— А конкретнее? — поинтересовался Трубецкой-Ивушкин. — Количество, сроки, виды вооружений?

— Переговоры ещё даже не начаты. Вы же знаете, что любой политический вопрос в Италии быстро становится достоянием гласности и предлогом для скандалов. Поставлена задача сначала все полностью подготовить со всех возможных точек зрения, включая финансовые морковки для итальянцев, что заставят их заинтересоваться этой сделкой, а потом уже выходить на итальянское правительство с целью молниеносного совершения сделки. В идеале сделать это после серьезного шпионского скандала в Европе, когда будут разоблачены советские шпионы, или еще какого-нибудь обострения в Холодной войне, чтобы итальянцы посчитали эту сделку особенно выгодной для их безопасности. Но если такого предлога не найдется, то сделку все равно запустят. Планируется, что до конца года авиабаза в Авиано уже будет передана под управление американской армии.

— Понятно… Спасибо, Карл, — сказал Трубецкой-Ивушкин. Пообщавшись немного на профильные для его агента темы, он попрощался с ним. Других сенсаций у Карла сегодня для него не нашлось. Хоть и встречаются они каждый раз подальше от тех мест, где Фостера может случайно увидеть кто-то из знакомых, но удачу лучше не дразнить.

М-да… Карл не так и давно был завербован, поэтому просто не понял, насколько важен этот вопрос для СССР. Узнал такую ценную информацию по Италии, но не назначил ему встречу, чтобы передать ее… А следующая их плановая встреча должна была состояться только через два месяца. Возможно, к тому времени уже было бы поздно пытаться сорвать планируемую американцами ядерную сделку. Удачно вышло, что в Центре что-то сами смогли узнать. Теперь и он будет причастен к такой ценной информации, пусть уже и на стадии ее подтверждения. Это тоже важно для карьеры разведчика…

Москва. Один из ресторанов при гостинице «Россия».

Дождавшись, пока Захаров выяснит, какой факультет МГИМО заканчивает дочь Кладневича, Стельмухов попросил о встрече своего знакомого Чебакова Юрия Борисовича, заместителя министра иностранных дел. Их связывали старые взаимовыгодные отношения. И узнав, что у Стельмухова есть к нему дело, Чебаков сразу согласился выделить минут сорок для встречи.

— Юрий Борисович, — поднялся ему навстречу Стельмухов. — Рад, что сумел вырваться и найти для меня время.

— Что ты, Андрей Романович, для тебя всегда найду, — ответил тот, пожимая протянутую руку.

Подошёл официант и они сделали заказ.

— Не буду тянуть кота за хвост, — начал Стельмухов. — Дочь одного начальника из Управления делами Совета Министров заканчивает в этом году МГИМО. Мне очень надо сделать ей такое предложение, от которого она не сможет отказаться.

— А какой факультет, известно? — уточнил замминистра, дождавшись, пока официант расставит тарелки на столе и удалится.

— Международные отношения.

— Отлично. Как она посмотрит на работу в нашем посольстве в США?

— Вашингтон? — удивился Стельмухов. — А это реально?

— Андрей Романович, всё реально, — подмигнул ему Чебаков. — Я добро помню. Как фамилия нашей студентки?

— Спасибо, Юрий Борисович, — искренне поблагодарил Стельмухов. — Я ещё позвоню… Мне нужно было вначале узнать про принципиальную возможность. А по конкретике сначала надо переговорить с ее отцом и прийти к полному взаимопониманию…

— Понимаю, — кивнул замминистра, лукаво улыбнувшись.

Они в прекрасном расположении духа пообедали, обсудили новости и общих знакомых. И попрощались на вполне дружеской ноте.

Москва.

Поскольку до лекции от общества «Знание» оставалось ещё слишком много времени, решил провести его в спецхране. Поработал там очень продуктивно. Мой уровень компетенции в различных технических новинках современности по мере постоянной работы в спецхране постоянно повышался, как и уровень технического английского. Так что перерабатывал все больше информации за каждый час, проведенный в спецхране…

После спецхрана поехал сразу на лекцию. Сегодня меня Ионов отправил на Завод алюминиевых сплавов. Приехал, как положено, минут за пятнадцать, позвонил из проходной секретарю парткома Романовскому. Вышел за мной высокий, крепкий мужчина лет пятидесяти, с короткой стрижкой и явно военной выправкой.

