Ангел изрыгал жирный черный дым. Шэм услышал вопли, увидел знакомые силуэты людей, рассевшихся на ангельском хвосте. Бенайтли и Мбенда, Сирокко-сальважирка и доктор Фремло, и, наконец, Вуринам, чей плащ развевался победно, несмотря на зиявшие в нем прорехи. Вся команда Шэма ехала к нему, сидя верхом на заднице пятящегося ангела.

Шэм громко закричал, приветствуя их. Бенайтли пальнул в воздух, и дикие боссы бросились наутек. Все, кроме огромного контролера. Тем временем заклепки в хвосте ангела уткнулись в пистоны конца пути, и он остановился.

— Нет! — рявкнул контролер. Это слово с годами не изменилось. — Нет! Нет! Прочь отсюда! Прочь! — и с неожиданным для такого гиганта проворством он вдруг ухватил ближайшего к нему пленника. Им оказалась Кальдера. Увидев это, Шэм быстрее мысли бросился вперед и толкнул контролера.

Он был ничто, сущий щенок по сравнению с этим гигантом. Чудо, что ему удалось его хотя бы пошатнуть. Возможно, что при иных обстоятельствах у него ничего бы и не вышло. Но контролер как раз стоял на самом краю причала. И, когда Шэм с разбегу врезался в него, тот взмахнул руками, покачнулся, сделал шаг в пустоту и с ревом обрушился в волны.

Но он упал не просто так. Падая, он пытался зацепиться за что попало.

Попал Шэм. Шэм упал вместе с ним с причала. Так же вместе они ушли под воду.

Итак, позвольте вас поблагодарить, дорогой читатель. Вы ведь уже почувствовали?

Наш состав замедляет ход.

Скоро он завершит свой путь, придя в пункт назначения.

Автор поневоле чувствует отчаяние, понимая, сколь многого не успел сказать. Даже упомянуть. Читатель, возможно, уже прослышал о северных и восточных отрезках пути за пределами Манихики, вне досягаемости их военных составов, где пасутся табуны диких лошадей, так хорошо приспособившиеся жить на рельсах и шпалах, не касаясь копытами земли между ними, что это уже вошло в их плоть и кровь, стало второй натурой. Даже новорожденный жеребенок, едва становясь на еще неокрепшие ножки, ни за что не позволит незатвердевшему копытцу соскользнуть со спасительных шпал на предательскую землю. Вот почему в тех богатых травами краях рельсоходы пользуются путями по очереди с лошадьми, которые идут по ним длинными вереницами, поедая сочную траву между рельсов и шпал.

В Амман Суне холодную крепость обслуживают ледяные поезда. Так говорят. Политические разногласия между Деггенлашем и Морнингтоном тоже могли бы не на один час послужить читателю развлечением. По сравнению с ними жалкое, изолированное существование поколений запуганных и уставших от монотонности жизни самопровозглашенных боссов в городе у конца путей не представляет ровным счетом ничего поучительного и интересного. Хотя, если вдуматься, то из жалкого положения сребролюбивых контролеров тоже можно извлечь кое-какой урок.

Итак, автор продолжает свой рассказ. Будь у штурвала этой истории кто-то из читателей, то, даже начав и кончив в одном месте с автором, он все равно описал бы иную кривую. Возникла бы совсем иная история. Но ничего не попишешь. Если читатель возьмет на себя труд пересказать нашу историю кому-то еще, то сможет, если пожелает, отклониться от заданного маршрута. А пока счастливого всем пути и спасибо за внимание.

Что вы говорите — Шэм?

А Шэм ничего, он тонет.

Вода была как слезы на вкус. Так думал Шэм, погружаясь. Здешняя вода совсем не походила на воду прудов и ручьев рельсоморья: она была соленой.

О, берегись, вечные слезы.

Он пытался сопротивляться своему медленному погружению. Напрасно. Он ничего не видел и не мог освободить ни рук, ни ног. И ничего не слышал, только кровь стучала у него в ушах.

Где-то под собой, в ледяной темноте — а вода действительно была очень холодной — он чувствовал какое-то волнение: это контролер барахтался, молотя руками и ногами. «Надеюсь, я не окажусь прямо на нем, — думал Шэм. — Не хотелось бы мне, чтобы так все…»

Вот так все.

«Я видел край света», — подумал Шэм и перестал двигаться, и выдохнул череду пузырьков, и закрыл глаза, и продолжал тонуть.

