурная земля. И жизнь. Животная жизнь. Шэм вздрогнул.

Каменные хребты дальних островов уходили к горизонту, на каждом росла трава и шумели птицы. Кривые клыки камней высовывались между рельсами специально для того, чтобы об них спотыкались железнодорожники. Шэм разглядывал останки грузов, которые вывалились когда-то из трюмов, и частью мумифицировались, частью сгнили; проржавевшую ручную тележку; кучку частей сгнившего локомотива; расколотый служебный вагон.

Его желудок урчал нетерпеливым маленьким зверьком. «Ну, что ты от меня хочешь?» — спросил он, стараясь не поддаваться панике. Группа птиц спикировала на него сверху, и ему вдруг показалось, что он видит во главе них Дэйби, которая летит, чтобы ласково коснуться его лица. Но это была не она. Это была чайка, незнакомый злобный гуаномет.

Соседний остров так и манил его. «Я ведь уже не маленький, — думал он. — Пора мне перестать верить всему на слово». Большая птица каркнула в такт его мыслям, и он счел это за одобрение. «Всю мою жизнь я только и слышу о том, что земля опасна. Возможно, это так. Но… — Он не отрывал глаз от изобильного островка за ближайшим проливом. — Но, может быть, это кому-то выгодно, чтобы все верили в это и боялись земли. И не ходили по ней».

Не давая себе больше времени на раздумья, Шэм встал и пошел вперед.

Он выпрямился, расправил плечи и смотрел прямо перед собой. Вот он шагнул с береговой скалы вниз. Переступил через ближайшие рельсы и твердо поставил ногу прямо между рельсами и шпалами. И еще раз.

«Я иду, — думал он. — Я стою прямо на земле». — И он продолжал шагать, переступая через рельс за рельсом. Он засмеялся. Прибавил скорости. Радостно крикнул. Споткнулся. Упал, вытянувшись во весь рост. Стукнулся о шпалы. Земля под ним задрожала.

Ой. Да, земля точно двигалась. Шэм вскочил, он уже не смеялся. Оглянулся на берег, который показался ему вдруг страшно далеким.

А то, что происходило теперь прямо под ним, было уже не дрожью, а настоящим небольшим землетрясением. Вот еще толчок. Он с ужасом наблюдал, как рядом с ним начал расти холм. Что-то двигалось под землей, направляясь прямо к нему. «Эксперимент не удался», — подумал Шэм, повернулся и бросился наутек.

Он бежал, а позади него стонала, гудела и ревела земля. Грязь летела Шэму в спину, пока нечто прогрызало себе путь наверх. Оно догоняло его, клацая зубами.

Шэм взвизгнул и наддал. В два огромных прыжка он достиг своего неприютного, скалистого берега; точнее, почти взлетел на него, подталкиваемый в спину то ли выдохом, то ли воплем своего преследователя, который обжег его, как помесь струи пара и электрического разряда. Он споткнулся, упал, покатился, оглянулся посмотреть.