— Приятно познакомиться, Иван Тимофеевич, — приветливо улыбнулся я, несмотря на промелькнувший скепсис в его глазах, и пожал протянутую руку.

— Ну что ж, пройдёмте, — кивнул он в сторону турникетов, один из которых нам заблаговременно разблокировала охрана.

Строгий какой мужик, — подумалось мне. — И я, похоже, не произвёл на него впечатления. Ну, ничего не поделаешь… Надеюсь, послушает мою лекцию, и изменит свое мнение обо мне.

Он привёл меня в актовый зал, где уже собирались на лекцию другие суровые мужики. Коллектив тут был серьёзный. Но и тема лекции у меня сегодня была интересная, по международным отношениям. Так что я совершенно спокойно начал читать обязательную часть, надеясь вскоре перейти к более живой форме общения с людьми.

Но тут завыла сирена. Громко так, о том, чтобы продолжать лекцию, не могло быть и речи, меня на первых рядах-то не было слышно.

— Пожарная тревога! — немедленно заорал Романовский, стараясь перекричать сирену. — Все на выход!

Народ вполне организовано, без давки, начал покидать зал через два выхода, находящихся друг напротив друга. Подхватил свой портфель, что стоял внутри трибуны, и последовал за Романовским. А он начал открывать вторую створку двери ближайшего к нам выхода. Принялся ему помогать.

— Давай, на выход со всеми! — зыркнул он на меня.

— Да успеем, Иван Тимофеевич, — ответил я. — Дыма даже нет. Чуть гарью пахнет и всё…

Несколько мужчин прошли по коридору мимо нас.

— На чердаке что-то, похоже, — сказал один из них.

Наконец, вторая створка двери, сто лет не открывавшаяся, поддалась и народ стал покидать зал гораздо активнее. Пристроился за Романовским и шёл за ним следом. А он спускался по лестнице, прижимаясь к стене и пропуская людей вперёд. Сначала подумал, что он хочет, как капитан тонущего корабля, последним выйти из здания, но потом обратил внимание, что он прихрамывает.

Мы спустились всего на один пролёт. Вдруг он чуть не потерял равновесие, едва устоял, схватившись за подоконник.

— Что с вами, Иван Тимофеевич? — подскочил я к нему. Первая мысль у меня была, что он астматик и у него приступ начался…

— Нога…

— Что? Подвернули?

— Сломалась.

Вот же чёрт! Как он умудрился на ровном месте ногу сломать? — думал я, перекидывая его руку себе на плечи и подхватывая его.

— Потерпите, Иван Тимофеевич, — пытался я успокоить его. — Давайте к выходу. Главное, не наступайте на больную ногу.

— Да подожди, — отстранился он от меня и поднял с пола деревянную имитацию стопы в обычном ботинке.

— Вы на протезе⁈ — удивлённо воскликнул я. — Вот не вовремя же сломался…

— Да ладно, — рассмеялся он. — Не вовремя — это когда из автобуса выходишь, а ноги нет. Чертова шпилька иногда совсем неожиданно выскакивает…

— А я уж думал, правда, ногу сломал! — тоже начал смеяться я, вместе с ним, перекидывая его руку обратно себе на плечи. — Ну, думаю, сейчас наступать на больную ногу начнёт, смещение заработает или, вообще, от болевого шока вырубится!

Так мы с ним и вышли в обнимку самыми последними. Присев на ступеньку, он быстро собрал свой протез и отвёл людей подальше от здания. Ничего опасного с нашей стороны видно не было. С противоположной стороны здания было немного серого дыма.

Подъехала пожарная машина и пожарные занялись изучением обстановки.

А мы так и стояли большой толпой, пока заскучавшие рабочие не предложили мне встать на бетонный цветник и продолжить лекцию. Вопросов, как выяснилось, у людей было много. Говорил как можно громче, на улице слышно хуже, но и народ, кому было интересно, имел возможность подойти ко мне поближе.