Как вдруг перестал.

Что-то больно дернуло его за веревки, связывавшие его руки. Сменилось направление давления. Он снова поднимался, вопреки законам притяжения он плыл снизу вверх, удаляясь от огромного тела человека, последние конвульсивные движения которого он еще чувствовал под собой.

И снова на воздух, отплевываясь, рыгая, бешено втягивая кислород. Его вытащила капитан. Своей железной рукой. За другой конец веревки, которая еще обвивала ее талию, держалась вся команда, точно при игре в перетягивание каната. Бенайтли, стоявший последним, напрягся и держал вес. Капитан прыгнула сразу за Шэмом, металлическая рука тянула ее вниз.

Напхи схватила мокрого соленого Шэма за пояс и бросила на причал. Где к нему подбежала Кальдера, схватила его за грудки, помогла выбраться на сушу и стала хлестать по щекам и кричать:

— Шэм, Шэм!

Где Дэйби закружила над ним, норовя лизнуть его в лицо. Где он долго лежал на бетонном полу, кашлял, отрыгивал соленую воду и со свистом переводил дух, а Шроаки, и Вуринам, и Фремло, и Сирокко, и все остальные радостно ему аплодировали.

— Ну, что? — сказал Шэм. — Передумали?

Команда кротобоя «Мидас», превратившаяся в ездоков на задних частях небесных покойников, развела костер там, где кончались пути. Там они сидели, пели песни и ели, и рассказывали друг другу истории.

Там, куда не доставал свет их костра, стояла темная ночь. Не раз и не два они слышали какое-то копошение вокруг: это ходили люди, стараясь, чтобы их не услышали. Команда выставила дозорных, но никто особо не беспокоился.

— Пока последнего по времени главного контролера доедают рыбы, — сказал Фремло, — остальным членам комитета понадобится немного времени, чтобы прочухаться, верно я говорю?

Шэм согласно кивнул мокрой головой. Только теперь, когда его волосы пропитались водой и отяжелели, он понял, насколько они отросли.

— Я думал, — сказал он Сирокко, — что вы уже едете обратно. — И закутался в полотенце.

— Знаешь, что там произошло? — сказала она. — Страннейшая штука. Сижу я, значит, ангела на части разбираю. Вытащила из него то, и се, и еще много разной требухи, как вдруг мне приходит в голову, что если в одном месте чуток подтянуть, да в другом кое-чего заменить, то можно попробовать завести его снова. Это и есть самое интересное в утиле: с ним никогда не знаешь, что будет. Вот так-то. Короче, помучились мы с ним еще немножко, но все же завели. И стали думать, как бы нам прицепить его к кротобою так, чтобы вытащить его в рельсоморье — кротобой задним ходом впереди, а ангел за ним, передом. Как вдруг кто-то говорит, не помню уже, кто…

— Ты сама и сказала, — вмешался Бенайтли.

— Не помню, — продолжала Сирокко. — В общем, кто-то предложил, а не взглянуть ли нам одним глазком, как там на мосту эти четверо. Проголосовали единогласно. Стали пятиться по мосту, через тоннель, вдруг слышим — шум. Приехали. — И она отряхнула руки, словно говоря: «Сделал дело — гуляй смело».

«Приехали, — мысленно повторил за ней Шэм. — Вот уж действительно, приехали так приехали».

— Завтра, — сказал Сирокко, — едем дальше. Назад. Точнее, вперед, — назад к рельсоморью. Можем и вас захватить. — Она опустила в костер палочку и стала поджаривать себе ужин. Шэм откусил от своего. Поглядел на Шроаков, по которым метались тени от пламени. Кальдера ответила ему взглядом. — Только вы не поедете, — сказала Сирокко. — Назад, в смысле. — Она улыбнулась.

— Отвезете от меня весточку? — спросил Шэм. — Моим домашним?

— Конечно, — ответила Сирокко. — А что ты теперь задумал?

Шэм уставился в огонь.

На рельсах мало что поменяется в ближайшее время. Ангелы так и будут патрулировать пути, следуя давно запрограммированными маршрутами. Оставшиеся истребители будут покидать давно мертвую штаб-квартиру, делать разведочный круг и возвращаться, и так хоть до конца вселенной. Долг рельсоходов перед ископаемой компанией будет увеличиваться, обрастая бессмысленными процентами, с каждым годом делая итоговую сумму все более и более невозможной.