— Отлично бежал, парень! — крикнул Мбенда. Шэм протянул вперед руки с перепуганными птахами, точно те были оружием. Точно он мог метнуть их яростными дерущимися тельцами в преследователей. И тут же подумал: «Что я делаю?»

В отчаянии он решил подбросить птиц в воздух, пусть их подхватит ветром. Крылышки у них были подрезаны, но, работая ими непрестанно, они все же могли бы пуститься в контролируемый полет и покинуть палубу. По крайней мере, так они избежали бы уготованной им тут смертельной схватки. Но, приземлившись где-нибудь еще, они через секунду станут чьим-то обедом. Он замешкался.

Нет, без подзатыльника-другого дело не обойдется, подумал он, да и Заро с Бранком уже наседали. Но когда могучая длань торжествующего Бранка уже поднялась для хорошей оплеухи, из гнезда впередсмотрящего донесся зычный крик. Впереди показалось что-то важное.

На миг все застыли. Затем Мбенда скомандовал:

— По местам! — Команда рассыпалась. Бранк и Заро подождали, пока Шэм нехотя отдал им птиц — выбора у него не было.

— С тобой мы потом еще разберемся, — прошипел Заро.

«Как скажешь», — подумал Шэм. Хорошо, петушки получили хотя бы передышку. Он снова стал медлительным, вся энергия, которая еще недавно заставляла его двигаться столь стремительно, куда-то исчезла. Тяжело переводя дух, Шэм спустился со своей маленькой платформы посмотреть, что видно.

— В чем дело? — спросил Шэм. Тормозной кондуктор Ункус Стоун не обратил на его слова никакого внимания, а Мбенда раздраженно цыкнул в ответ.

Их окружали атоллы величиной с дом. Шерстистые белки следили за «Мидасом» оттуда, где прибрежные деревья спускались с рельсоморью. По ту сторону почти лишенного рельсов участка Шэм увидел цепочку свежих руин. Исковерканный силуэт.

И сам ответил на свой вопрос.

— Крушение.

Короткий, сильно покореженный состав. Локомотив валялся на боку в пыли. Полный сход с рельсов.

— Итак, внимание, — захрипел через интерком вечно печальный голос капитана. — Флагов нет, признаков жизни тоже нет. Сигнала бедствия мы не получали. Ракеты не было. Информации ноль. Протокол вам известен. — На борту кротобоя не было оборудования для сбора утиля. Но не помочь поезду, терпящему бедствие? Любая команда — кроме, конечно, пиратской, — бросит все дела, если представится случай спасти кого-то. Таков закон рельсов. Вздох капитана, который она не позаботилась скрыть, яснее слов говорил о том, что она, хотя и без энтузиазма, но все же покоряется моральному долгу, подкрепленному законодательством. — Готовьтесь. — Шэм догадался, что всякое отклонение от преследования собственной цели, состоящей в том, чтобы пестовать, холить и лелеять свою философию, доставляло ей боль.

Переводники повели «Мидас» к разбитому составу. Собственно, это был даже не состав: один вагон, один локомотив. Он лежал на боку, задрав колеса, словно издохшая корова — копыта.

В бухтах Салайго Месс и Стреггея, его родного дома, курсировали кротобои из разных стран. Шэму доводилось видеть немало транспортных средств любых конфигураций, как живьем, в гавани, так и на всякого рода иллюстрациях. Этот поезд, лежавший перед ним на боку, был ему совершенно незнаком, и не только потому, что его изуродовала катастрофа.

Попасть на разведочную дрезину оказалось куда легче, чем он думал. Все еще на адреналине, не до конца выветрившемся после неудачной миссии по спасению птиц, Шэм сам придумал себе задачу, якобы по поручению Фремло пришел туда, где собиралась высланная в разведку команда, пристроился за Хобом Вуринамом и скоро уже ступил на шаткий пол самоходной тележки. Буркнул что-то насчет первой помощи.

Шоссандер, который остался на главной палубе, поднял бровь, но явно счел ниже своего достоинства жаловаться. «Спасибо Каменноликим, что он такой гордый», — подумал Шэм. Вторая помощница капитана Гансифер Браунолл перегнулась через перила вяло движущейся дрезины и крикнула в громкоговоритель:

— Эй, на борту, есть кто живой? Эгей!

«Да нет там никого живых, — подумал Шэм. — Медицинский факт, — добавил он, еще подумав. — Вид у него такой, как будто на него напал ангел».

