Я опускаю подбородок, киваю, давая ей ответ, которого она хочет.

Но я так не думаю.

Я знаю, что убил маму.

Она села в тюрьму из-за меня. Из-за того, что я сделал с ним в тот день.

Это я должен был сидеть в тюрьме.

Я должен был умереть.

Вжимаю пальцы в ладони. Они скользкие.

Я смотрю вниз. Из них сочится кровь. Из порезов от стекла.

Оглядываюсь вокруг. Я разгромил мастерскую. Разбил все, над чем трудилась бабушка.

— П-прости. Я все с-сломал.

— Тебе не за что извиняться. Это всего лишь стекло. — Она берет меня за подбородок и поднимает мне голову, чтобы видеть мои глаза. — Все это можно заменить.

Но маму заменить нельзя.

Я больше никогда ее не увижу.

И мне некого винить, кроме себя.

По моей щеке катится слеза.

Я вижу, как блестят бабушкины глаза, и что-то глубоко внутри меня ломается.

Бабушка никогда не плачет. Никогда.

Я заставил ее плакать.

Потому что убил ее единственного ребенка.

Должно быть, она меня ненавидит.

Я сам себя ненавижу.

— Прекрати эти мысли сейчас же, Ривер, — твердо произносит она, словно может заглянуть мне в голову. — Я тебя не виню. И совершенно точно не ненавижу. Я люблю тебя.

Но я не чувствую себя достойным ее любви.

Потому что я не достоин ничьей любви.

Внутри меня нет ничего хорошего.

Только чернота и сломанные части, которые никогда не восстановятся.

Кэрри

Судя по часам на приборной панели грузовика Ривера, сейчас половина второго ночи, мы возвращаемся из ветеринарной клиники, и «Only You» Селены Гомес тихо играет по радио.

Бадди (в пер. с англ. «приятель») — так я назвала пса, потому что имя понадобилось для регистрации у ветеринара, — сидит у меня на коленях и выглядит гораздо лучше, чем когда я его туда увозила. Ветеринар попросил медсестру помыть его, прежде чем заняться блохами. Он сказал, что, похоже, у него их нет, но лучше провести курс лечения. Судя по всему, лечение избавит его от блох на месяц, а затем курс нужно повторить. Он также сделал ему укол, который пса не слишком обрадовал. Не могу его винить.

Ветеринар заверил меня, что, не считая небольшой потери веса, Бадди в полном порядке.

В клинике я купила немного собачьего корма, а также кучу других вещей, которые понадобятся Бадди.

Итак, теперь у меня официально есть собака.

И он самый симпатичный пес на свете.

Я всегда думала, что было бы неплохо завести собаку. Но не могла, пока росла в приемных семьях. А Нил ненавидит собак.

Я счастлива оттого, что могу дать это своему ребенку. Дом и собаку.

Кажется, что может быть проще? Но иногда самые простые вещи имеют наибольшее значение.

Ривер тянется к радио и выключает его. Я наслаждалась песней, но не стала ничего говорить.

Пока находилась в клинике с Бадди, все это время Ривер ждал меня. Выйдя из смотровой, я с удивлением увидела, что он сидит там.

Мы не договаривались о том, что он отвезет меня обратно домой, решив, что и так доставила ему немало неудобств, заставив поехать в клинику.

И тут я понимаю, что даже не поблагодарила его.

— Спасибо, что подвез к ветеринару, дождался нас и отвез домой.

— Ну, я же не мог просто оставить тебя там, — ворчит он.

«Да, мог». Но я не указываю на это.

Молчание, а затем:

— Значит, ты оставляешь шавку.

— Не называй его так, — хмурюсь я. — Его зовут Бадди. И, конечно, я его оставляю.

— Ты идиотка.

— Что? — Я в ужасе смотрю на него. — Я идиотка, потому что оставляю безобидного песика, которому негде жить? Ну, если это определение для идиотки, то я с радостью ей буду.

Он смотрит на меня, подняв одну нахмуренную бровь.

— Ты идиотка потому, что заплатила столько за все дерьмо, что купила для шавки, — медленно произносит он. — Ты могла бы купить то же самое дерьмо в супермаркете за полцены.

— Ох. Ну, супермаркет сейчас не работает, а ему нужны были эти вещи.

