Я видела в нём решительность. И тревогу. Боялся, что не поверю? У него был шанс убить меня, но он этого не сделал. У него был шанс дать мне умереть, но он и этого не сделал, раскрыв себя. Да, я ему обязана. И принять его заявление как единственную правду — это малое, что я могла сделать в качестве своих извинений. Даже в текущем состоянии мне не пришлось бы по нраву, если бы меня подозревали в убийстве.

— Хорошо, — сказала одно слово, и черты его лица заметно расслабились, но тревожные всполохи еще не затихли.

— Это все, что ты хотела узнать? Не я ли случайно убил семью Айзинга? — он нервно хохотнул, но радости не наблюдалось. — И правильно ли я понимаю, что сам Айзинг учесть своей семьи не разделил? — неожиданно мелькнула надежда, но вполне ожидаемо с его словами и настроем.

— Айзинг жив. Был по крайней мере. Что с ним будет, одному ангелу известно.

— Правильно говорить «богу», — Йен снисходительно улыбнулся, потянувшись за тортом.

Не стала пояснять, что в данном случае ошибки нет.

— Расскажи мне о пожирателях.

Йен замер с ложкой у рта.

— Что именно?

— Всё. Сам знаешь, о них мало кто знает всю правду.

— Но… — Он проглотил взятый кусочек десерта. — Я и сам не знаю никого из пожирателей. Я не в счет. Я себя к ним не отношу. — Йен одарил меня извиняющийся улыбкой, а в ауре отразилось сожаление и отвращение.

— Это же наследственное? — спросила первое, что пришло в голову.

— Если ты о том, кто в моей семье пожиратель, то это отец, но я его никогда не видел. Мать разошлась с ним, когда была беременна мной. Потом она порывалась избавиться и от меня, но не сделала этого.

— Когда ты узнал, к какому виду относишься?

Йен задумался. Огорчение и досада сопровождали его мысли.

— В общем-то, мать вбивала мне это с ранних лет. Но на деле я это понял лет в семнадцать, когда попытался поцеловаться с соседской девчонкой. — Он потер шею, словно та затекла, пряча свою боль и огорчение. — С ней все обошлось, но мать меня после такого сослала в деревню к деду. Тот меня учил контролировать и управлять своими способностями. И больше от меня никто не пострадал.

— Ты не поглощал чужие эмоции?

— Нет! — выпалил Йен. — Для меня это наркотик, а я потомственный наркоман. Так что, съем хоть немного и ни о чем не смогу думать, только о следующей дозе, — он заметно смутился. — Ну, ты поняла.

Я слегка качнула головой, соглашаясь. Это соответствовало тому, что я уже слышала.

— Теперь я. — Он улыбнулся, окрашиваясь лукавым любопытством. — Как ты стала такой?

— Думаешь, моя история стоит того, что ты рассказал?

— Ты знаешь, что я пожиратель. Это уже больше, чем ты должна знать.

Звучало логично. Я задумалась, с какого места лучше начинать.

— Возвращалась домой. Очень поздно. В подворотне на меня напал пожиратель. С тех пор я такая.

— Как давно? — он не был удивлен моими словами. Сожаление и сочувствие странным образом пересекались вокруг него, а затем вспышки гнева и неудовольствия разрушили необычный узор.

— Почти два года назад. Где ты был в это время?

— Что? — Йен нахмурился. — Я же…

— Пошутила, — бесцветным голосом остановила его, но он не оценил, видимо, слишком близко к сердцу воспринял нападение своего сородича на меня.

Нет, это точно не Йен. Думаю, что если бы передо мной появился тот самый пожиратель, я узнала бы его на уровне инстинктов.

— Обычно никто не выживает, — тихо произнёс Йен то, что и так всем известно.

— Случайный прохожий спугнул его. Повезло. — Я неопределенно пожала плечами. Что еще можно было добавить?

По взгляду Йена и по появившемуся в его ауре сомнению можно было сказать, что он того же мнения — удача ли это?

— Значит, что-то осталось?

— Что-то, совсем немного.

— И как это? — Он описал свободной кистью в воздухе несколько кругов.

Что он хотел этим сказать? Каковы мои ощущения после такой ампутации?