У валявшегося на боку локомотива не было трубы — значит, не паровоз. Первый вагон топорщился остатками машины. Она была всмятку. Окна разбиты или заблокированы. Весь вагон опутал жилистый терновник.

Команда притихла. Поскрипывая на ходу, дрезина подъезжала к поезду в нерезком свете. Туча рыжих и цветных дневных летучих мышей снялась с руин при ее приближении. Жалобно пища, мыши сделали над головами людей круг и унеслись к ближайшему островку.

Технически это, конечно, был утиль. Живых на обломках нет? Значит, команда может забирать себе все, что найдет. Но, как ни радовали Шэма следы произошедшей катастрофы, это все же обычный утиль, не более, не менее. Не этого он хотел, не это воспламеняло его воображение, иного жаждала его душа. Слава археосальважира, исследователя таинственных и непонятных древних руин — вот что его манило.

Мелкие зверушки суетились в траве. «Мидас» маячил вдали, команда, высыпав на верхние палубы, наблюдала за тем, как дрезина крадучись подошла к поверженному локомотиву и осторожно ткнулась ему в бок.

— Так, — сказала Браунолл. — Добровольцы. — Все смотрели на нее молча. Поджав татуированные губы, она продолжила: — Зайти можно и отсюда. Никто не просит вас касаться земли. — Все занялись проверкой оружия. — Вуринам, — сказала Браунолл. Боцман вытянулся на носках и снял видавшую виды шляпу. — Теодозо. Торн и Клайми, Ункус Стоун остаются со мной. Остальные в две шеренги становись. И внутрь шагом марш. Обыскать сверху донизу. Все, что есть, и всех, кто есть, тащите сюда. А ты куда? — Это Шэму, который тоже готовился к высадке на руины.

Он продолжал дивиться собственной смелости, столь нехарактерной для него раньше.

— Вы же сказали… нам идти…

— Суурап, кончай валять дурака, — продолжала она с меланхолическим акцентом уроженки внутреннего Клариона. — Думаешь, я не заметила, как ты влез в дрезину? Я все видела. Не знала, что ты такой нахал, парень. Не испытывай мое терпение. Отвали. — Она показала на корму. — И… — Она приложила к губам палец.

Один за другим осторожные исследователи ныряли в окно вагона, превращенное катастрофой в люк.

— Твое счастье, что я не отправила тебя пешком обратно, — сказала Браунолл Шэму. Он прикусил губу. Да нет, она бы так не сделала. Но при мысли о том, как он возвращается к поезду, перепрыгивая с одной пыльной шпалы на другую, стараясь не наступить ногой на страшную землю, у него похолодело в груди.

И он остался. Стоял, переводя взгляд с рельсов на руину и обратно. Йенс Торн пулял заржавленными шурупами в сигнальный механизм неподалеку. Сесили Клайми, Каменноликие знают зачем, проводила замеры координат сложным секстантом. Ункус Стоун напевал себе под нос и резал ножом деревяшку. У него был приятный голос: даже Браунолл не велела ему заткнуться. Стоун пел старинную балладу о девушке, которая упала с рельсов и которую спас подземный принц.

Летучие мыши успокоились. Пара мохнатых кроликов издали наблюдала за людьми, и Шэм нацелил на них свой небольшой аппарат — подарок Воама и Трууза, с ликующим «тадам!» преподнесенный ими подопечному.

— Эгей! — Из горизонтального окна высунулась голова Хоба Вуринама. Он встряхнулся, с его волос полетела пыль.

— Ну, что там? — прокричала Браунолл. — Как ситуация?

— Да никак. — Вуринам сплюнул через край окна. — Пусто. Как будто тыщу лет тут валяется. Локомотив уже весь прочесали. И не раз.

Браунолл кивнула.

— А вагон?

— Я как раз насчет него, — сказал Вуринам. — Помнишь, ты велела Шэму Суурапу сидеть на приколе? — Вуринам хмыкнул. — Так вот, может, придется и передумать.

Шэм пробирался через комнату боком. Ее пол был когда-то стеной. В тесноте он пролез мимо товарищей.

— Видишь, в чем проблема? — сказал Вуринам. В конце комнаты, под нынешним потолком, была дверь, приоткрытая на несколько дюймов. — Ее заклинило, — объяснил Вуринам, — а мы все чуток крупноваты.