— Ему нужно пальто? Прямо сейчас? — Он бросает взгляд на мои ноги, где среди прочих вещей Бадди лежит пальто.

— Да. Он может замерзнуть.

Он смотрит на датчик температуры в машине, потом на меня.

Сейчас восемнадцать градусов.

— Хорошо. Сейчас ему не холодно. Но в какой-то момент может стать.

— У него шерсть, Рыжая. Для этого она и предназначена. И ты понимаешь, что живешь в Техасе?

— Ладно, пусть пальто ему и не нужно, но оно милое. — Оно бледно-голубое, в рисунок из маленьких косточек. — В любом случае, всегда хорошо иметь вещи на всякий случай. Если я буду его выгуливать и пойдет дождь. В Техасе идут дожди.

— В пальто из флиса.

«Блин. Он прав».

— Флис не промокает. — «Вроде. Ладно, вовсе нет».

— Конечно, нет.

Я почти слышу, как он закатывает глаза.

Умник.

Я отказываюсь признать его правоту, поэтому прикусываю губу и молчу.

Но Ривер — нет.

— Я никогда не говорил тебе своего имени. — Его голос звучит низко и тихо.

— Что?

— В саду ты назвала меня Ривером. Я никогда не говорил тебе, как меня зовут.

«Нет, не говорил. Ты был слишком занят, игнорируя меня и осыпая грубостями, чтобы поделиться о себе этой информацией».

Но, опять же, я не озвучиваю свои мысли.

И хотя я не сделала ничего плохого, чувствую себя так, будто меня поймали с рукой в банке с печеньем, — мое лицо вспыхивает. Я смотрю на Бадди и глажу его мягкую шерстку.

— Я работаю в городской закусочной «У Сэди». Тамошний повар, Гай, услышал, что я живу по соседству с тобой, и мимоходом упомянул твое имя. Вот откуда я его знаю.

— Мимоходом. Конечно, — он невесело смеется.

— Это проблема? Что я знаю твое имя?

Он не отвечает.

И это меня раздражает.

Но я позволяю раздражению испариться. Не хочу вступать в спор с этим парнем в час тридцать ночи.

Он подъезжает к моему дому и выключает двигатель. Это меня удивляет. Я ожидала, что он припаркуется на своей подъездной дорожке, а я пойду пешком.

— Еще раз спасибо, что подвез, — говорю я. — Прости, что задержала тебя допоздна.

Он пожимает плечами.

Я воспринимаю это как намек, чтобы уйти.

Держа Бадди, открываю пассажирскую дверь и вылезаю из грузовика. Уже собираюсь повернуться, чтобы забрать вещи Бадди с пола грузовика, когда Ривер возникает из ниоткуда. Я даже не заметила, как он вылез из грузовика. Он берет вещи Бадди и захлопывает пассажирскую дверцу.

— Я помогу, — хрипло говорит он.

— Спасибо, — шепчу я.

Я иду к своей входной двери, Ривер тащится следом.

Честно говоря, я не понимаю этого парня. Он ведет себя как придурок. И все же в полночь везет меня в город к ветеринару и ждет там больше часа. Потом отвозит домой. Паркуется возле моего дома. А теперь помогает нести вещи Бадди.

Мудаки так не поступают.

Может, Ривер не такой полный мудак, каким кажется.

Достав ключ, отпираю входную дверь и захожу внутрь. Я оставила свет включенным, чтобы по возвращении домой не было темно.

Я очень не люблю заходить в темную комнату.

Бадди у меня в руках слегка извивается, и я опускаю его на пол.

— Добро пожаловать в новый дом, Бадди. — Я наблюдаю, как он ходит, исследуя гостиную.

Когда поворачиваюсь к Риверу, тот заполняет собой дверной проем и наблюдает за мной. Темные брови нахмурены, скрывая то, что отражается в его глазах.

— Куда ты хочешь, чтобы я положил это барахло? — Он поднимает вещи Бадди.

Я не обращаю внимания на слово «барахло» и говорю:

— На кофейный столик было бы неплохо, спасибо.

Я закрываю дверь, пока Ривер выкладывает вещи Бадди на столик.

В моей маленькой гостиной он выглядит огромным.

Положив вещи на стол, он молча смотрит на камин. Затем резко поворачивается.

— Ты беременна? — Его взгляд падает на мой плоский живот.