— Нормально. Спокойно. Меня хотят убить, а я думаю, как избавиться от этого внимания к своей персоне. Хочу вернуться к более-менее спокойному режиму и думать лишь об ангелах из народа.

— Они последнее время притихли, — отметил Йен.

— Но это не значит, что стоит забывать про бдительность. Один раз расслабишься и потом будешь ходить в лучшем случае в синяках, а в худшем — сломают пару ребер и руки.

— Слышал я эти истории. Ты не попадала в такие?

— Бывало.

Его это напугало. Но, не врать же мне. Я давно хожу по улицам этого города. И как бы не старалась сделать свою работу незаметно, кто-нибудь да заметит.

— После прошлого Нового года. Увязались за мной прямо из торгового комплекса, где был разрешен сбор. Больше после праздников и в тот комплекс на сбор не хожу.

— Они тебя избили? — не борясь со вспышкой злобы, Йен спросил таким тоном, будто из-под земли их найдет и осушит, несмотря на заявленное ранее.

— Немного попинали. Им быстро надоело это дело из-за того, что я не проявляю нужные им эмоции.

— Вот уроды!

Злобы Йена я не понимала. Для меня это было давно, и физическая боль, полученная тогда, уже стерлась из моей памяти вместе с синяками.

— Когда уже примут меры против них? — спросил он в воздух.

— Если они есть, значит кому-то для чего-то нужны, — спокойно ответила ему.

Йен задумчиво посмотрел на меня, словно примеряя данное утверждение. Он ничего не сказал, но возражать или соглашаться не спешил. А бессильное недовольство в его ауре говорило, о том, что Йен непримирим с установленными порядками.

— Уже поздно, — сказала, подумав, что пора выпроваживать гостя.

Больше я ничего от него дельного не узнаю. А быть рядом с его яркими эмоциями (и все они не из положительных) физически неприятно.

— Все? Получила, что хотела — историю и тортик, — он нагло улыбнулся, теряя остатки негатива. — Использовала меня, а теперь выпроваживаешь ни с чем?

— Я ответила на твои вопросы, — напомнила ему, но это не то что он считал равноценным обменом. Видимо, вся загвоздка в торте. — Можешь забрать его с собой, — предложила вслух.

— Кого?

— Торт.

— А если бы я пришел с цветами, ты бы меня отправила домой с ними?

— И что же ты ждешь за свой знак внимания?

Йен оставил ложку на блюдечке, затем встал, приблизившись ко мне, опустился на колени, так что его глаза были почти вровень с моими. Его руки уперлись в матрас, заставляя тот прогнуться.

— Хм… может внимание? — Его глаза, искрящиеся любопытством и желанием, были так близко, как в тот раз, в машине, но совсем по-другому.

Йен потянулся, не дожидаясь ответа, к моим губам. Едва коснулся их, а меня словно током ударило. Руки непроизвольно дернулись, выплескивая чай прямо на его толстовку.

— Ой, — глупо выдала, глядя на тщетную попытку парня отряхнуться.

Фыркнул кот, но я не придала этому значения. Молчит, значит ничего страшного не происходит. Я встала, чтобы подать Йену кухонное полотенце. Он молча принял скромную помощь и стал промакивать мокрое пятно.

— Хорошо, что он без сахара и не горячий.

— Я бы предпочел, чтобы его вообще не было, — Он криво улыбнулся и добавил: — Между нами.

— Снимай, лучше просушить на полотенцесушителе.

Он не стал упираться и тут же стянул с себя промокшую насквозь одежду, оставшись полуголым. Затем поднялся на ноги, протягивая мне пострадавшую вещь.

— Разве под низ не надевают футболку?

— С футболкой было бы жарко. А так хоп, и уже почти разделся. — И снова радостное предвкушение заплясало в его ауре.

Я пошла в ванную и повесила сушиться его толстовку.

— И как ты будешь заглаживать свою вину? — спросил Йен, когда я вернулась.

— Вины не чувствую. Заглаживать нечего.

Мой ответ его не устроил, но и не расстроил. Он приблизился вплотную со своей неизменной улыбкой на губах спросил:

— Может, пока сушиться вернемся к тому, на чем нас прервал опрокинутый тобой чай?

— Не думаю. Не хочу иметь дел со студентами. — Стала пытаться обойти его, но это оказалось плохой идеей.